Джулия Куинн - Герцог и я

– Бей, – сказал он, прижимая руки к бокам. – Я не стану защищаться. Я заслужил…

Его слова удивили Энтони. Тот ожидал всего, но не этого.

– Ударь меня, и покончим с этим.

Его противник тоже опустил руки.

– Я не могу, – признался он. – Когда ты вот так… стоишь и просишь.

Саймон сделал к нему два шага.

– Ну же, – настойчиво повторил он. – Расплатись со мной сполна.

Энтони молчал.

– Ты расплатишься перед алтарем, – наконец проговорил он.

Саймон услышал, как Дафна вздохнула и затаила дыхание. Что означал этот вздох? Удивление? Надежду? Любопытство? Наверное, она понимает, что в данных обстоятельствах ультимативное требование Энтони выглядит не лучшим образом. Но вот она заговорила:

– Принуждение к браку – бесчестно, Энтони…

Саймон упредил ответ друга.

– Завтра я буду во Франции, – пообещал он.

– Вы опять уезжаете? – спросила Дафна.

Чуть сдавленный голос вонзился кинжалом в сердце Саймона. Зачем он так сказал? Что толкнуло его?

– Я только порчу людям жизнь, – с трудом выговорил он. – Лучше, если меня здесь больше никто не увидит.

У нее задрожала нижняя губа. Господи, он бы все отдал, чтобы она так не дрожала! Только одно слово вырвалось у нее – его имя, и оно усилило боль в сердце. Нужно… он должен сказать ей… объяснить.

– Я не могу жениться на вас, Дафна, – услышала она.

– Не можешь или не хочешь? – выкрикнул Энтони.

– И то и другое, – ответил Гастингс.

Энтони снова нанес ему удар, на этот раз в подбородок, и Саймон упал. Что ж, он заслужил наказание: любое возмездие, любую боль…

Он не смотрел на Дафну, не хотел видеть ее глаз, но она кинулась к нему, опустилась на колени, выпростала руку из широкой одежды, коснулась его плеча.

– Простите меня, Дафф, – сказал он, по-прежнему избегая ее взгляда.

У него немного кружилась голова от удара, один глаз уже совсем заплыл, он с усилием поднялся на ноги.

– Если можете, простите меня, – повторил он.

– Побереги для другого раза свой беспомощный лепет, – резко оборвал его Энтони. – Увидимся завтра на рассвете. Полагаю, стрелять ты не разучился.

– Нет! – закричала Дафна.

Саймон взглянул на Энтони, коротко кивнул, а потом повернулся к Дафне и, сильно запинаясь, произнес:

– Если это б-был бы кто-то, то т-только вы. Од-дна в-вы…

– О чем вы говорите? – воскликнула она в ужасе. – Что все это значит?

Он прикрыл здоровый глаз и вздохнул. Завтра в это время он будет уже мертв, он это знал, потому что не собирается стрелять в Энтони. Даже не поднимет пистолет. А Энтони не в том состоянии духа, чтобы выстрелить в воздух.

И все же – пришла ему в голову странная до нелепости мысль – то, что неминуемо произойдет, станет своеобразным и желанным для него ответом его отцу. Местью человеку, для которого самым главным в жизни был титул, а не сын. Завтра не будет ни сына, ни титула.

А с другой стороны, в эти же мгновения Саймон вовсе не желал для себя такого неминуемого и нелепого конца. Не хотел уходить из жизни на какой-то заброшенной лесной поляне, провожаемый ненавидящим взглядом своего лучшего друга…

Нежные руки Дафны яростно трясли его за плечи. Он открыл глаза, наполненные слезами, увидел совсем рядом ее лицо, искаженное тревогой и гневом.

– Что с вами? – спросила она. – Почему вы молчите? Он собирается убить вас! А вы… Словно сами призываете злую судьбу! Хотите умереть!

Ее руки отпустили его плечи, она отступила на несколько шагов.

– Н-нет, – сказал он, чувствуя, как тяжело ему говорить. Он снова начал сильно заикаться, но был слишком угнетен и обессилен, чтобы обращать на это внимание. – Н-нет, я н-не х-хочу ум-мирать. Н-но я н-не м-могу ж-жениться на в-вас…

То, что он видел в ее глазах: потерянность, тоску и все ту же тревогу, невозможно было вынести, но когда она заговорила, голос звучал на удивление твердо, даже с характерной для нее иронией:

– Никогда не воображала, что отношусь к тем женщинам, о которых днем и ночью мечтают мужчины, но была достаточно далека от мысли, что они предпочтут смерть браку со мной.

– Нет, Дафна! – воскликнул Саймон, с трудом поднимаясь, испытывая тупую боль в голове и во всем теле. – Нет, вы не так поняли.

– Она поняла достаточно, – сказал Энтони, становясь между ними.

Он обхватил сестру за плечи, словно оберегая ее от человека, только что нанесшего ей незаслуженное оскорбление, разбившего сердце.

