— О чем ты говоришь? Что за тон?

— Я говорю о твоем так называемом муже, сестра. Где он, черт его дери?

— Он занят своими делами, — ответила Дафна. Это звучало гораздо лучше, чем «он меня бросил».

— Дафна, — голос у Колина смягчился, — скажи, что случилось? Мама сама не своя.

— Почему ты в городе, Колин? — вместо ответа спросила Дафна, стараясь говорить спокойно, даже безмятежно. — Где остальные?

Она сбила его наступательный порыв, и он ответил тоже вполне мирно:

— Энтони и Бенедикт уехали на месяц за город, если ты про них.

Дафна с трудом сдержала громкий вздох облегчения. Не хватало здесь только ее старшего брата с его вспыльчивым темпераментом и сложными представлениями о чести семьи. Не так давно она почти чудом сумела предотвратить убийство. Получится ли это еще раз, она не знает. С Колином общаться в нынешней ситуации все-таки значительно легче.

И как раз в этот момент он сказал:

— Дафна, я приказываю тебе прямо сейчас ответить мне, где скрывается этот негодяй!

Она гневно посмотрела на брата. Если ей позволено время от времени ругать своего супруга определенными словами, то ее братьям — никогда!

— Если не ошибаюсь, Колин, — с холодной яростью сказала она, — произнесенное тобой слово «негодяй» относится к моему мужу?

— Ты совершенно права, дьявол меня возьми! Я…

Она не дала ему договорить.

— Я вынуждена, Колин, просить тебя покинуть мой дом! — произнесла она.

Он посмотрел на нее с таким изумлением, словно у нее на голове выросли рога.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что не собираюсь обсуждать с тобой мои семейные дела, а потому, если тебе нечего произнести, кроме нескольких грубых ругательств, лучше будет, если ты уйдешь.

— Ты не посмеешь меня выгнать, сестрица! Она вздернула голову.

— Это теперь мой дом, — сказала она.

Колин, все еще не веря, что правильно понимает ее слова, беспокойно огляделся. Да, он не в своем доме, а женщина, которая продолжает оставаться его сестрой, действительно герцогиня Гастингс и хозяйка этой гостиной и всего дома тоже. Вполне самостоятельная женщина.

Он подошел к ней, коснулся руки.

— Дафф, — негромко проговорил он, — я оставляю все это на твое усмотрение.

— Благодарю.

— Но ненадолго, — предупредил он. — Не воображай, что мы допустим, чтобы такое положение длилось неопределенное время…

Оно не будет длиться неопределенное время, продолжала твердить себе Дафна и полчаса спустя после ухода брата. Не должно и не будет. Потому что через какие-нибудь две с половиной недели она узнает то, что хочет узнать больше всего на свете.

* * *

Каждое утро она теперь просыпалась в волнении: случится или не случится то, что, как она уже знает, должно означать осуществление или крах самого заветного ее желания.

Каждое утро, вставая с постели, она смотрела на простыни и с затаенной радостью отмечала их девственную белизну: никаких следов крови. Хотя в общем-то сроки еще скорее всего не наступили. И она молила небо, чтобы, когда наступят, все оставалось по-прежнему: такая же снежная чистота.

Спустя неделю после того, как — по ее подсчетам — должны были начаться месячные, она позволила себе осторожно надеяться на счастливый исход. Правда, и раньше у нее бывали задержки на несколько дней, но никогда еще так надолго.

А еще через неделю она уже счастливо улыбалась каждое утро, ощущая себя владелицей бесценного сокровища, о котором пока никто не знает, но которое она вскоре перестанет скрывать (да и как это сделать?) от окружающих. Однако в настоящее время никому ни слова! Ни матери, ни братьям, не говоря уж о Саймоне.

Вины за свою скрытность — особенно перед мужем — она не чувствовала. В конце концов, это он скрывал от нее правду, да еще какую, — что он мог быть отцом. А потом еще худший обман — поступал почти как Онан из Ветхого Завета: изливал свое семя на землю.

Но в большей степени хранить тайну от Саймона ее понуждала боязнь, что своими действиями — осуждением, гневом — он испортит всю радость, которую она чувствовала теперь. Однако она отправила записку управляющему замка Клайвдон с просьбой сообщить, где сейчас находится герцог.

В конце третьей недели разлуки с Саймоном она решилась все-таки написать ему письмо.

Случилось так, что не успел еще застыть сургуч, которым она запечатала свое послание, как перед ней предстал ее брат Энтони собственной персоной. И персона эта выглядела чрезвычайно возбужденной, чтобы не сказать — разъяренной.

Он просто ворвался без всякого предупреждения в комнату, где она сидела и где никак не предполагала принимать кого бы то ни было, а потому даже и думать боялась о том, скольких слуг, включая дворецкого, этот незваный гость раскидал на своем пути.

Она хорошо знала, что в таком состоянии старший брат бывает неуправляем, даже опасен, но не удержалась от язвительного тона, которым поинтересовалась:

— О, как ты здесь очутился? Неужели наш дворецкий сбежал из дома?

— Ваш дворецкий на месте, — заверил ее Энтони.

— Это меня несколько успокаивает.

