Он опять подошел к окну. Утро вступало в свои права. Стали видны отчетливые очертания деревьев, запели птицы. Вдруг в оконном стекле появилась нагая фигура Салаи. Она смотрела на него из Зазеркалья с какой-то надменной насмешкой.


– Где ты был, Салаи? Что же ты со мной делаешь! – с отчаянием вырвалось у него из души…


– Что я делаю? -Переспросил тот с жуткой полуулыбкой. –Это касается только меня.


– Но я беспокоюсь о тебе, Салаи, мальчик мой. – Леонардо приложил ладонь к стеклу, словно пытаясь дотронуться до того, кто находился по ту сторону окна.


– Я больше не ваш. И не нуждаюсь в вашей заботе! Она меня ужасно обременяет!


– Салаи, что ты говоришь? Ты пьян!


– Я теперь всегда буду пьян. Отстань от меня, надоедливый брюзгливый старик! – всегда такие ровные и красивые зубы его сейчас изображали злобный оскал.


– Салаи, я устал. Я хочу отдохнуть, так что никаких войн, никаких больше войн, прошу тебя! Потому что я сдаюсь…


Обнаженная фигура за окном мгновенно растаяла в утреннем воздухе, словно ее и не было, оставив, однако, после себя какой-то смрад, часть которого смогла просочиться в дом… Леонардо пытался понять что это было, но ничего путного не приходило на ум. Было лишь чувство незримого присутствия самого дьявола в этой быстро рассеивавшейся тьме.


…При дворе папы Льва X положение Леонардо было блестящим, а слава о нем гремела по всей стране. Его считали патриархом живописи и все хотели с ним познакомиться. В Ватикане он встретил своих старых знакомых – Браманте и Рафаэля Санти, который к тому времени уже успел создать себе громкое имя великолепной росписью ватиканских станц.


– Как же я рад видеть тебя снова, Рафаэль! – Леонардо прижал красивого, молодого художника к груди. – Видел твои грандиозные работы и должен сказать – они поистине потрясающие! Настоящие шедевры! Ты – Гений! И работаешь ты, не покладая рук…


– Маэстро Леонардо, – ответил ему Рафаэль, – работы много, заказы идут один за другим, ни на что другое не остается времени. В этом смысле я похожу на учителя своего Перуджино, помните, что за час успевал святого нарисовать. – Оба они засмеялись. –Однако, какой в этом толк?


– Ну тебе ведь хорошо платят за твои безмерный талант и усердие, Рафаэль! – то ли спросил, то ли констатировал Леонардо.


– Ха, скажу я вам, что Ватикан должен мне много, но не в состоянии платить. Пусть это останется между нами, маэстро Леонардо, но не далее как вчера зовет меня Папа Лев на аудиенцию. Я в радости подумал, что он, наконец-то, желает расплатится за мою работу. Каково же было мое разочарование, когда Его Святейшество стал жаловаться на пустую казну, говорил, что у Ватикана нет денег, а те, что есть – крайне нужны им самим, поскольку именно они заставляют землю вращаться. Представляете? Так и сказал! Не любовь, не уважение, не вера в Бога, а деньги! И предложил рассчитаться со мной, что бы вы думали? …кардинальской шапкой! -он сдержанно захохотал. – Ну разве я похож на монаха, готового принять целибат? Да и невеста у меня есть – Маргарита, самая прекрасная женщина в мире! – его глаза наполнились сиянием.


– Я полагаю, все твои задумчивые лирические мадонны – это образ Маргариты, не так ли? Они, скажу тебе, бесподобны!


– Не все так считают, маэстро Леонардо. -молвил Рафаэль. –Вот Микеланджело, например, недавно громогласно заявил, что живопись – это занятие для женщин и посредственностей вроде Рафаэля. Он говорил, что скульптура и живопись так же отличаются друг от друга как солнце и луна. К тому же, он ненавидит моего друга Браманте…


Леонардо вздохнул. Этот гениальный человек и здесь, в Риме, распространяет свое неблаготворное влияние. А Рафаэль продолжал:


– Знаете ли вы, что Микеланджело однажды сбежал из Ватикана, присвоив деньги Папы? Только его возвращение позволило избежать гнева Его Святейшества. И вот теперь он, презирающий живопись, заявил, что он художник самого Господа Бога и принялся расписывать Сикстинскую Капеллу! Интересно, как у него это получится?


– Адский труд, Рафаэль! Потолок Сикстинской капеллы находится в 20 метрах над полом и имеет огромные размеры!


– Пусть художнику Господа Бога поможет сам Господь Бог! Он стремится к славе большей, чем слава прижизненная. Он хочет славы вечной! Говорит, что он уже стал самым богатым художником в истории. Хвастает, что на его счетах в банке накопились огромные средства.


– Микеланджело живет более чем скромно, не пьет вина, мало ест, бедно одевается, но он очень много работает, посвящая себя прекрасным идеям! Да, он неразговорчив и несносен характером, но он чрезвычайно талантлив, Рафаэль. Я бы сказал, он один из немногих, кого я считаю своим соперником в искусстве.


