И вот уже багряное зарево запылало во все небо, постепенно затухая и натягивая на себя ажурную шаль темно сиреневых, перистых облаков. Поднебесье стало похожим на догорающий костер, а в зелени вечернего луга золотились его отблески. Густая мгла опустилась воздушной вуалью на живописную Тосканскую долину. Тысячи светлячков зажгли свои фонарики, чтобы они мерцали до зари, пока не растворятся в первых лучах нового рассвета. А Леонардо все продолжал лежать в траве, вглядываясь в ночное небо.


ГЛАВА 9

Леонардо стоял на набережной Арно, наблюдая за ее водами, текущими в Лигурийское море. Арно, или Арнус, это символ славной истории Тосканы, объединивший разные эпохи, начиная с древнейших времен. Он смотрел и думал о том, что эта река была свидетелем многих важных событий и сражений с большими победами и трагическими поражениями. Арно – это прошлое и настоящее и, конечно, будущее. Наблюдая за течением вод, его охватывало обескураживающее чувство восторга и, одновременно, какого-то благоговения перед величием и неповторимостью реки, и, несмотря на всю вроде-бы внешнюю обыденность, вызывало у него желание подумать о предназначении человека на этой земле.


– Леонардо! – он услышал голос, знакомый ему с детства, голос друга Лоренцо ди Креди. Тот в восторге протянул свои руки. –Приветствую тебя, дружище! Ты вернулся! Мне сказали, что ты был в Винчи.


– Лоренцо! Как же я рад видеть тебя! – Леонардо обернулся и нежно обнял друга, оторвав прикованный до этого взгляд от реки. –Да, я пробыл в Винчи недолго и вот я опять здесь, во Фьоренце.


– Мы так долго не виделись! Почти 2 года! Где ты сейчас живешь? – глаза Лоренцо блестели от радости встречи, в то же самое время в них таилась грусть.


– Да, Лоренцо, много времени прошло с нашей последней встречи! Действительно, вернувшись из Винчи, я не захотел больше жить в своей обители мужского монастыря Св. Аннунциаты. С тем местом меня связывают слишком печальные воспоминания. Я посетил отца в его доме. Я бываю там иногда, они приглашают меня на обед. Но чувствую себя там как-то неуютно. Ты, быть может, слышал, что отец похоронил свою вторую жену – Франческу Ланфредини!


– Правда, Леонардо? Нет, я не знал. Как жаль, такая ранняя, безвременная утрата! Да упокой Господь ее душу! Бедный, бедный сэр Пьеро! – искренне сетовал набожный Лоренцо, на что Леонардо ответил:


– «Бедный сэр Пьеро» горевал недолго, Лоренцо! – усмехнулся он себе под нос, – в его доме вскоре появилась другая женщина – третья его жена, Маргарита Джульелмо. Она родила отцу мальчика, которого назвали в честь моего деда Антонио. Так что у меня теперь есть брат по отцу. А сейчас Маргарита уже носит в себе и второго ребенка.


– Плодовитая женщина! Милостью Божьей родит тебе еще братьев и сестер, – радовался Лоренцо.


– Так вот, – продолжал Леонардо, – бывая там, я охотно рисую маленького Антонио, когда он сидит в удобной или неудобной позе, или когда стоит, робкий и испуганный. Малыш этот, братец мой, любит играть с котом, а я жду подходящего момента, чтобы начать рисовать. А иногда и сам подкидываю ему кота. Я понял, Лоренцо, что маленьких детей следует изображать с быстрыми и неловкими движениями, когда они сидят, и робкими и боязливыми – когда стоят…


– Рассказывай, рассказывай дальше обо всем, – говорил Лоренцо, – мне интересно! Как тебя встречает новая жена твоего отца?


– Знаешь, в отличие от своих предшественниц, Маргарита горячих чувств ко мне не питает, и это заметно. Она считает, что я сам должен заботиться о своем жилье и пропитании. Нельзя судить ее, конечно, она права. Поэтому, сначала я снял жилье на улице Проконсоло, рядом с большинством боттег художников, но это, я чувствовал, не располагало к раздумьям и работе. Тогда я снял комнаты неподалеку от моста Понте Веккьо. Там, на первых этажах, находятся маленькие рыбные и мясные магазинчики, а на вторых – располагаются крошечные квартирки торговцев. Мне там нравится, если только не обращать внимания на удушливый запах залежавшего мяса и рыбы в летний сезон. И эта шумная и оживленная часть города привлекает меня потому, что здесь можно встретить разнообразное количество человеческих типажей, интересующих меня.


– И, наверное, ты, как и раньше, совершаешь свои неизменные прогулки, Леонардо? –улыбаясь, поинтересовался Лоренцо.


– Да, дружище. Я продолжаю свои прогулки по дневному и ночному городу, выискивая интересные объекты для изучения. Мои увлечения человеческой психикой по-прежнему не оставляют меня в покое. Но ведь и ты любил эти прогулки? – на что Лоренцо кивнул ему утвердительно.


– Старайся часто, во время своих прогулок пешком, смотреть и наблюдать места и позы людей во время разговора, во время спора или смеха, или драки, в каких они позах и какие позы у стоящих кругом, разнимающих их или просто смотрящих на это. Ты ведь носишь с собой маленькие книжечки для записей и зарисовок, как учил нас маэстро Верроккьо? – и Лоренцо вновь закивал головой, предпочитая сейчас больше спрашивать и слушать, чем говорить.


