— Тебе не нравятся? — растерялся он.

— Прекрасные, но на свидание не пойду.

— Почему? — я видела по лицу, еле сдерживается от гнева.

— Мне тебя жалко, — я была честной. — Какая у нас начнется семейная жизнь? Я и стадо твоих любовниц по углам? — улыбнулась, роясь в поисках бутылки с водой. — Ты что-то говорил про любовь к тебе, и в чем она выражается? Я люблю тебя, поэтому не хочу мешать. Отпускаю на все четыре стороны. Что касается ребенка, захочешь, помогай, участвуй, это твое право. Договорились?

— Нет, — его лицо было бледным и напряженным. — Любовь она в том выражается, что надо в кого-то верить и дать хотя бы шанс. — Чистяков бросил букет на дорогу и пошел к своей машине.

Токсикоз всю ночь терзал желудок, с утра я отпросилась с работы и направилась в женскую консультацию. После осмотра гинеколог покачала головой, уставясь на листы с анализами.

— Не могу есть, совсем, — пожаловалась ей. — Усталость и вялость, депрессия накатывает волнами.

— Сколько раз в день у вас приступы? — поинтересовалась она.

— Больше 6 точно, — ответила я. — Это нормально? У меня первая беременность.

— Нет конечно, вы теряете вес, это плохо, — покачала головой. — Дам направление на обследование, поставлю токсикоз и возможность угрозы прерывания беременности. Полежите недельку, вас понаблюдают, а там решим.

Я позвонила предупредить родителей, рассказав маме о своем положении. Она не долго охала. Приехала на следующий день, притащив два мешка с едой, фруктами и овощами. Отпросилась у Саныча с работы, а потом мы вместе с мамой отправились в больницу, где меня уложили в палату с четырьмя женщинами. Она сидела рядом, вздыхая и поглаживая руку.

— Паша неплохой на самом деле, — не выдержала мама. — Буйный просто. Перебесится.

— Вряд ли, — я вспомнила про его тайную комнату, но не стала ничего объяснять. У черта было свойство являться, как только я начинала думать об этом придурке. Поэтому не удивилась, увидев его в палате в белом халате, накинутым на плечи.

— Почему ты не сказала? — Чистяков подошел, поздоровался с мамой, облизав ее руки и улыбаясь как чеширский кот. Собака. Никогда не успокоится, с неприязнью подумала я, видя, как он стал болтать с ней, рассыпаясь в комплиментах.

— Сама справлюсь, — я упала на кровать, чувствуя дурноту и головокружение.

Он минуту рассматривал мое землистое лицо, а потом куда-то вышел, а потом пришли две медсестры и стали вывозить, бубня что-то про распоряжение врача. Мама бежала следом, держа под мышкой вещи и продукты.

— Куда? — еле ворочая языком, уточнила я.

— В отдельную палату, — ну ясно, кто постарался, подумала я, закрывая глаза. Беременность нравилась все меньше и меньше.

Но и отдельная палата никак не облегчила состояние, из туалета я не вылезала, чувствуя вину за то, что пугаю своим состоянием и мать, и этого балбеса.

— Почему ей так плохо? — не выдержал Чистяков. — Пойду врача искать.

— Да успокойся ты, — одернула она. — Это бывает, терпеть надо.

— Как это можно терпеть? — воскликнул он. — Она же несколько дней ничего не ест!

Когда меня накрыло в пятый раз, мама сама ринулась искать медсестру и врача. Мне сделали укол, поставили капельницу, и только после этого я смогла провалиться в спасительный сон.

Через неделю лежания в больнице похудела так сильно, что врачи начали поговаривать о прерывании беременности. Рвота накрывала по 10 раз в день.

Не помогали ни капельницы, ни проводимое лечение. Есть я практически не могла. Если бы мне кто-то сказал, что я в таком состоянии пробуду еще месяц, я бы сразу удавилась.

Паша прибегал 2 раза в день и ругался с врачами. Родители приезжали через день, они тоже были расстроены и напуганы и не знали, чем помочь своей непутевой дочери. Казалось, судьба за что-то страшно наказывала. А за что, я и сама не понимала. К концу второго месяца от Нади Костровой остались кожа и кости. В автосалон коммерческим директором Паша назначил какого-то сотрудника из своей компании, так как стало понятно, что я туда точно не вернусь.

— Давай, перевезу тебя в другую клинику, — уговаривал он в одно из своих очередных посещений. — Здесь нет нормальных врачей, одни костоправы. Ни хрена не делают, ты скоро коньки отбросишь.

— Не знаю, — я была в безразлично-апатичном состоянии и тупо сверлила потолок. — Как хочешь.

— Я хотел сопли развести, — пытался шутить он. — Поухаживать за тобой. А вместо этого рвоту убираю. Ну что за жизнь такая, полная жесть!

— Говорила же, беги от меня, пока не поздно, — вяло улыбнулась ему и снова склонилась над тазиком. Я кажется все свои внутренности вырвала с едой за месяц. Поэтому рвало чистой водой.

— Врач это козел недобитый, предлагает аборт, — сказал он тихо.

— Нет, — я замотала головой. — Потерплю.

— Завтра поедем в другое НИИ, — пообещал он. Чистяков за месяц похудел и осунулся, разрываясь между больницей, стройкой и подыхающей автодохлятиной, которую купил ради меня. Я чувствовала его усталость и как ни уговаривала прекратить набеги ко мне, ничего не добилась.

