— А Паша не останется? — облизнув пересохшие губы, спросила у принца.

— Сказал, дел много, — пояснил Арсений, улыбаясь тем, кто подходил нас поздравить, пожимал ему руки, лез обнимать и целовать меня. Я стояла, как кукла, и механически отвечала на рукопожатия и лобызания, пока не подошла его мать. Холодное лицо, холодная улыбка, вежливо улыбнулась, приобняла.

— Поздравляю, — тихо сказала сыну и отошла, а потом я увидела его отца.

— Петр Анатольевич, — он поцеловал мою руку. — Вы просто прелесть, Надя, — искренне выдал мне, и я немного расслабилась. Он был очень похож на сына, или сын был похож на отца. Спокойствие, достоинство, внутренняя стать и свет, который сиял на лице. Отец встал рядом с сыном, широко улыбаясь и принимая поток восклицаний.

А ведь мне надо радоваться, подумала я. Бурно. Все как в сказке. Меня любят, меня хотят, и северный воин — такой потрясающий. Почему же я стою, как побитая собака с резиновой улыбкой и чувством, что совершила страшную ошибку?

— Давай завтра подадим заявление в загс? — обратился Кораблев с предложением.

— Так быстро все, — пробормотала я растерянно.

— Не хочу тянуть, поженимся, уедем в свадебное путешествие за моря и океаны, ты же хотела?

— Да, конечно, — я виновато улыбнулась. — Завтра так завтра.

— Сегодня останемся гостить у родителей, — продолжил Арсений. — Вижу, ты устала, скоро все закончится.

Но закончилось все не скоро, а далеко за полночь. Торжественные речи сменялись танцами, разговорами и новым потоком поздравлений. Поэтому на кровать в комнате, в которую нас проводила мать, я упала без задних ног и закрыла глаза. Не встану, усну прямо в платье. Умираю от усталости. Но вдруг я насторожилась, услышав громкий шепот за дверью. Кораблев разговаривал с Ириной Васильевной. Не выдержав, осторожно подкралась и прислушалась

— Она тебе не пара, — вещала маман, нервно сжимая что-то в руках. — Вульгарная и бескультурная. Не понимаю, как ты мог так опуститься?

Его ответов я не расслышала, отступив подальше с бьющимся от волнения сердцем. Значит, интуиция не обманула. Я не понравилась его матери. Совсем не понравилась. Ледяной холод сковал руки и ноги. Я ведь сказала только “привет”. Почему вульгарная? Взглянула на себя в зеркало напротив. Это Паша виноват, с отчаянием подумала я. Вырядил в бордовые тона. Я была в скромном голубом наряде, а сейчас похожа на какую-то продажную женщину. С остервением стала срывать с себя его подарок, но от волнения пальцы запутались и не смогли справится с боковым замком, я начала снимать его, плюнув на осторожность. Порвется и к черту.

Сзади кто-то обнял, накрыв грудь теплыми ладонями, Кораблев убрал волосы и поцеловал в шею.

— Надеюсь, ты раздеваешься для меня, и очень долгие месячные закончились? — спросил он, улыбаясь.

— Закончились, — к черту идиотский спор, и к черту этот Чистяков, к черту мать — змея. Я буду счастлива, потому что рядом стоит тот, кто подарит мне это счастье.

— А у тебя всегда так долго? — усмехнулся Арсений. — Спрашиваю, чтобы заранее настроиться, как оно все в будущем будет.

— Не всегда, — мотнула головой. — Затмение нашло, болезнь какая-то, страсть.

— Что-то я не очень тебя понимаю, солнце, — он не особенно слушал то, что я говорю, медленно раздевая. — Соскучился. Давай дальше делать детей.

— Хорошо, — прошептала я, ловя его губы и закрывая глаза. Глаза я закрыла случайно, и почему-то в воображении Арсений превратился в черта. В испуге открыла их снова, чувствуя, как руки принца гладят грудь, а губы опускаются все ниже. Нельзя их закрывать. Надо смотреть и участвовать. Но веки сами собой опускались, меняя реальность. Из темноты на меня смотрел Паша, и его руки раздвинули ноги, и его губы проникли так глубоко, что я вскрикнула.

— Все хорошо? — спросил Кораблев, возвращая в реальность.

— Да, — глаза я больше не закрывала.

На следующий день мы завтракали с его родителями в гостиной. Две стены до потолка занимала внушительная библиотека. Над головой качались люстры с множеством рожков. Обеденный стол цвета эбенового дерева был еще больше, чем тот, за которым я сидела у Чистяковых. И все далеко друг от друга. В глазах рябило от количества столовых приборов, вилок и ложек. Плюнув на церемонии и этикет, я сидела и ела, делая вид, что не вижу, какие взгляды на меня бросает маман. Смотри и не подавись. Так едят обычные девушки. Просто и со вкусом, не заморачиваясь ерундой. Кораблев улыбался и ничего не замечал. Всю ночь мучил меня, не давая спать до утра, поэтому сидел довольным, как удав. Ну хоть кто-то счастлив.

— А где работают ваши родители? — Ирина Васильевна обратилась ко мне с самым любезным тоном.

— Мама бухгалтер, папа — инвалид на пенсии, — я не стеснялась и отвечала, как есть. Ну да, мы не дворяне, и наша усадьба — деревянный дом в Подмосковье. И что дальше?

