Но сэр Пьеро был неправ в своих предположениях о выборе сына. Когда он в очередной раз увидел, как тот рисует цветок на их балконе со всеми его тычинками, насекомое в мельчайших деталях, вечно спешащих куда-то людей с рыночной площади, еще что-нибудь другое, созданное природой и достойное изображения, он иначе взглянул на будущее сына. Да, основным своим увлечением Леонардо считал живопись, чему всячески способствовало само его внутреннее стремление в соответствующей атмосфере Фьоренцы. И однажды, он, сэр Пьеро, захватив с собой его рисунки, некоторые из которых были сделаны сыном еще в доме деда, отнёс их к лучшему живописцу Тосканы и большому своему приятелю Андреа дель Чони по прозвищу Верроккьо, чья художественная мастерская располагалась на виа Гибеллина. Раньше сэр Пьеро не раз помогал художнику оформлять кое-какие бумаги, и сейчас убедительно просил его сказать, достигнет ли его сын Леонардо, отдавшись рисованию, каких-либо успехов.


– Маэстро, помогите мне, пожалуйста, разрешить тяжкие сомнения.


– Охотно, сэр Пьеро. Всегда к Вашим услугам. О чем идет речь? – участливо спросил тот.


– О моем сыне Леонардо. Посмотрите на эти рисунки. Я хотел бы знать ваше о них суждение. Если у него есть талант – хорошо; если же нет, то Леонардо станет нотариусом. Никогда не думал, что у мальчишки такая страсть к искусству! – говорил между тем сэр Пьеро. – Он, правда, ко всякой всячине любопытен: то изучает насекомых, то растения. Натаскал в дом тьму букашек разных, а латынь забросил. Зато спорить с учителями горазд. А вчера захожу в его комнату и что вижу? Гору рисунков.


– Ну-ка, посмотрим, – Верроккьо надел свои очки, сощурив близорукие глаза, взял рисунки Леонардо и молча их рассматривал, – он левша?


– Да. Но как вы узнали, маэстро? – удивился сэр Пьеро.


– По характеру штриха. – ответил Верроккьо уверенно. -Приводите вашего мальчика когда вам будет удобно, синьор Пьеро, можете прямо сейчас. Он будет жить вместе с остальными учениками. Думаю, из него выйдет толк.


Услышав эти слова, отец принял решение отдать Леонардо в ученики к Андреа. Перед тем, как впервые отвести его к учителю, отец строго спросил:


– Ты уверен, что станешь первым, а не последним?


– Да, – твердо ответил ему Леонардо. С этого момента судьба его была предрешена, и отныне все его помысли будут отданы беззаветному служению Искусству.


ГЛАВА 6

В то время, когда Леонардо впервые оказался во Флоренции, она была одним из культурных центров Европы и могла претендовать на гордое прозвище «вторых Афин». Хотя чума, или черная смерть, и сократила число горожан наполовину, флорентийцы отчаянно сопротивлялись бедам. Это время было для города периодом расцвета искусств. Почти все знатные семейства, во главе с Медичи, покинули строгие средневековые дома и переселились в изящные особняки – палаццо. Они строили церкви, монастыри и богадельни и украшали город фонтанами и памятниками. Леонардо, гуляя по городу, дивился невиданной красоты куполом на городском соборе. Здесь, в церкви Санта Кроче, он восхищался фресками Джотто, написанными почти 100 лет назад, он не мог отвести глаз от фресок Мозаччо в церкви дель Кармине и в церкви Санта Мария Новелла, что рядом с аптекой монахов-доминиканцев, куда наведываться ему строго-настрого запретил отец. Здесь, во Флоренции, Леонардо впервые встретился с людьми высокой культуры. Это окончательно определило выбор его жизненного пути, который вел к Искусству.


Путь этот привел четырнадцатилетнего Леонардо, сопровождаемого сейчас отцом, в художественную мастерскую, или боттегу, Андреа Верроккьо, находившуюся в самом центре города. Над входом в боттегу висела табличка с именем хозяина.


Войдя вовнутрь, их встретил, как показалось мальчику, хмурый и неразговорчивый человек:


– А, вот и вы, синьор Пьеро! Решили, значит, прийти? А это, видать, ваш сын, – указал он головой на Леонардо, прищурив глаза и посмотрев на мальчика с головы до пят.


– Да, синьор Верроккьо, как и договаривались. Принимайте ученика! – сэр Пьеро легким движением руки подтолкнул сына к Верроккьо. Тот оглянулся назад, но отец сказал ему тихо:


– До встречи, Леонардо. Помни данное тобой обещание, – и, изобразив поклон головой в сторону Верроккьо, – Благодарствую! – он повернулся и быстрым шагом покинул мастерскую.


Маэстро Верроккьо был внешне очень похож на обыкновенного лавочника, или скорее пекаря, поскольку был весь перепачкан алебастром. Он имел круглое и пухлое лицо с двойным подбородком, и в его пронзительном, остром взоре и слегка прищуренных глазах был заметен острый и любопытный ум. Он посмотрел Леонардо прямо в глаза, сухо сказав:


– Будешь называть меня Учителем! – а затем, повернувшись, громко позвал кого-то:


– Сандро, покажи новому ученику всё наше хозяйство, а также место, где он может оставить свои вещички!


