– Но… но…

– Все в порядке, Колин, – поспешно сказала Пенелопа. – Я…

– Нет, не в порядке! – взорвался он. – Я никогда не давал повода думать, что меня хоть в малейшей степени интересует Фелисити.

В дверях на мгновение появилась Фелисити. Она прижала ладонь к губам и тут же исчезла, мудро притворив за собой дверь.

– Конечно, – примирительно сказала Пенелопа, метнув быстрый взгляд на мать, – но Фелисити не замужем и…

– Ты тоже, – указал он.

– Знаю, но я старая дева, а…

– А Фелисити – ребенок, – отрезал Колин. – Боже, да жениться на ней – это все равно что жениться на Гиацинте.

– Не считая того, что это было бы кровосмешением.

Колин одарил ее чрезвычайно суровым взглядом.

– Хорошо, – сказала Пенелопа, только для того чтобы заполнить паузу. – Это было ужасное недоразумение, правда? – Не дождавшись ответа, она умоляюще посмотрела на Колина: – Правда?

– Определенно, – буркнул он.

Она повернулась к матери:

– Мама?

– Пенелопа? – промолвила та не столько вопросительным, сколько недоумевающим тоном, все еще не в состоянии поверить, что Колин выбрал Пенелопу.

Пенелопа постаралась проглотить обиду. Ей следовало бы давно привыкнуть к подобному отношению.

– Мистер Бриджертон сделал мне предложение, – сказала она со всем достоинством, на которое была способна. – Я принимаю его.

– Еще бы тебе не принять его, – фыркнула мать. – Надо быть идиоткой, чтобы отказаться.

– Миссис Федерингтон, – натянуто произнес Колин. – Я хотел бы, чтобы вы обращались с моей будущей женой с большим уважением.

– Колин, в этом нет необходимости, – сказала Пенелопа, положив руку ему на локоть, но ее сердце воспарило. Даже если он не любит ее, она ему небезразлична. Ни один мужчина не стал бы защищать женщину так ожесточенно, не испытывая к ней теплых чувств.

– Нет, есть, – возразил Колин. – Ради Бога, Пенелопа, я прибыл сюда вместе с тобой. Я четко дал понять, что твое присутствие необходимо. Я практически выставил Фелисити из комнаты с ее акварелями. С какой стати кто-то мог подумать, что я хочу жениться на Фелисити?

Миссис Федерингтон несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем заговорить:

– Разумеется, я люблю Пенелопу, но…

– Но вы не знаете ее! – отрубил Колин. – Она очаровательна, умна и обладает замечательным чувством юмора. Разве можно не жениться на такой женщине?

Если бы Пенелопа не держалась за его руку, то растаяла бы, превратившись в лужицу у его ног.

– Спасибо, – прошептала она. Ей было все равно, услышит ли ее мать или даже Колин. Почему-то ей было необходимо произнести это для самой себя.

«Мы представляем собой большее, чем кажется».

Лицо леди Данбери мелькнуло у нее перед глазами, ласковое и чуточку лукавое.

Может, и она, Пенелопа, представляет собой большее, чем это кажется другим. И возможно, Колин – единственный, кто это понял.

Она ощутила прилив любви к нему.

Миссис Федерингтон шагнула к Пенелопе и заключила ее в объятия. Вначале неуверенно, затем ее руки крепче обхватили дочь, и Пенелопа со сдавленным возгласом ответила ей не менее крепким объятием.

– Я действительно люблю тебя, Пенелопа, – сказала миссис Федерингтон, – и очень рада за тебя. – Она отстранилась и утерла слезу, повисшую в уголке глаза. – Конечно, мне будет одиноко без тебя, поскольку я привыкла к мысли, что мы будем стариться вместе, но, полагаю, так лучше для тебя. А для матери это главное.

Пенелопа громко всхлипнула и слепо потянулась к Колину за платком, который он уже вытащил из кармана и держал наготове.

– Наступит день, когда ты это узнаешь на собственном опыте, – сказала миссис Федерингтон, похлопав ее по руке, затем повернулась к Колину: – Мы счастливы приветствовать вас в нашей семье.

Колин кивнул, явно не разделяя ее восторга, но Пенелопа оценила усилие, которое он сделал над собой, учитывая, как он был сердит всего лишь несколько мгновений назад.

Она улыбнулась и сжала его руку, сознавая, что стоит на пороге приключения всей ее жизни.

Глава 15

– А знаешь, – заметила Элоиза спустя три дня после того, как Колин и Пенелопа сделали свое неожиданное объявление, – все-таки жаль, что леди Уистлдаун ушла на покой. Это самое невероятное событие за все годы ее деятельности.

– Для леди Уистлдаун – несомненно, – промолвила Пенелопа, поднеся к губам чайную чашку и не сводя взгляда с настенных часов в семейной гостиной леди Бриджертон. Элоиза обладала исключительным нюхом на чужие секреты, и Пенелопа не решалась смотреть ей в глаза.

Забавно. Она никогда не опасалась, что Элоиза раскроет правду о леди Уистлдаун. Во всяком случае, не слишком опасалась. Но теперь, когда об этом узнал Колин, Пенелопе казалось, что ее тайна витает в воздухе, подобно пылинкам, и только ждет подходящего момента, чтобы сгуститься в облако всеобщего прозрения.