— Оставь свои шуточки, Дафна! Где он?

— Он?.. Ах, да… Как ты видишь, здесь его нет.

— Я убью его на этот раз! По-настоящему!

Дафна поднялась из-за стола, глаза ее сверкнули.

— Нет! Ты не сделаешь этого!

Энтони приблизился к ней почти вплотную — так, что ей пришлось отступить на один-два шага, и произнес почти торжественно:

— Я поклялся перед вашей женитьбой, что сделаю это, если…

— Если что?

— Если он… — Энтони немного понизил голос, — если он причинит вред твоей репутации, черт возьми! А также если ранит твою душу.

— Моя душа в полном порядке, Энтони, — спокойно возразила она, непроизвольно прикасаясь рукой к животу. — Как и все остальное.

Если ее последнее утверждение и прозвучало несколько странно, то Энтони не заметил этого. Его внимание привлек конверт со свежей сургучной печатью, лежащий на столе.

— Что это? — спросил он.

Она проследила за его взглядом, который упал на письмо, только что вымученное ею, и ответила:

— Это? Ничего, что могло бы тебя интересовать.

С этими словами она взяла в руку злосчастный конверт.

— Ты уже переписываешься с ним? — громовым голосом крикнул он. — Меньше чем через два месяца после свадьбы ты пишешь ему письма?.. Отвечай! Только не лги мне! Не лги! Я заметил его имя на этой бумаге.

Свободной рукой Дафна смяла лежащие на столе листы с черновыми набросками своего короткого послания и выбросила их в мусорную корзину.

— Это не твое дело, Энтони, — сказала она голосом, дрожащим от возмущения и чуть-чуть от страха.

Взгляд Энтони уперся в корзину для мусора, и Дафне показалось, он готов вытащить оттуда смятые листки и ознакомиться с их содержанием. Однако он не сделал этого, а повторил уже сказанное раньше:

— Я не намерен прощать ему его мерзкое поведение! На что она тоже повторила только что произнесенную фразу:

— Это тебя не касается, Энтони.

К сожалению, увещевания лишь подогрели его гнев.

— Я отыщу его, слышишь? Где бы он ни был! Отыщу и убью!

— О, черт возьми! — взорвалась наконец Дафна. — Кто вышел замуж? Ты или я? Если ты будешь и дальше вмешиваться в мои личные дела, Энтони, клянусь Богом, я перестану с тобой разговаривать!

Ее резкие слова немного утихомирили брата. По крайней мере во внешних проявлениях.

— Хорошо, — сказал он примирительно. — Я не стану его убивать.

— Большое спасибо, — язвительно откликнулась она. Пропустив насмешку мимо ушей, он заявил с прежней запальчивостью:

— Но все равно найду его! И выскажу все, что я о нем думаю!

Дафна задумчиво посмотрела на брата и, судя по всему, пришла к какому-то внезапному решению.

— Прекрасно, — сказала она, доставая свое послание, которое успела уже положить в ящик стола. — А когда найдешь, передай ему, пожалуйста, это письмо.

Энтони с некоторым удивлением протянул руку за конвертом, но Дафна одернула его:

— Сначала дай два обещания.

— Какие еще? — спросил он недовольно.

— Во-первых, что ни при каких обстоятельствах не станешь читать того, что здесь написано.

На его лице появилось выражение крайне оскорбленного достоинства, но это ее не поколебало.

— Не надо делать такую мину, Энтони Бриджертон, — почти весело сказала она. — Я ведь прекрасно знаю тебя. Если ты сочтешь, что действуешь мне во благо, то не остановишься ни перед чем. Разве не так?

Он молча смотрел на нее. Она продолжала:

— Но я также знаю, что если ты дашь обещание, то никогда не нарушишь его. Поэтому жду его от тебя.

— Какие глупости! — пробормотал он возмущенно.

— Обещание, Энтони!

Она еще дальше отдернула руку с письмом.

— Ох, ладно. Обещаю.

— Вот и хорошо. Возьми это послание.

— А что у тебя во-вторых? — спросил он, вертя в руках конверт. — Ты говорила о двух обещаниях.

— Во-вторых, Энтони, обещай не причинить ему никакого вреда.

— Ну, знаешь… Это уж слишком!

Она протянула к нему руку.

— Тогда отдавай письмо. Я передам его с посыльным.

Он спрятал руку за спину. Они словно играли в какую-то игру своего детства.

— Но ты уже отдала его мне!

Она злорадно улыбнулась:

— Ты не знаешь адреса. На конверте его нет.

— Подумаешь! Я его добуду.

— Сомневаюсь, братец. У Гастингсов много поместий во всех концах страны. Тебе понадобится уйма времени, чтобы узнать, в каком из них сейчас Саймон.

— Ага! — торжествующе воскликнул он. — Вот я уже и знаю: он в одном из своих имений. Один ключик ты мне уже дала. Давай и второй.

— Мы что, играем с тобой в прятки, Энтони? Или еще во что-то? Для меня это не игра.

— Для меня тоже. Поэтому говори прямо: где он находится?

— Ни слова, пока не услышу второго обещания!

— Хорошо. Даю его тоже.