К ним тотчас подошел молодой человек лет 20-ти, с красивым пробором на голове, идеальная линия которого разделяла его кудрявые черные волосы на две равные части. Его внешность украшал большой, но не портивший его нос, крупные глаза и немного выпиравший вперед тяжелый подбородок. В его внешности чувствовалось что-то благородное, если бы не небольшая сутулость, к которой он, очевидно, был склонен. Он, наспех вытирая промаслянные руки о фартук, протянул одну из них Леонардо:


– Алессандро ди Мариано Филипепи, – представился он с улыбкой, но все зовут меня просто Сандро, или Сандро Боттичелли.


– Боттичелли? – удивился Леонардо, – это ведь «бочонок»?


– Да, «бочонок» – он так искренне засмеялся, – Так прозвали моего старшего братца из-за его округлых форм фигуры. А потом это прозвище досталось всем нам, нас пятеро братьев в семье.


– Я Леонардо из Винчи, – в свою очередь скромно назвал себя мальчик, – а давно ты в этой мастерской, Сандро?


– Нет, недавно. После начальной школы при монастыре Санта Мария Новелла, я поступил учиться ювелирному делу. Это мастерство меня многому научило, но мне больше нравится живопись, которой я учился у прославленного художника Филиппо Липпи, в Прато.


Леонардо покачал головой, имя этого художника было ему незнакомо. А Сандро уже вел его вперед, выполняя поручение Учителя показать мастерскую новому ученику:


– Верроккьо нам не просто Учитель, он нам как отец, – сказал он, – видишь, как много здесь молодых учеников, намного младше тебя? И он обучает их всех скульптуре, ювелирному делу, арифметике, грамоте и живописи. Он искренне считает, что математика является основой науки и искусства. Поэтому не удивляйся, когда неоднократно услышишь из его уст, что «математика – это мать всех наук», а геометрия, как часть математики является «матерью рисунка и отцом всех искусств». Видишь, – Сандро указал кивком головы на стоявшего впереди Учителя, – он и сейчас находится в постоянном поиске, что-то вечно сравнивая, обдумывая, измеряя, придумывая какую-нибудь новую прелесть, которую никто до него еще не находил.


Действительно, Верроккьо никогда не сидел без работы. Он всегда трудился над какой-нибудь статуей или над живописным полотном, быстро переходя от одной работы к другой, лишь бы только не терять формы.


В это время они входили в большое, просторное помещение, совмещавшее в себе торговую лавку, мастерскую и дом хозяина, двери которого были целый день открыты, а внутри царила совершенно особая атмосфера. Мальчики-ученики проводили здесь дни и ночи, становясь одновременно художниками и скульпторами, кузнецами и строителями, столярами и архитекторами.


– Мы живем одной семьей с маэстро, – увлеченно продолжал Сандро, – вместе едим вон за тем длинным столом, спим мы в том помещении, – он указал пальцем направо. – Мы здесь одна семья, одно братство, как говорит Учитель. Мы сами распределяем между собой обязанности – убираем боттегу, делаем покупки, ну и, конечно, готовим штукатурку и растираем краски. А те, что поискуснее, делают росписи какой-нибудь фигуры, всегда в строгом соответствии с эскизом на картоне самого маэстро. Запомни это – Учитель требует подчинения и никакой выдумки от себя! А еще он ценит доверие! Вон в той сумке, – он показал на серый мешочек, привязанный веревкой к потолочной балке, лежат деньги. Любой из нас может брать оттуда столько, сколько нужно для покупки продуктов с базара.


Они вместе вошли в первое помещение с очень высоким потолком. Здесь с одной стороны стояли кузнечный горн, мехи и наковальня для обработки молотом металла, а с другой – огромные подмостки для ваяния величественных статуй. В других, еще более просторных помещениях, стояли печи для плавки, столярные столы. Здесь же был склад мела, воска и других материалов.


– Позволь познакомить тебя с Пьетро Перуджино, – сказал Сандро, указывая на сосредоточенно склонившегося над картиной ученика, тот был старше Леонардо лет на шесть, – это Леонардо из Винчи, наш новый подмастерье.


– Зови меня просто Перуджино, – сказал тот, не поднимая головы, чтобы не отвлечься ненароком. Сандро, отводя от него Леонардо, прошептал:


– Не будем ему мешать. Перуджино очень талантлив, особенно в стенных росписях, так считает Учитель. Когда поступает заказ на изготовление алтарных образов и фресок, Учитель обычно поручает это дело ему. Перуджино родом из бедной семьи, и это отразилось на его характере, сделав его скверным и тяжелым. Не удивляйся когда увидишь, как он скуп. И он никому не доверяет, а потому имеет обыкновение все ценное носить с собой. Но это, надо признать, один из лучших учеников боттеги и Учитель вынужден прощать ему его недостатки.


– А вот и Лоренцо, Лоренцо ди Креди, тоже наш новый подмастерье, – мимо них пробегал мальчик, почти ребенок, деловито неся в обеих своих маленьких руках довольно тяжелую форму для отливки нательных серебряных крестиков. – Он поступил сюда недавно, сразу после обучения у своего отца, золотых дел мастера.