– Еще одно слово… – проговорил Саймон просительно, чувствуя это и ненавидя себя за тон и за такое же выражение глаз. – Я должен…

Энтони резко покачал головой:

– Нет!

– Подожди! – Саймон положил руку на локоть человека, ударившего его, сбившего с ног, человека, который многие годы был его ближайшим другом. – Я не могу так… Я… я обязан объяснить… – Он сделал усилие, чтобы собрать путавшиеся в гудящей голове мысли. – Я поклялся самому себе, Энтони… Да, я не могу жениться… Дело не в ней, не в Дафне, а…

Он замолчал, у него пресеклось дыхание.

– А в чем? – бесстрастно спросил Энтони. – Или в ком?

Саймон отпустил его рукав, провел ладонью по волосам. Как он скажет о том, о чем хочет… должен сказать? При ней? А кому же еще это следует знать, как не ей?.. Но поймет ли она его? Поверит? И если да, то пожалеет ли… Но ведь это страшнее всего…

Энтони смотрел на него с молчаливым презрением, не снимая руки с плеч сестры.

– Прошу, – снова заговорил Саймон тем же тоном. – Пускай Дафна услышит…

По-прежнему не произнеся ни слова, Энтони отошел на два шага от сестры.

– Спасибо, – искренне поблагодарил его Саймон, переводя взгляд на Дафну.

Он полагал, она не станет смотреть на него или по крайней мере будет презирать его, но в ее взгляде застыло ожидание. А еще вызов и готовность защищать себя и его. Так ему, во всяком случае, казалось, и он восхищался ею.

– Дафф, – начал он неуверенно, не зная, сможет ли высказать то, что хочет, и будут ли язык и горло подспорьем ему или его врагами. – Дафф, – повторил он более твердо, – поверьте, дело совсем не в вас… Если бы я решил… мог… вы были бы первая… единственная… Поверьте этому… Но брак со мной разрушил бы вашу жизнь, потому что… Потому что я не могу дать вам то, чего вы хотите… что вам необходимо… И жизнь вытекала бы из вас по капле каждый день, а я… Меня убивало бы то, что я это вижу.

Он смотрел на нее, и она не отводила взгляда.

– Вы не можете причинить мне боль, – прошептала она и содрогнулась. – Тем более смерть… Нет!

– Это правда! – выкрикнул он. – Я не шучу, поверьте мне!

В ее глазах была все та же теплота, участие.

– Я верю, – сказала она. – Но и вы доверяйте мне.

– Я и хочу этого! – почти простонал он. – И знайте одно. Я уже говорил: у меня в мыслях не было и нет нанести вам обиду.

Она молчала так долго, что, казалось, перестала дышать. Энтони тоже не произнес ни слова. Наконец, не глядя на брата, Дафна промолвила:

– Я должна скорее уехать домой.

Энтони снова обнял ее за плечи.

– Да, идем отсюда. Тебе нужно лечь в постель, выпить немного бренди.

– Я не хочу бренди! – по-детски, но решительно сказала она. – Мне нужно подумать.

Саймон ожидал, что в ответ на это чуть ли не капризное заявление последует очередная отповедь со стороны Энтони, и весьма удивился, когда тот ласково пробормотал:

– Конечно… Конечно, Дафф.

Так говорят со своевольными, но обожаемыми детьми.

Саймон посмотрел им вслед.

Вот они уже скрылись в темноте аллеи…

Дафна не могла уснуть, и, возможно, ей стоило прислушаться к совету Энтони и сделать глоточек бренди.

Она мерила шагами комнату, домашние туфли оставляли светлые следы на густом ворсе бело-синего ковра, который она помнила с детства. Следы быстро исчезали, чего нельзя сказать о мыслях, теснившихся у нее в голове. Мысли были разрозненны, неясны, но одно было совершенно определенно: предстоящую дуэль между Саймоном и ее братом нужно остановить!

При этом она отлично понимала, как это непросто по нескольким причинам. Во-первых, мужчины бывают упрямы как ослы, когда речь заходит о делах чести и поединках, поэтому ни Саймон, ни Энтони не потерпят ее вмешательства. Во-вторых, она не имеет понятия, где эта проклятая дуэль должна состояться: место встречи не оговаривалось в ее присутствии. Видимо, брат пошлет со слугой записку с вызовом, и скорее всего за Саймоном останется право выбора места. Кажется, так гласит дуэльный кодекс, в тонкостях которого Дафна не разбиралась.

Встав возле окна, она отодвинула тяжелую портьеру и устремила взгляд в ночную тьму. Потом с некоторым облегчением подумала, что ее мать и остальные братья еще не вернулись с бала, и, значит, можно почти с полной уверенностью утверждать, что ни ее объятий с Саймоном, ни последующей сцены с участием Энтони не видел никто из посторонних, иначе бы мать уже примчалась домой.