– Не представляю, маэстро Леонардо, как будут выглядеть его библейские сюжеты на потолке Капеллы. Ведь известно, что все модели Микеланджело были мужчинами. Он и сам публично признавался, что никогда не видел обнаженных женщин. Поэтому и все женщины на его рисунках имеют мужскую фигуру и женскую грудь, –с улыбкой сказал Рафаэль, а потом, после сиюминутной паузы, во время которой, казалось, он колебался, не решаясь о чем то поведать, но в итоге все же произнес:


– Вы вот недавно приехали в Ватикан, и, возможно, еще не знаете, что Микеланджело в последнее время притих в своем язвительном гневе.


– Что же явилось тому причиной? – спросил его Леонардо.


– Он влюблен… в молодого римского дворянина Томмазо де Кавальери. Видно, что он задыхается от этой любви, трепещет при каждой их встрече. Он дарит ему свои рисунки и пишет посвящения в виде стихов и сонетов… В них есть слова о любви к совершенной красоте…


– Ты слишком молод, Рафаэль, – ответил ему Леонардо с грустным выражением лица. –Не торопись осуждать кого-либо. Поскольку гении – тоже люди… Тебе нужно творить, ибо ты рожден для искусства! Можно, как древние греки, опускать богов на землю, а тебе следует поднимать людей до идеальной мечты, изображая своих целомудренных мадонн.


– Благодарю вас за ценный совет, маэстро Леонардо. Но я не осуждаю, нет. Какое я имею на это право? – покраснев, тихо сказал Рафаэль, и, чтобы сменить тему разговора, задал вопрос:


– А чем вы занимаетесь в Риме? Поделитесь, маэстро!


– Продолжаю свои занятия анатомией в римском госпитале. Изучаю геологические породы на Монте-Марио, стремлюсь докопаться до пластов с ракушками. Во рвах замка святого Ангела, что наполнены водой, ставлю опыты по акустике и изучаю законы распространения звука в жидкой среде. И, наконец, я вновь вернулся к своему летательному аппарату. Ты ведь, наверно, помнишь его у меня в мастерской во Фьоренце?


– Тот, что висел под потолком, распластав свои огромные орлиные крылья?


– Да, Рафаэль. Это он. Помяни мое слово, человек обязательно поднимется в небо. Правда, не могу сказать, когда. Но это случится непременно!


– С вашей-то помощью обязательно полетит! – и добавил, – Маэстро Леонардо, я ваш друг и хочу вас предупредить, что здесь, в Ватикане, не каждый, кто вам улыбается, восхищен вами. Они не понимают вас, а некоторые из сановников считают вас чернокнижником, оскверняющим столицу христианского мира. Вам надо бы быть поосторожнее…


– Что ж, Рафаэль, друг мой, мне это знакомо, – вздохнул Леонардо. – Постараюсь не дразнить гусей в красных и лиловых мантиях.


Действительно, по Риму поползли вскоре слухи, что Леонардо – богохульник и еретик, кощунствующий над трупами. Сплетня дошла до Папы, и он приказал, не потрудившись разобраться в доносе, не пускать больше Леонардо в госпиталь. Брат папы – Джулиано – хворал и не мог заступиться.


И он занялся наукой в тиши своей комнаты. И иногда писал картины, пока в Риме не стало неспокойно. В январе 1515 года навсегда закрыл глаза покровитель Леонардо король Людовик XII. Преемником его стал Франциск, настоящий рыцарь – молодой, веселый, жизнерадостный, жадный до жизненных утех. Сразу же после коронации он стал готовить французскую армию к обратному завоеванию Милана.


Когда эта весть пришла в Рим, Папа приказал своему брату Джулиано, который был гонфалоньером папской армии, выступить в поход. Леонардо решил последовать за ним, потому что без Джулиано оставаться в Риме не имело никакого смысла. Леонардо был уже далеко не молод, ему было трудно переносить тяготы лагерной и походной жизни. Но других перспектив не было. Взяв с собой только Салаи и Мельци, он отправился в ставку Джулиано.


Между тем король Франциск быстро перевалил с войском через Альпы, разгромил наемную армию и занял Милан. Тогда Папе пришлось вступить в переговоры с французами, назначив встречу с Франциском в Боловье. Лев X выехал во Флоренцию, куда пригласил и самого Леонардо, которого ему все так расхваливали. Так он оказался в свите Папы Римского.


– Что вас тянет туда, на эту встречу, маэстро Леонардо? -спросил его Мельци.


– Мне нужно найти нового покровителя, друг мой Франческо. – Усталым голосом молвил Леонардо. – Я неплохо ладил с французами в Милане, пока здравствовал Людовик XII.


– Ну вот, опять мы куда-то сбегаем! Сколько можно? – Сказал Салаи недовольным голосом. –Только привыкаешь к одному месту – и снова в путь! Отовсюду сбегаем!


– Так нужно, Салаи. Но ты прав в одном – человек не от всего может убежать. От самого себя не скроешься…


– Надеюсь, вы не заставите нас скакать верхом на лошадях в такую даль, либо идти туда пешком, натирая ноги? –Ему явно не хотелось покидать Рим, с которым его связывали таинственные ночные забавы.


– Не волнуйся, Салаи, мы будем передвигаться на колесах! Не пешком же, уподобляясь францисканским монахам, шагать нам по Италии!


Свидание в Болонье между королем и Папой было торжественным и праздничным. Молодой король интересовался красавицами, артистами, поэтами и художниками. А так как из крупных художников, приехавших в Болонью, Леонардо занимал первое место, то Франциск обратил на него особенное внимание.