– Я испытываю такое удовольствие при виде человека со странной головой, – продолжал Леонардо, – что могу целыми днями бродить следом за такой понравившейся мне фигурой. Я создаю рисунки, изображающие дефекты лиц случайно встреченных людей, наблюдаю смеющихся, плачущих, рассматриваю кричащих от гнева и так все состояния нашей души. Ведь хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представления его души. Первое – легко, второе – трудно…


– А с кем ты общаешься сейчас, Леонардо? Тебе не следует избегать общественной жизни города…


– Я нередко навещаю семейство Бенчи. Ты ведь их знаешь? Они занимают видное место в обществе, управляя банком Медичи. Именно благодаря этому знакомству я и создал недавно один портрет.


– Ты написал портрет конкретного человека? Это новшество, Леонардо! Ведь мы, художники, как правило, изображаем либо библейских персонажей, либо неких абстрактных людей, идеал красоты нашего времени.


– Да, и моделью для портрета стала 17-ти летняя дочь хозяина дома, поэтесса Джиневра Бенчи, собирающаяся, кстати, скоро выходить замуж. Она прекрасна! Я написал ее сидящей, со сложенными руками, а ее серьезное и бледное лицо скрывает таинственную улыбку и редкую чистоту. Мне удалось, Лоренцо, соединить ее внешнее сходство с проникновением в ее душевный мир. Мне захотелось включить в портрет какой-либо символ – предмет, приоткрывающий имя персоны или намекающие на ее характер и привычки. И я изобразил можжевеловую ветвь на заднем плане, что символизировало невинность новобрачной (прим. автора – «Джинепро» по-итальянски означает «можжевельник»), и было созвучно ее имени. Теперь лицо Джиневры озарено светом, оно словно сияет на фоне темного можжевельника, заслоняющего погружающуюся в сумерки природу. Вот оно – моё сфумато!


– Интересно бы взглянуть на портрет! – сказал Лоренцо и добавил, -А что это – сфумато?


– Это моя помощница – создательница выражения в лицах. Этим словом я называю дымчатую светотень, которая смягчает очертания фигур и предметов и позволяет передать окутывающий их воздух.


– Мне надо бы взглянуть, чтобы понять… А каковы сейчас твои отношения с Медичи, Леонардо?


– Та скверная история, друг мой, связанная с Якопо Сальтарелли и мною, на какое-то время охладила чувства Лоренцо Великолепного ко мне. Ведь в тот нелегкий период моему отцу пришлось дважды обращаться к нему за содействием. Но сейчас, когда прошло уже более двух лет, правитель Фьоренцы вновь допускает меня к своей персоне. Он любит беседовать со мной о науке и поэзии, о музыке, об искусстве и с любопытством выслушивает мои новые идеи. Я продолжаю посещать ученых, «академию», философские школы и художественные мастерские. А своего нового юного ученика Мильоротти я стал учить музыке на той самой лире, ты ведь помнишь ее, что я собственноручно изготовил в форме лошадиного черепа, дабы придать ей особую звучность.


– Да, Леонардо, я помню, конечно. Это хорошо, что ваши с Медичи отношения наладились.


– А еще я тесно общаюсь с Томмазо Мазини да Перетола, по прозвищу Зороастро. Его мастерская напоминает пещеру, в которую ведут множество ступеней, и где реальное сливается со сказочным, а сам хозяин мастерской творит чудеса с огнем и железом. Мне надо обязательно сводить тебя туда, Лоренцо! Он знает механику, гидравлику, был скульптором и художником. Вместе с ним мы разработали проект моста, который можно было бы в мгновение ока перекинуть с одного берега на другой. Создали миниатюрную модель подвижной крепости, в основании которой были колеса. Продумали систему каналов, которые бы образовали единую сеть снабжения воды. А еще я задумал создать аппарат для дыхания под водой, самодвижущуюся повозку и приспособление для изготовления вогнутых зеркал…


– Узнаю тебя, Леонардо! Ты активен как всегда и полон идей! – улыбнулся Лоренцо, – Почему же твоего нового друга называют Зороастро?


– Да потому, что о нем ходили слухи, будто он побывал на Ближнем Востоке, на родине легендарного Зороастро, и там узнал не только о культе поклонения Солнцу, но и тайну превращения свинца, символа Сатурна, в золото, символ Солнца.


– Боже Правый, Леонардо, опять ты ищешь приключений? Занятие алхимией и магией – это оскорбление Церкви и вызов Святой Инквизиции. Вас поймают на месте преступления и посадят как еретиков на скамью подсудимых.


Сэр Пьеро тоже забеспокоился увлечениями сына:


– Леонардо, о тебе в обществе говорят много хорошего, но для тебя, как я вижу, живопись стала делом второстепенным, «запасным», а занимаешься ты главным образом тайными, недозволенными науками. Пойми же, сын, человеку следует заниматься чем-то одним, и если уж дан ему талант живописца, то не следует им пренебрегать, тем более, что твои хитрые изобретения не приносят тебе денег.