– Капитан, – предостерегающая нотка прозвучала в обычно благодушном голосе Монкриффа.

– Нет смысла это отрицать. – Грач согнул предплечье, и вены под его кожей перекатились по тугим мышцам под шрамами. – Как я только что понял, это скифский дракон. Мы с экипажем начали поиски в Британии, однако с половиной карты без указателя было нелегко.

– Nigrae Aquae, – наконец-то впервые заговорила Вероника, наклонившись к остальным. – Это латынь.

– Что это означает? – спросил Мердок.

– Черная Вода, – вместе ответили Вероника и Монкрифф, с удивлением поглядев друг на друга.

Глаза Грача уставились на Лорелею ониксовым огнем.

– Как…

– Река Блэкуотер[4], – подтвердила она. – Увидев все эти протоки, я узнаю их где угодно. Они часть притоков реки.

– А это? – Монкрифф указал на маленького эскизно набросанного дракона на кожаной карте.

– Это очень маленький остров слева от устья реки. Остров Терси. Вы увидите его с берега, но его побережье – сплошные скалы и утесы, почти невозможно пристать. – Она откинулась назад, все ее тело дрожало от волнения и тревоги. – Но если вы сообразите, как пристать… думаю… думаю, именно там вы найдете сокровища.

– За все то время, что вы провели на реке Блэкуотер, капитан, мы и не смогли этого понять. – Монкрифф нагнулся, чтобы осмотреть схематичные рисунки протоков. – Даже если вы не могли вспомнить, вы, должно быть, нутром чуяли, что сокровище, которое вы искали всю свою жизнь, спрятано там.

– Да. Я нутром чуял.

Лорелея не отрывала взгляда от карты, но его слова пронзили ее странной болью. Он пришел за ней, исполняя клятву, данную в детстве. Но… почему он так медлил?

И чем они занимаются сейчас? А если он найдет свое сокровище? То, которое значило для него так много, что ради его поисков он оставил ее в Саутборн-Гроув на долгие годы. Он что-то говорил о страданиях и рабстве, но о Граче писали в газетах уже больше пяти лет. С тех пор как она впервые услышала о его подвигах в качестве капитана «Дьявольской Панихиды», солнце взошло по крайней мере тысячу восемьсот двадцать пять раз.

В эпоху, когда быстрый пароход мог пересечь Атлантику до Америки за шесть дней и совершить кругосветное плавание за несколько недель… почему он не пришел за ней?

И почему пришел сейчас? Ради чего?

Ее взгляд прослеживал линии проток у ее дома. Ради клада Клавдия? Может быть, в глубине души он хотел ее, но на самом деле искал другое.

Сокровище.

В конце концов, он же пират.

Вероника встала, удивив всех и заставив джентльменов подняться. Всех, но не Грача.

– Теперь, когда у вас есть то, ради чего вы пришли, мы можем быть свободны?

– Никак нет. – Карие глаза Монкриффа тихо предостерегли. – Теперь вы в курсе наших планов. Поэтому у вас может возникнуть желание связаться с властями и рассказать им, где мы находимся, пока мы похищаем сокровища.

– Свободны? – эхом повторила Фара и встревоженно нахмурилась. – Вы в… плену?

– Да, – прошипела Вероника. – Уже несколько дней мы пленницы Грача. – Она положила руку на плечо Лорелеи. – Мы просто хотим домой.

– Пленницы? – Блэквелл обратился к Лорелее, чьи мысли и эмоции неслись неуправляемым потоком, как выводок любопытных котят. – Мне сказали, что вы его жена.

– Она моя жена. – Грач встал, возвышаясь над ней.

– Почему вы не сказали о вашем плене раньше? – настаивала Фара.

– Потому что, после того как ваши охранники окружили нас на пляже, мы просто не знали, не сменили ли мы одного похитителя на другого, – ответила Вероника.

– Это скорее для вашей безопасности, – сказал Дориан.

– Здесь пленниц нет, – успокоила их Фара. – В любое время вы можете свободно уйти. Тем не менее я бы посоветовала вам воспользоваться нашим гостеприимством до утра.

– Она никуда не уйдет, – настолько твердым голосом, что им можно было бы резать бриллианты, заявил Грач. – Она моя жена.

В библиотеке вновь воцарилось напряженное молчание, словно из нее выкачали воздух. Во рту Лорелеи пересохло, ей пришлось вытереть холодные липкие ладони о юбку одолженного графиней платья, и она была не в силах оторвать взгляд от колен.

Господи, она это ненавидела. Ненавидела, когда люди так пялились. Когда повышали тон. Ненавидела любую агрессию или конфликт.

Потом всегда наступала боль.

Она чувствовала их взгляды, тяжелые от ожидания. Они ждали, чтобы она потянула за веревку гильотины. Вероника. Грач. Блэквелл. Даже Монкрифф.

Воздух. Ей нужен воздух. Куда он подевался? Его весь поглотила черная пустота в груди Грача?

Ее веки затрепетали. Самое лучшее, если бы она имела возможность просто уйти. Спать. И проснуться, когда бойня закончится.

Сбежать. Как трусиха, какой она всегда была.

Неизменно мягкий голос Фары Блэквелл, положившей руку на плечо Лорелеи, прошелестел в воздухе густым и горячим подозрением и вызовом.

