Ободренный поддержкой герцога, Леонардо отправился к братьям Де Предис, чтобы подробно обсудить, как писать картину.


– Евангелие повествует, – произнес Эванджелиста, что, спасаясь бегством в Египет от учиненной царем Иродом резни младенцев, Мария с Иисусом и Иосиф нашли приют в пещере Синайской пустыни. Здесь произошла первая встреча Иисуса со своим родственником по матери – Иоанном Крестителем.


Леонардо задумал написать мадонну не на троне, как было принято всеми художниками, начиная с Чимабуэ, а в гроте, на фоне фантастических скал. Лучи света озарили бы далекий пейзаж, а ковром для мадонны, как и в его картине «Благовещение», служил бы скромный, удивительный мир трав и цветов.


Результат трудов Леонардо превзошел все ожидания. Традиционная ломбардская живопись, связанная с архаичным стилем братьев де Предис, в сравнении с живописью Леонардо, стала не вчерашним, а позавчерашним днем искусства.


Это была его «Мадонна в гроте». В центре картины – мадонна в широком голубом одеянии. Правую руку она положила, словно нежно его обнимая, на плечо Иоанна Крестителя, который, сложив молитвенно руки, преклонил колени перед младенцем Христом, сидящим на земле. Вскинув правую руку и подняв средний и указательный пальцы в знак благословения, Христос смотрит на Иоанна Крестителя, а мадонна простерла левую руку над его головой. Ангел, отведший глаза от этой сцены, служит как бы связующим звеном между персонажами картины и зрителями. Сама мадонна сидит, опустив глаза и словно обнимает единым взглядом обоих младенцев. Эта слитность подчеркивается треугольным расположением мадонны и двух малышей. В глубине видны фантастические, неземные скалы, в вышине – густое сплетение ветвей, вдали, на фоне других скал – ручей. На переднем плане – травяной ковер, усеянный цветами.


– Маэстро Леонардо, – спрашивали его ученики, – почему вы не рисуете нимбы над головами ваших святых, ведь без них они выглядят по-человечески земными и, в то же время, такими совершенными и прекрасными.


– Им не нужны нимбы, – отвечал он, – в их божественности нас должна убеждать сама их красота.


О шедевре Леонардо вскоре заговорил весь Милан. Но, как и следовало ожидать, эта работа вызвала немало нареканий со стороны Святого Братства, которое не заказывало изображения Иоанна Крестителя. И картина в целом их смущала. Из услышанного одним их учеников Леонардо разговора между двумя монахами:


– Был вчера у мессера Леонардо посмотреть Мадонну. Она притягивает, завораживает и пугает одновременно.


– Да, брат, всё в ней двойственно – от замысла до места расположения персонажей. Здесь сокрыта какая-то тайна, известная лишь ангелу. Крылатое существо, скрывая улыбку, искушает своим знанием, а перстом указывает Иоанна.


– Да никакой это не ангел. Это, скорее, дьявол, судя по скосившимся очам. Да и почему младенец Иисус изображен на его стороне? Нет, Святое Братство не может принять этот образ для капеллы.


И монахи пошли на хитрость. Когда картина была закончена, братство послало своих знатоков живописи определить ее стоимость. Картину они оценили в двадцать пять дукатов.


Леонардо молча открыл перед оценщиками дверь и велел им удалиться.


– Картина останется здесь, и меньше чем за сто дукатов братство ее не получит, – сказал он потом де Предису.


Монахи братства Сан Франческо не хотели платить больше двадцати пяти дукатов, но и лишаться картины тоже не желали. Они подали в суд. Тяжба длилась свыше десяти лет, причем обе стороны несколько раз напрасно обращались за посредничеством к Лодовико Моро. В конце концов Де Предис предложил сделать копию картины. И Леонардо, понимая ценность своего творения, помог Де Предису в работе.


Мнение монахов об этой картине не повлияло на точку зрения миланских живописцев. У Леонардо даже появились подражатели и почитатели, которые прозвали его не иначе как Флорентийским маэстро. Он же относился сдержанно к похвалам внешне, в душе принимая из как должное. Он знал, что может лучше. И лучшее будет еще впереди.


– Сравнительно с чудесами, которые возникают под твоей кистью, произведения других живописцев представляются скорее похожими на деревенское одеяло, сшитое из разноцветных кусочков материи, тогда как здесь мы видим окно в мир, – сказал Моро, увидев картину.


Спустя почти десять лет алтарь был украшен второй картиной Леонардо на этот же сюжет. Отличием между ними было то, что сама картина была более светлой, фигуры персонажей на ней были пропорционально увеличены, и ангел уже не указывал на Иоанна и взгляд его уже не был устремлен вдаль как раньше. Вот он, парадокс человеческой натуры – жить в сегодняшнем дне и, не приведи Господь, заглянуть вдаль, в завтрашний!


По примеру маэстро Амброджо Де Предиса, пожелавшего стать учеником Леонардо, все молодые художники под влиянием теорий и работ Леонардо отказались от старой, довольно жесткой и несколько суховатой манеры, во имя новой.


