– В бодром настроении? – задорно спросила она, – А ты что, думал, что твоя мать уже стара? Да на меня еще оглядываются молодые люди на улице! А недавно два мальчика из моего модельного агенства признавались мне в любви! – с какой-то плохо скрываемой грустью, но, в то же время, кокетливо, похвасталась она. – Ну вот, например, взгляни-ка направо от себя, – с этими словами она кончиками своих ухоженных пальцев дотронулась до новой укладки на голове, сделанной накануне у стилиста, коснулась челки и тщательно уложенных буклей. –Привлекательно ли я выгляжу, Марко?


– Мама, ты всегда выглядишь прелестно! – весело ответил ей Марко. А она, не поверив ему на слово, полезла в свою винтажную сумку от Prada, вытащила оттуда маленькое зеркальце, и критично себя осмотрела, не забыв при этом поправить на шее жемчужное ожерелье. Сам же Марко, тем временем, все же посмотрел направо и увидел одиноко сидящего мужчину средних лет, гладко выбритого, в светло-коричневом вельветовом пиджаке и полосатом галстуке, не сводившего глаз с его матери.


– Увидел его, Марко? – шутила Филомена. – Старый конь! Поди вышел в свет пострелять глазами и выгулять свои отутюженные брюки, что устали отбиваться от моли в шкафу!


Они, ведя веселую беседу, наслаждались нежнейшим вкусом тушеного фазана с грибами и овощным рагу, запивая все это прекрасным вином.


– К черту правильное питание, калории, жиры и углеводы! – задорно произнесла она, махнув рукой – От одного раза моя осиная талия не пострадает. А через мгновение, посмотрев на Марко, не преминула сделать ему замечание:


– Не бери ложку левой рукой! Хоть ты и левша. И затуши свечу – с нее вот-вот стечет капля воска, а это не к добру!


– Когда же ты стала суеверной, мама? Тебя поразил вирус тетушки Ортензии? – засмеялся Марко, – видимо, он у вас в генах сидит…


– Ты, верно, забыл, что твоя мать – итальянка? Рано или поздно, мы начинаем верить приметам! Как бы там ни было, неразумно бросать вызов судьбе! Я, например, убеждена, что то несчастье с тобой было связано с malocchio, дурным глазом.


– Мама, ну какой еще сглаз? – поморщился Марко, чуть не подавившись кусочком дичи.


– Вот ты не веришь, а моя долгая жизнь доказала, что это именно так! – она была непоколебима в своей убежденности. – Завистник, жадный до удачи другого, способен одним только взглядом навести болезнь на такого успешного человека как ты… –она придирчиво посмотрела по сторонам, -Хорошо еще, что здесь нет картин с изображением птиц – они сулят несчастье… -произнесла она с облегчением.


Марко только сейчас обратил внимание на то, что одну из стен в ресторане, что была позади него, украшала огромная репродукция «Моны Лизы» да Винчи. Филомена, поймав его взгляд, сказала:


– Никогда я не понимала, Марко, почему «Мона Лиза» вызывает такой ажиотаж в мире? Разве она так красива? Женщина, чья молодость уже начала увядать, эти столь невинно сложенные на коленях руки… То ли улыбка, то ли грусть на лице без бровей и ресниц… Я не нахожу в ней ничего такого… Живи я в то время и будь я мужчиной, честное слово – прошла бы мимо.


– Мама, – вздохнул Марко, ведь ему пришлось уже в который раз отвечать ей на один и тот же вопрос, – «Джоконда» была и осталась великой тайной Леонардо. Не смотри на нее только как на образ женщины. То, что ты видишь – это запечатленное на полотне состояние души самого Леонардо да Винчи. – и, чтобы не уходить в дебри художественных объяснений, он сказал, – Говорил ли я тебе, что у меня конференция в Лондоне через месяц?


– Попробую предположить, что она посвящена кумиру всей твоей научной жизни – Леонардо да Винчи – ну кому же еще? – она посмотрела на сына своими красиво подведенными карандашом глазами. –Я так горжусь тобой, Марко! Кстати, а я помню свое обещание, не подумай, что я страдаю забывчивостью в свои преклонные годы…


– Ты о чем? В какие еще преклонные годы? Мамочка, ты у меня всегда самая молодая и самая красивая!


– Так и быть. На день твоего рождения – 15 апреля – подарю тебе щенка лабрадора! Но выгуливать его будешь сам! – сказала она повелительным, но довольным, голосом. -И никогда не проси меня погладить его.


– Помнится мне, ты обещала пять лабрадоров, мама! – лукаво спросил Марко. –Я тебя слышал…


– Тебе хватит и одного, сын. Для начала… – она выставила вперед свою ладонь. Марко хорошо знал этот жест – с самого детства – он значил, что больше никаких уступок с ее стороны ждать не придется…


– Кстати, думаю, тебе стоит попросить Джерпонимо помочь тебе с собакой, пока ты будешь в отъезде. Он свободен во второй половине дня и, полагаю, с удовольствием согласится с твоим предложением, разумеется, за небольшую надбавку к его мизерной зарплате почтальона.


В ту ночь Марко безмятежно уснул в своей кровати. Долгое и такое приятное общение с мамой, плотный ужин в ресторане и терпкое вино сделали свое дело… Но, как оказалось, и крепкий, здоровый сон может распахнуть свои врата в прошлое, лет эдак на пятьсот назад, где все происходящее выглядит пронзительно живым, ярко-красочным и более чем просто реальным!..