– Лорелея, дорогая. Вы… – Она остановилась. – Вы считаете себя женой Грача?

Его взгляд прожег дыру у нее в макушке. Ей не требовалось поднимать глаз, чтобы понять властность и требовательность в его глазах.

– Я… я не знаю. Я не могу сказать, что церемония нашего бракосочетания была абсолютно законной.

– Она отвечала законам морского права, – заверил Грач.

– По правде говоря, я скорее пленница, чем жена, – призналась она, и ее щеки вспыхнули от унижения. – И… брак не был доведен до конца вступлением в супружеские отношения.

– Слава богу, – с бо́льшим облегчением, чем чувствовала сама Лорелея, вздохнула Вероника.

– Вы хотите Грача в мужья? – настаивала Фара.

– Это неважно. – Ее потенциальный муж одним движением отодвинул стоявший между ними стол, подойдя к ней вплотную. – Она принадлежит мне, и куда иду я, туда идет она. Конец чертовому спору.

Опасаясь хаоса, который он способен разбудить, устранив физическую преграду, Лорелея попыталась встать, но Фара успела ее одернуть.

Лорелея вновь удивилась, потеряв дар речи, когда протянула руку, чтобы защитить Фару. Вместо страха, агрессии или даже предупреждения Черное сердце из Бен-Мора и его очаровательная жена обменялись странной таинственной улыбкой.

– Спор закончится, когда вы ответите на один вопрос, капитан. – Фара встала между ней и Грачом, и Лорелея подумала, что она отважнее Жанны д’Арк.

– Какой? – спросил он голосом волка, натянувшего привязь.

– Вы любите ее?

Глава шестнадцатая

Это был один из миллиона вопросов, на которые Грач не знал, как ответить. Слово, для которого у него не было определения.

Любовь.

Он понимал лишь обладание. У него были законы. За него велись войны. Бесчисленные души терзали во имя него.

Но любовь? Как почувствовать то, что не понимаешь?

Как он мог говорить о том, чего не видел?

Мог ли он надеяться на любовь, если Лорелея его не любила? Она даже на него не смотрела. Он не дал ей ответить на вопрос леди Нортуок, потому что ее отказ мог растоптать крошечный росток человечности, который он начал ощущать в себе с тех пор, как пришел за ней.

Он даже собственную реакцию не мог предсказать, откажи она ему сейчас.

Блэквелл бросил ему спасательный круг.

– Что она для тебя?

Как будто он знал. Как будто понимал, что для таких, как он, любовь – это расплывчатая абстракция.

У него в душе зародилось спокойствие. Не будь рядом ее, он бы уже наворотил чудовищных преступлений. Она держала его зверя в узде. Именно из-за нее он говорил, а не бил. И благодаря ей разгадал часть тайны своего прошлого. До нее он безоглядно бросился бы в наступление. Уничтожил бы всех возможных врагов прежде, чем ему представилась бы возможность обрести союзника.

Чем была для него Лорелея? Кем она была с тех пор, как впервые велела ему жить?

– Она моя жена. Она… мой… мир и спокойствие.

Задыхаясь, она еле передвигала ноги. Он протянул руку ей помочь, но она с несвойственной ей горячностью его оттолкнула.

– Я не ваша вещь, вы… вы… продажный… негодяй!

Он попытался не считать милым то, что ей пришлось искать в своем бесконечно нежном уме оскорбление и, возможно, придумать самое невинное из всех существующих.

– Я снова и снова умоляю вас отпустить бедную Веронику! – Ее глаза вспыхнули лазурным пламенем, которое Грач никогда прежде не видел, и в его душе пробудилось нечто, даже не похожее на гнев. – Разве с нее не довольно? Вы убили ее мужа!

Он пожал плечами и отмахнулся от ее обвинения, как от надоедливого комара.

– Я сделал ей одолжение, и вам обеим это известно.

Ни одна из дам Везерсток этого не оспаривала, но они сердито смотрели на него с одинаково непокорным выражением. Одна – яркий изумруд, другая – сапфир.

Драгоценности Везерсток, разумеется.

Блэквелл издал громкий возглас недоумения.

– Мы попадаем в довольно сложное положение.

– Как это? – Монкрифф шагнул к своему капитану, положив руку на куртку, явно на оружие.

Взгляд единственного сверкающего гневом глаза Блэквелла пронзил первого помощника, а рука потянулась за спину.

– Я не могу с чистой совестью допустить, чтобы ни в чем не повинных женщин держали в Бен-Море против их воли.

Фара фыркнула:

– С каких это пор?

Это была черта на песке, проведенная тем, кто утверждал, что он его брат. Грач с удовольствием провел бы свою черту поперек нее, оросил бы песок кровью и утащил Лорелею к себе. Независимо от ее желания.

Он сам нащупал оружие, не сомневаясь, что вдвоем с Монкриффом они убьют Блэквелла и камердинера, прежде чем те успеют вызвать подкрепление.

Но сделает ли он это? На глазах у его жены? И на глазах у Лорелеи?

– Попробуй, отбери ее у меня. – Его предупреждение было милостью, и он надеялся, что Блэквелл это понял. – И я отправлю твою черную душу в ад, ты сын…

Черное сердце из Бен-Мора поднял руки вверх в знак сдачи.