А вскоре состоялось знакомство Леонардо с великим Браманте:


– Наконец-то нам удалось познакомиться! – воскликнул Браманте, идя навстречу Леонардо. – Увидев «Мадонну в гроте», я захотел увидеть и ее создателя. Не для того, чтобы его поздравить, а чтобы сказать «благодарю».


Доннино Браманте Лаццери, которого друзья звали просто Браманте, приехал в Милан несколько лет назад. Бедный, никому не известный, он перебивался случайными заработками, частенько не имел денег даже на обед, но постепенно завоевал признание и уважение. Герцог Лодовико Моро, наряду с разными инженерными работами, поручил ему перестроить церковь Санта Мария делле Грацие, включая монастырь, ризницу и трапезную.


– Я слышал, Леонардо, как Моро говорил о тебе. Он хочет, чтобы ты провел каналы между реками Мартезана и Тичино. – сказал Браманте.


– Я жду приказаний герцога, – ответил Леонардо. – но пока меня не звали на аудиенцию в замок.


– Вот увидишь, скоро герцог пришлет за тобой, – успокоил его Браманте.


Браманте и Леонардо сразу же объединило сходство взглядов и общность интересов. Взаимное уважение быстро переросло в дружбу. Как и Леонардо, Браманте любил говорить, что в доктрине гуманистов он невежда. Между тем, он писал стихи, а классическую архитектуру изучал не только по книгам Витрувия, но и по творениям архитекторов.


В это же самое время Леонардо познакомился с другим архитектором – Джакомо Андреа да Феррара, который был также ученым и другом двух знаменитых врачей и астрологов – Габриэле Пировано и Луиджи Марлиани. Все четверо нередко собирались в мастерской Леонардо, где верный Зороастро устроил и свою «лабораторию» алхимика, и вместе проводили всевозможные опыты.


Но вот Лодовико, как и предсказывал Браманте, официально поручил Леонардо создать конную статую герцога Франческо Сфорца и предложил соединить сетью каналов реки Мартезана и Тичино. И, наконец, вплотную заняться военными машинами.


– Чечилия, что ты на это скажешь? – Лодовико Моро обернулся и посмотрел на юную особу необыкновенной красоты, стоявшую позади него.


Чечилия Галлерани уже была наслышана о Леонардо от проезжих гуманистов и видела несколько его работ. В ее нежном, умном лице просвечивали мечтательность и благородство, присущие ломбардским женщинам в отличие от их мужей, грубых и властных.


Шестнадцатилетняя возлюбленная герцога, глядя на Леонардо, сказала:


– Разумеется, мы подвергнем его испытаниям, но не в создании оружия. Мы ждем от него нечто прекрасное, достойное его славы, облетевшей всю Италию. Пусть он нарисует мой портрет!


В замке на Порта Джовиа на стене висело зеркало, и Леонардо долго смотрел на отражавшееся в нем лицо Чечилии, видя ее идеальный «портрет». Теперь ему оставалось лишь нанести его на полотно. Леонардо, вернувшись домой, записал в дневнике:


– Если хочешь убедиться, совпадает ли твоя картина с оригиналом, возьми зеркало и посмотри, как отражается в нем живое существо.


Вскоре, а это случилось в замке герцога Сфорца, или Кастелло Сфорцеско, Чечилия Галлерани пригласила Леонардо на встречу миланских интеллектуалов, которые она устраивала регулярно и на которых лично председательствовала. На этих встречах обсуждалась философия и другие науки.


Ее блестящий пытливый ум, мудрые проникновенные глаза, рассудительный и благородный лоб – всё говорило о ее необыкновенности. Её невозможно было не заметить, и она нравилась всему двору.


А после этой встречи они часто музицировали вместе, Леонардо играл на своей серебряной лютне, а Чечилия прекрасно пела, чем вызывала неприкрытое восхищение у Лодовико Сфорца. Она отличалась остроумием и писала стихи на нескольких языках, и за ее поэтический дар местная интеллигенция сравнивала ее с Сафо. Во внешности ее было что-то незаконченное, и это лишь добавляло ей очарования. Поэты посвящали ей стихи и оды, называя ее каплею ртути, которая всегда в движении.


Отношения Леонардо с ней становились все более интересными с каждой встречей, после которых он уходил одухотворенным, полным новых идей, бушующей энергии и в прекрасном расположении духа. Из их доверительных бесед он узнал, что Чечилия родилась в Сиене, в большой семье. Ее отец Фацио не был дворянином, но род Галлерани считался знатным, так как синьор Фацио занимал несколько должностей в миланском суде, в том числе и должность посла во Фьоренце. Вместе со своими братьями Чечилия обучалась латинскому языку и литературе.


В 1483 году в возрасте десяти лет она была помолвлена со Стефано Висконти, но спустя четыре года помолвка была расторгнута по инициативе Чечилии, так как Стефано оказался ей неинтересен. В 1489 она решила покинуть дом и ушла в монастырь Нуово. Именно там она встретила Лодовико Сфорца. К тому времени он был помолвлен с семилетней Беатриче д'Эсте. Дожидаясь, пока будущая супруга подрастет, он сделал своей любовницей шестнадцатилетнюю Чечилию. И вскоре все приближенные герцога не без оснований прочили благородную Чечилию в жены Лодовико.