Наверное, Бриджертоны как костяшки домино. Достаточно одному узнать, чтобы рано или поздно узнали все остальные.

– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Элоиза, прервав ее тревожные размышления.

– Если память мне не изменяет, – осторожно сказала Пенелопа, – она однажды написала, что ей придется оставить свое поприще, если я когда-нибудь выйду замуж за Бриджертона.

Элоиза вытаращила глаза.

– Неужели?

– Или что-то в этом роде, – сказала Пенелопа.

– Ты шутишь, – фыркнула Элоиза, небрежно взмахнув рукой. – Она никогда бы не поступила так жестоко.

Пенелопа закашлялась, не слишком надеясь, что сможет положить конец этой теме, сделав вид, что поперхнулась печеньем.

– Нет, правда, – настаивала Элоиза. – Что она написала?

– Честно говоря, я не помню.

– Постарайся вспомнить.

Пенелопа поставила чашку и потянулась за печеньем, выигрывая время. Против обыкновения они пили чай вдвоем. Леди Бриджертон вытащила Колина из дома по какому-то делу, имеющему отношение к предстоящей свадьбе – назначенной через месяц! – а Гиацинта отправилась за покупками вместе с Фелисити, которая, услышав новости, повисла у сестры на шее, визжа от восторга, так что Пенелопа чуть не оглохла. Это было чудесно.

– Ну, – сказала Пенелопа, откусив кусочек печенья, – насколько я помню, там говорилось, что, если я выйду замуж за Бриджертона, это будет означать конец того мира, который она знает, а поскольку новый мир будет для нее совершеннейшей загадкой, ей придется немедленно уйти в отставку.

Секунду Элоиза молча смотрела на нее.

– Ты уверена, что она так и написала?

– Такие вещи не забываются, – заявила Пенелопа.

– Хм… – Элоиза презрительно сморщила нос. – Должна сказать, это просто чудовищно с ее стороны. Теперь мне вдвойне хочется, чтобы она продолжила писать, потому что ей пришлось бы проглотить свою шляпу.

– Может, шляпку?

– Даже если так, это ничего не меняет.

– Ты очень хороший друг, Элоиза, – тихо сказала Пенелопа.

– Знаю, – отозвалась Элоиза со страдальческим вздохом. – Самый лучший.

Пенелопа улыбнулась. Судя по шутливому ответу Элоизы, та не собиралась предаваться эмоциям и воспоминаниям. Тем лучше. Всему свое время и место. Пенелопа знала, что Элоиза разделяет ее чувства, даже если предпочитает шутить и дурачиться в данный момент.

– Хотя, должна признаться, – сказала Элоиза, потянувшись за печеньем, – вы с Колином удивили меня.

– Я сама удивилась ничуть не меньше, – криво усмехнулась Пенелопа.

– Не то чтобы я не была в восторге, – поспешно добавила Элоиза. – Нет другой женщины, которую я предпочла бы иметь в качестве сестры. Помимо тех, конечно, что у меня уже имеются. И если бы я могла вообразить, что есть шанс свести нас вместе, я развила бы бешеную деятельность.

– Знаю, – улыбнулась Пенелопа.

– Что поделать, – небрежно отмахнулась Элоиза, – если я обожаю лезть в чужие дела.

– Что это у тебя на пальцах? – спросила Пенелопа.

– Что? А-а, это? Да так, ничего, – ответила Элоиза, однако сложила руки на коленях.

– Ну-ка, дай посмотреть, – сказала Пенелопа, подавшись вперед. – Похоже на чернила.

– Это и есть чернила.

– Тогда почему ты так и не сказала, когда я спросила?

– Потому что, – огрызнулась Элоиза, – это не твое дело.

Пенелопа отпрянула, пораженная ее резким тоном.

– Извини, пожалуйста, – натянуто произнесла она. – Я не имела понятия, что это такой чувствительный предмет.

– Вовсе нет, – поспешно сказала Элоиза. – Не говори глупостей. Просто я такая неловкая, что не могу не пачкать пальцы, когда пишу. Наверное, мне следует надевать перчатки, но тогда они будут в пятнах и мне придется постоянно их менять. Согласись, было бы глупо тратить все мое содержание – кстати, довольно скромное – на перчатки.

Пенелопа, не моргнув глазом, выслушала это пространное объяснение.

– Что ты пишешь? – спросила она.

– Ничего особенного, – небрежно отозвалась Элоиза. – Всего лишь письма.

Судя по ее отрывистому тону, Элоиза не испытывала особого желания обсуждать этот предмет, но подобная уклончивость была настолько не в ее духе, что Пенелопа не удержалась, чтобы не спросить:

– Кому?

– Письма?

– Да, – ответила Пенелопа, хотя полагала, что это и так очевидно.

– О, никому.

– Так не бывает, если, конечно, ты не ведешь дневник, – возразила Пенелопа с нетерпеливыми нотками в голосе.

Элоиза одарила ее обиженным взглядом.

– Что-то ты сегодня чересчур любопытна.

– Это потому, что ты чересчур уклончива.

– Я пишу Франческе, – сказала Элоиза, презрительно фыркнув.

– К чему тогда вся эта таинственность?

Элоиза скрестила руки на груди.

– Может, мне не нравится, когда меня допрашивают.

Пенелопа опешила. Она не могла припомнить случая, чтобы между ними возникло что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее ссору.