— Отстань, — продолжал сидеть он рядом и пялиться виноватыми глазами. — Маму попросил помочь, она мне чуть волосы не вырвала, когда узнала, что ты беременна. Завтра примчится помогать.

Так что перевозили меня как на похороны — целой толпой. Полина Сергеевна постоянно пинала сына и ругала так, что у меня сердце съеживалось.

— Он тут ни при чем, — пыталась защитить его, но меня никто не слушал.

Через месяц валяния в другом НИИ на узи выяснилась причина токсичной беременности.

— У вас тройня, — диагност удивленно почесал голову. — Эко делали?

— Нет, — расплакалась я, а негодяй, сидевший рядом, заржал как конь.

11.1

— Ты знаешь, почему это случилось? — спросил Паша, когда мы покинули кабинет УЗИ, и он потащил обратно в палату.

— Потому что ты — балбес, — с раздражением ответила я. — Предохраняться не умеешь.

— Умею, просто месяц голодовки, клетки взбесились, порвали резинку и ринулись наказывать тебя. Это единственный перерыв в моей жизни. Долгий такой, а устроила его ты. Что будет, когда твоя блевота прекратиться, даже не представляю, — ухмыльнулся он. — Повторная беременность.

— О чем это ты? — нахмурилась я и остановилась. — Размечтался, опустись на землю. Мы в разводе. И ты помогаешь, чтобы совесть заткнуть.

— Мне кажется, трое детей не простят тебе отсутствие отца, — сказал Паша. — Реального. Неужели увезешь их в деревню и повесишь на шею матери? На ней итак больной отец, не упрямься.

— Что это за намеки? — всполошилась я. — Говори прямо, не юли.

— Какие намеки? — обиделся Чистяков. — Давай поженимся и будем растить карапузов. Вон их столько. Не торопись с ответом. Ты упрямая, сразу порешь горячку. Подумай, — настоятельно посоветовал он.

— Хорошо, мы будем жить вместе, но без росписи, — предложила я. — В гражданском браке. Если меня что-то не устроит, уйду.

— Что например? — зачесал он голову. — Мать души в тебе не чает, дом есть, деньги есть, живи себе и не парься. Я буду рядом.

— И твои проститутки тоже будут рядом, — уточнила я. — Не надо мне этого. Хочу нормальную семью.

— Да нет у меня никого, — обиделся он. — Ну было бы, не приставал бы. Ты же выгнала всех.

— Ну за тобой не заржавеет новых найти, — не унималась я.

— Это да, — улыбнулся он, но тут же спохватился. — Слово бойскаута, никого! Вот те крест, — демонстративно перекрестился.

— Ты же не веришь? — насмешливо спросила я. — Так что лучше на колени упади, убедительнее будет.

И идиот упал. Вернее встал на колени и обнял мои ноги, как в первый раз:

— Соглашайся, — умоляющим голосом произнес Чистяков. — А то я сдох уже без секса.

— Собака ты, — улыбнулась я. — Только об этом думаешь. Никакой романтики.

— Ты сама отказалась от цветов и на свидание не пошла, — не согласился он, вскакивая. — А сейчас валяешься тут, когда и где мне сопли распустить? Поздно уже. Надо растить детей и не ссориться. Хорошо? — Паша рассуждал как пятиклассник, я вздохнула. Сложно вести беседу с человеком, который никого не любит.

Наверное, он прочитал на моем лице все, чтоя о нем думаю, и поспешно добавил:

— Ты мне нравишься, очень сильно. Ну правда. Стал бы я столько терпеть и бегать за тобой. Заставляешь унижаться, — произнес с раздражением. — Не вру я, смысла нет. Не хочу, чтобы ты одна маялась где-то с кем-то и с моими детьми.

— Значит ради детей все? — спросила я, затаив дыхание.

— Не только, — он с ненавистью уставился на меня. — Ну что ты пытаешь? Я искал тебя, сама умчалась. А теперь виноват, блин. И сейчас я один! Потому что мать сторожит как тюрьме! Да и некогда! Скоро сдохну, не могу, честно, заканчивай с этой рвотой, и давай обниматься. Какой смысл просить хранить верность и отказывать в сексе? Ботва конкретная, — он открыл дверь палаты. — Я на работу и мамулю обрадую. Оптом внуки, — засмеялся Паша. — А ты подумай.

Но подумать мне не дали. На следующий день Чистяков примчался с кольцами, бросил на кровать:

— Вот глянь, вечером заскочу, — умчался, я не успела ничего сказать.

Днем позвонила Полина Сергеевна и стала озвучивать список гостей, которых она собиралась пригласить на свадьбу, но вдруг запнулась, услышав, что я молчу.

— Если тебе не нравится, никого не позовем, посидим сами, — предложила мне, и я поняла, что принимать решения без женщины — это нормально и у Кораблева, и у Чистякова.

— Свадьбы не будет, гражданский брак, — твердо сказала я. — Эт не обсуждается.

— А кто обсуждает? — удивилась она. — Я все понимаю, и сына своего знаю. Но хочется праздника. Я так рада, что будет много детей! Вы просто наденете кольца, и мы повеселимся. Без загса. Хорошо?