Он произносил ее имя, но изо рта не вырвалось ни звука. Его ноздри раздувались, но он остался недвижим, в его глазах кипела безудержная похоть и что-то еще, что разбивало ей сердце.

Выдох, вырвавшийся у него из горла, когда она освободила его от брюк, пронизывала боль.

Она почти забыла, каким пугающе огромным может казаться его член. И тот сделался великолепно твердым, едва она обвила ладонь вокруг его толстого основания. Рот у нее наполнился слюной, когда она согрела дыханием всю его длину.

– Лорелея, – застонал он. – Ты не…

Слова вырвались у него из горла резким криком, когда в пошлой пародии на поцелуй ее губы сомкнулись на его естестве.

Его плоть пришлась ей по вкусу. Соль, мускус и что-то еще настолько опьяняющее, что у нее слегка закружилась голова.

У него вырвался еще один отчаянный звук. Уже неприкрытая мольба.

Влажными губами она медленно скользнула по его гладкой, бархатной головке и, позволив мягкому гребешку пройти над языком, впустила ствол внутрь, пока тот не уперся в ее задний свод неба у самого горла.

Она почувствовала, как у него задрожали колени, и в ней взвилась волна победной женской похотливости. Она до предела опустила челюсть и, прикрыв зубы губами, потащила эти губы вперед, насколько могла, оставляя за собой влажные следы нечестивого возбуждения.

Несмотря на его отчаянное рычание и несвязные ругательства, она не спешила. Она продолжала ритмично исследовать его ствол пальцами и заглатывать его все глубже. Ее язык обнаружил под тонкой кожей захватывающие очертания вен и, лаская, набросился на них.

Его ладонь легла ей на голову. Сильные требовательные пальцы испортили ей прическу, погрузившись в волосы и сжавшись в кулак.

Что-то скользкое и сочное излилось из него, ослабляя скольжение ее губ.

Лорелея жадно наслаждалась его прерывистым дыханием. Посмотрев ему в глаза, она увидела черный ад. Он оскалил зубы, как волк, и его хватка в ее волосах стала скорее властной, чем взыскующей.

Он хотел потешиться силой? Эта мысль встревожила и испугала ее.

Она обхватила его бедра, начавшие легкие инстинктивные толчки, поспевая за ее ритмом. Она изменила темп, отстранившись настолько, что член с непристойным звуком выскочил у нее изо рта.

– Тебе следует вести себя прилично, – повторила она слова, сказанные в их брачную ночь, игриво облизнув его плоть.

Отрывая пальцы от ее волос, Эш разразился проклятиями, и не только на английском.

Довольная, Лорелея вновь приняла его, настолько глубоко, насколько могла, по кругу лаская языком набухшую головку и возобновляя движения рукой в прежнем ритме.

Он что-то говорил. Похотливое. Требовательное и унижающее. И это не значило ничего. Ее не заботило. Она наслаждалась им, интимностью, греховностью этого действия.

Это было то, что она могла дать мужчине, у которого было отнято все.

Он стал невообразимо больше у нее во рту. Горячее. Вена внизу его члена начала пульсировать.

– Хватит! – выдохнул Эш. Непроизвольные содрогания и рывки его бедер становились все безумнее. Отчаяннее. – Если ты не остановишься… я…

Она знала, что произойдет. Он изольет ту же субстанцию, которой заполнил ее лоно прошлой ночью.

Она была готова. Она хотела этого. Хотела его.

– Нет! – Схватив ее за волосы, Эш на сей раз слегка отвел ее шею назад, вновь высвободив член у нее изо рта.

– Стой, – задыхаясь, произнесла Лорелея. – Все хорошо. Это…

– Я скажу тебе, что это, – мрачно произнес он, поднимая ее с колен и таща ее к кровати. – Теперь моя очередь.

Сила его необузданной страсти обрушилась на нее ни с чем не сравнимой мощью морской бури, бросив ее на кровать и задрав ее юбки.

Он зарычал, увидев, что на ней нет нижнего белья. Лорелея без угрызений совести позаимствовала платье у графини Нортуок, но ее белье надеть не могла.

Он грубо раздвинул ей ноги, и она приготовилась к наслаждению, которое наверняка доставят его пальцы.

– Ты так чертовски красива. – Его голос сделался ниже, грубее. – Мне нужно попробовать тебя.

– Что?

Он не имел в виду?..

Без предупреждения сильный влажный язык вторгся в ее лоно, сорвав все протесты вместе с дыханием. Наслаждение, вызванное порочным поступком, потрясло Лорелею с такой невероятной силой, что у нее инстинктивно поджались колени.

Сильные руки Эша обняли ее бедра, его рот впился в ее сердцевину, губы исследовали податливые гребни плоти и пульсирующую вершинку над ними.

В отличие от мозолистых, умных пальцев, его язык был теплым на ее чувствительном лоне, гладким и восхитительно влажным. Он лизал и скользил посреди ее становящейся более скользкой гладкой кожи, оставляя за собой след пульсирующего наслаждения.

Это было нечто, к чему Вероника ее никак не подготовила. Этот шокирующий, позорный акт. Нечто настолько безличное и сакральное… Потому что в человеческом опыте не может быть ничего до такой степени небесного.