— Вы из Москвы? — продолжала она сверлить вопросами, демонстрируя сыну, с кем он хочет связать свою жизнь.

— Нет, снимаю квартиру, — и этого я тоже не стеснялась. Иди-ка ты, графиня Кораблева, поработай под началом своего Арсения, который не знает, что такое конец рабочего дня, а я посмотрю на тебя. И на твою тухлую ледяную рожу, которую ты сейчас жмешь в кислой улыбочке. Я собрала волю в кулак, стараясь держать себя в руках и быть такой же холодной, как эта лицемерная змея.

— А где вы работаете? — она не смогла скрыть презрение, скривив жесткие губы.

— Я рядовой менеджер в “Авалоне”, вместе работаем.

— Понятно, — ее лицо показывало, что ей понятно. Что я меркантильная выскочка, которая стянула штаны с отличной партии вроде ее сына дворянина и генерального директора компании. И что между нами — пропасть. Да и черт с тобой.

— Работы столько, что любовь случилась прямо в его кабинете, — пояснила, услышав, как ложка выпала из рук ее величества. Так-то, знай наших, вульгарных девок.

Кораблев рассмеялся и посмотрел на меня влюбленными глазами. Господи, какое счастье, что он не похож на свою мамашу.

— Мне нравится ваша прямолинейность, — подмигнул Петр Анатольевич, взглянув на довольное лицо сына.

— Прямолинейна как танк, — принц то ли хвалил, то ли иронизировал.

— Если мне кто-то или что-то важно, не раздумываю, — кивнула я.

По дороге попросила заехать домой, надо было переодеться.

— Подожду тебя в машине, — сказал Кораблев, паркуясь.

— Не надо, ты езжай, я на своей доберусь, — я поцеловала его и помчалась в аптеку. Какое-то тяжелое предчувствие сжало сердце. Месячные почему-то задержались. Трясущимися руками открыла ключом дверь и ринулась в ванную.

— Алло, Ксюш, — позвонила подруге. — Мне плохо. Совсем.

— Что случилось? — испугалась она. — Где ты?

— Дома, — с раздражением одернула ее. — Я беременна.

— От кого? — ахнула она.

— От Кораблева конечно же, — убитым голосом ответила ей. — Вчера он сделал мне предложение. Сегодня подали заявление в загс. Арсений, как оказалось, не просто директор компании, а граф там какой-то.

— Блин, а почему тебе плохо? — не врубалась она. — Я так рада за тебя, Надюш! Новости — супер!

— Потому что я люблю другого, — заплакала в трубку.

8.1

Если меня трясло в нервической лихорадке, я всегда встречалась с Оксаной и бегала по этажам торгового центра. Покупки успокаивали. Мы встретились, не сговариваясь, долго мерили юбки и платья, пока сам процесс не надоел. Ничего мне не нравилось. Настроение было хуже некуда. Шопинговый забег на этот раз не помог.

— Пошли в вафельную, — предложила подруга. — Угощаю.

— Ничего не хочу, — сказала я безразличным голосом, но решила составить ей компанию.

— Так что ты будешь делать? — обратилась она ко мне, когда на стол поставили тарелки с большими кусками пирожного и дымящийся чайник.

— Не знаю, — мое отчаяние было тихим, и кипело где-то глубоко внутри.

— Кораблев такой красивый, умный, золотой мужик, ждешь от него ребенка, и тут вдруг не любишь. Сдурела ты, мать, с катушек слетела. Да и не любовь это. Паша — котяра, а такие коты рассеивают вокруг себя флюиды, — она помахала перед моим носом руками. — Ты как последняя дурочка повелась.

— Какие еще флюиды? — угрюмо спросила я. — Он мудак. Козел хвостатый и рогатый. Убить его мало.

— Тогда к чему вся эта надуманная трагедия? — удивилась Оксана. — И потом ты беременна, а ребенок — это не игрушка.

— Знаю, — я положила голову на стол, закрыв глаза. — С ребенком Арсений поторопил. Надо было пожить вместе, притереться, а я, идиотка. Ты знаешь, он стал форсировать события. Детей предложил, с родней познакомил. Мы встречаемся пару недель, а он торопится как на пожаре. Некогда размышлять. Сначала это радовало. А сейчас не знаю.

— Какие могут быть сомнения, балда! — постучала она по голове. — Он просто клад, к тому же граф, обалдеть просто! А ты дура, — она засмеялась и стала уплетать вафлю.

— Думаю о нем постоянно, — пожаловалась я. — Не знаю, почему, засел в голове. Заметила, что даже когда Кораблев обнимает, я представляю этого гада. Собака!

— У тебя точно крыша поехала, — покачала головой Оксана. — Возвращайся обратно, сама увидишь, дурман тут же рассеется. Он брызжет вокруг своей животной магией. Такие знаешь как умеют. Девки на них как мухи на мед летят.

— Я не муха, — обиделась на подругу. — Завтра же возвращаюсь. Ты права. Это все ребячество, а он бабник. К тому же я ему даром не нужна.

— Точно. Бабники это когда вместо головы член. Они думают только этим. И никогда не успокоятся, — сказала подруга, дожевывая остатки пирожного и косясь на мою тарелку.

— Ешь, не хочу, — подвинула ей свою порцию. — Затмение нашло.

Утром я позвонила Кораблеву и твердо сообщила, о том что возвращаюсь обратно.