– А, вот и вы, синьор… –молвил Леонардо. – простите, запамятовал ваше имя…


– Марко Тоскано… – ответил тот и у него опять возникло ощущение дежавю. Все это он уже видел, все это уже было с ним! Мастерская художника, повсюду кисти, палитры, запах красок…


В кресле перед ним сидит его Гений – сам Леонардо да Винчи! Одет просто – черный бархатный берет без всяких украшений. Поверх черного камзола – длинный до колен темно-красный плащ с прямыми складками, старинного покроя. Седые волнистые волосы и борода, высокий лоб с несколькими глубокими морщинами. Глаза, посылающие пронизывающий взгляд из-под густых бровей. Что-то меланхолическое было в этом взгляде.


– Да-да, я вспомнил вас, Марко! Сумасшедший из госпитального морга. А потом – укушенный мастифом незнакомец в Милане. Вы вновь решили навестить меня из своего далекого будущего? – он прищурил один глаз с немного лукавым, но добрым выражением.


– Судя по всему. – неуверенно вылетело из уст Марко.


– Полагаю, вас интересует, что случилось с Моной Лизой? – спросил он грустно. –Но, зачем вам спрашивать, если вы там, в своем будущем, и так все знаете? – спросил он устало.


– Ваш биограф – Джорджио Вазари – об этом не упоминает.


– У меня есть биограф? И это он обессмертил мое имя? Мог ли я, смиренный художник, мечтать о таком?


– И о вас написаны тысячи книг, маэстро Леонардо! – Марко нравилось следить за его реакцией на каждую свою фразу.


– Получается, вы сотворили себе кумира? – Леонардо неодобрительно сощурил глаза.


– Сотворяет их Господь, – ответил Марко, – а вот память о них воскрешают простые смертные…


– Все мы смертны, друг мой. Это закон Природы. А знаете, было бы забавно почитать, что обо мне пишут… Полагаю, я у вас там, в будущем, выступаю в роли подопытного кролика, смиренно лежащим под безжалостным и холодным скальпелем истории. –Он постарался улыбнуться сквозь толщину своей грусти. – Ну что же, готовьтесь слушать. Никому еще я не открывал тайн своего сердца, но вы, Марко, как я вижу, человек достойный. К тому же, чего не сделаешь ради истории…


С этими словами, пальцы его левой руки, на которых красовались два золотых перстня – с изумрудом и гранатом – затеребили единственное кольцо на безымянном пальце правой руки. Именно оно, обладая необъяснимо сильной энергетикой, а не два других, дорогих, перстня, привлекли внимание Марко. В этом маленьком серебряном кольце, несомненно, было что-то такое магическое, притягивающее. И какая-то надпись, которую не удавалось разобрать…


– Когда Мона Лиза уехала повидаться с умиравшей матерью, я считал дни, – тяжело начал Леонардо. -Мысль о том, что разлука может затянуться, что она может не вернуться, что с ней что-то может произойти – все эти суеверные страхи, тоска и какое-то грозное предчувствие сжимали мое сердце. Я уже не задавал себе вопроса, как мы встретимся, и что я скажу ей. Лишь бы она вернулась. Поскорее.


Однажды я возвращался домой, и на мосту меня догнал человек, имевший во Фьоренце репутацию сплетника.


– Скажите, маэстро, – завел он разговор, – вы, верно, все еще рисуете портрет жены мессера Джокондо?


– Да, – ответил я, – а что?


– Ничего. Почти четыре года корпите над ним, и все еще не завершили… -язвительно говорил тот, заглядывая мне в глаза. –Что же теперь будет с портретом?


– Что вы хотите сказать?


– Вижу я, вы не знаете новостей? – в его глазах прыгали дьявольские огоньки, – ну конечно, вы ничего не знаете о несчастье… Бедный мессер, супруг вашей донны Лизы, в третий-то раз овдовел. Горе-то какое невосполнимое.


В глазах у меня почернело и я был готов упасть, если бы не ухватился за веревочную сеть, натянутую по краям моста. Сначала я подумал, что сказанное не может быть правдой. Это было бы невероятно. Значит это было ничем иным как ложью, с целью узнать, какое впечатление новость произведет на меня, чтобы потом повсюду об этом толковать. Но в тот же день я узнал все. Моя бедная Мона Лиза умерла при родах, уступив свою жизнь новорожденной девочке. Эта весть разбила мне сердце… –и он вновь начал теребить свое кольцо.


Знаете, Марко, всю свою жизнь я отрицал дружбу с женщиной. Не понимал, для чего искать равновесия на краю вулкана с кипящей лавой. Сегодня приходится признать, что в придуманном нами пространстве, на расстоянии вытянутой руки, сложилось у меня некое подобие дружбы, или, может, чего-то большего, с Моной Лизой, этой умной и совершенно таинственной женщиной, позволившей мне понять сладкий и горький привкус счастья, чей вулкан, исторгнув в гневе каменное пламя, остывал и обретал добродушный вид. И такая радость наполняла душу мою, как будто мне не пятьдесят четыре, а шестнадцать лет, как будто вся жизнь была впереди. В желании дотронуться до нее я стал терять ощущение дружбы, и это нас погубило. Но именно в этом страстном желании во мне воспламенялась способность носить ее на руках.