Лорелея моргнула, глядя на пляшущую между ее бедрами темную голову, ее нутро дрожало и болело. Если глубины физической боли и страданий так остры, так ужасно сильны, разве не таковы должны быть и мгновения наслаждения?

Разве они оба не заслужили это?

Он тронул чувствительный бутон, средоточие ее вожделения. Его язык ласкал, губы сжимали его, с явным восторгом игриво дразня. Трепет блаженства пронзил Лорелею с такой силой, что пальцы искали и хватали его за волосы, настойчиво дергая их.

Его благодарные вздохи щекотали, высвобождая поток желания. Она не могла сдержать подступающее хныканье, потом хриплый крик, когда ее удовольствие распустилось под его искушенными губами. Пальцы ног подвернулись в носках, а душа запела. Ритм, настолько древний и первобытный, слился с танцем его языка, пока экстаз толчками не вырвался из лона, достигая самих костей и песней разливаясь в крови.

Ее тело напрягалось в его железной хватке, конечности забились, а бедра прогнулись под ним. Позже она устыдилась своего обращения в это необузданное существо бессмысленной, сладострастной похоти. Отказа от скромности или достоинства в пользу страстного желания и этого всепоглощающего упоения. Блаженство превратило ее в скверну дрожи и судорог. Она стала невесомой, одновременно созданной и уничтоженной его непрекращающимися мучительными волнами.

Лорелея издала несколько беспомощных всхлипов, когда ощущения достигли пика, столь неописуемого, что она сомневалась, что тело сможет выдержать.

Словно почувствовав, что оглоушил ее, Эш поднял голову, позволив ее бедрам снова упасть на кровать. Он подполз к ее телу, облизывая свои блестящие губы, как довольный кот, его глаза блестели от вожделения.

Ее мышцы, сытые и тяжелые, растаяли под ним.

– Ты это имела в виду? – строго спросил он. – Ты можешь взять меня всего?

Вздохнув, Лорелея со страстью, неожиданной даже для нее самой, обняла его широкий торс, сердце сжалось от любви.

– Каждую частичку тебя.

Эш погрузился в нее, растягивая неискушенные мышцы теплыми толчками. Сначала ее все еще пульсирующее лоно поддавалось неохотно, но второе движение было более быстрым, более влажным, и он не останавливался, пока не вошел до предела.

– Да, – прошипела она ему в ухо, когда он зарылся лицом ей в волосы. – Пожалуйста.

Но не эта настойчивая мольба заставила его задать размашистый укачивающий ритм, стремительно катапультировавший их обоих к звездам. А то, что Лорелея прошептала дальше. То, что она прокричала, прежде чем интимные мышцы сжали его в еще одном оргазме:

– Эш.

Глава двадцать первая

– Лорд и леди Саутборн.

Эш не признал обращение как адресованное к ему, пока Лорелея не спросила:

– Что, Дженкинс?

Эш поднял взгляд от места, где он, Лорелея, Монкрифф и Блэквелл склонились над картой, внимательно слушая ее соображения о том, как безопасно подойти к острову Терси.

– Я устроил инспектора Скотленд-Ярда в гостиной. Он настаивает на том, чтобы поговорить с вами обоими. – Доставив неприятное сообщение, Дженкинс щелкнул, как наемный солдат, каблуками и вышел.

Конечно, какого-то полицейского расследования они ожидали. В конце концов, Мортимер Везерсток, пэр Англии, был недавно убит практически прилюдно. А его жена и сестра похищены печально известным Грачом, и спустя три дня домой ее вернул неизвестный двоюродный брат сомнительного европейского происхождения.

Эш Везерсток.

Боги, все это время он настаивал, что мальчик мертв, а теперь пришлось его воскресить. Здесь. В Саутборн-Гроув. Еще раз.

Грача, когда он убивал Мортимера, из-за капюшона никто хорошенько не разглядел, а в лицо его знали очень немногие, и еще меньше было живых свидетелей, чтобы о нем рассказать.

Отчасти поэтому их и сопровождал Дориан Блэквелл – чтобы помочь. Он обладал беспрецедентным влиянием в Скотленд-Ярде, в парламенте, во всех правильных общественных кругах и, что гораздо важнее, во всех неправильных. Иметь такого человека, называть его братом – преимущество во многих отношениях, которые Эш не мог сполна оценить при данном стечении обстоятельств.

– Скотленд-Ярд? – опасливо нахмурилась Лорелея. – Я думала, нам предстоит вытерпеть только местного мирового судью.

– Нам ни за что не следовало покидать корабль, – проворчал Монкрифф, уже приправив свой чай спиртным из соседнего графина. – Зачем кому-то ехать сюда из Скотленд-Ярда, если они не обнаружили дыр в нашей наскоро сколоченной преступной схеме?

– Он всегда такой? – Блэквелл указал большим пальцем на хмурого старшего помощника капитана.

– Нет, – усмехнулся Эш. – Обычно куда самоуверенней.

– Да поможет тебе Бог.

– Если только она.

– Она? – спросил Блэквелл.

– Я всегда считал, что шторма, корабли и Бог – чисто женская триада.

– Это многое объяснило бы…

– Теперь не время для шуток, – вторглась в их заговорщический обмен улыбками Лорелея, вступаясь за покрасневшего Монкриффа, в то время как на ее лице застыло тревожное неодобрение. – Тебе может угрожать серьезная опасность со стороны закона.