Эш погладил ее по щеке, жаждая поцеловать эти губы и вернуть на них улыбку.

– Дорогая, таким как мы постоянно грозит опасность со стороны закона… или тех, кто любит изображать из себя представителей такового.

– Как вы думаете, они собираются угрожать нам Ньюгейтом? – небрежно бросил Дориан, стряхивая невидимую пылинку со своего манжета.

– Даже не думай об этом, – с такой же невозмутимостью ответил Эш. – Возможно, на сей раз будет виселица.

– Или расстрел.

– Полагаю, они могут возродить практику расчленения и четвертования. – Эш поднял на Лорелею далекий от раскаяния взгляд. – Боюсь, мои нижние четверти наиболее желанны.

– На пустых пиках на Лондонском мосту две наши головы рядом выглядели бы абсолютно зловеще, – предположил Блэквелл.

– Отличное замечание. Думаешь, они оставят тебе повязку на глазу?

– Такова была бы моя последняя просьба.

– Точно. По-моему, было бы весьма наглядно.

Лорелея резко, по-звериному вскрикнув, схватила его за обшлага.

– Ты не понимаешь, что это значит? – яростно рванула его она. – Они могут забрать тебя отсюда в цепях! Я снова могу тебя потерять. На этот раз навсегда. Как ты можешь вести себя так, будто твоя казнь – всего лишь шутка?

Эш, напуганный угрозой истерики, тотчас протрезвел.

– Я шучу, потому что мысль о том, что кто-то сможет забрать меня от тебя, смешна.

Он накрыл ее ладони своими, тронутый тем, как у нее от страха задрожали пальчики.

– Целый контингент бандитов Скотленд-Ярда нас не одолеет, – небрежно успокоил Лорелею Дориан. – Им придется привести армию.

– А мы увидим приближающуюся армию и совершим побег, – дополнил Эш, запечатлев поцелуй на ее тревожно нахмуренном лбу. – Брось, все хорошо. Давайте оставим эти разговоры и подумаем о наших планах. Мы охотимся за сокровищами.

– Без меня, – зарычал Монкрифф, смахивая с буфета графин. – Я предпочел бы вылизывать задницу последней шлюхе, чем находиться в одной комнате с сотрудником лондонской столичной полиции.

– Не могу сказать, что виню тебя, – сказал в спину уходящему Блэквелл, прежде чем обратиться к Эшу: – Думаю, он не слишком меня любит.

– Сильнее всего на свете он любит себя. – Эш смотрел вслед Монкриффу, пока тот не исчез на задней лестнице. – Хотя, полагаю, мне следует напомнить ему, где его место.

– Возможно, тебе вместо этого следовало бы уверить его, что его месту рядом с тобой ничто не угрожает. – Лорелея украдкой бросила взгляд на его нового соучастника преступления.

– Твоя жена – умная женщина, – признал Блэквелл.

Эш посмотрел на нее. Ее маленькая ладонь пожимала его руку, но он выпустил ее и направился длинным мраморным залом из библиотеки до гостиной.

В глубине души он ожидал увидеть армию. Или удар топора палача при входе. Может быть, к нему домой пришел сам дьявол. Потому что сегодня он проснулся, обнимая ангела. Ее мягкие кудри струились по его торсу золотым водопадом. Ее дыхание согревало его, а ресницы дрожали у него на груди, пока она спала.

Впервые за двадцать лет он почувствовал себя оседлым. Нет, больше. Он почувствовал, что пришел домой.

Даже когда под ее головой рука у него занемела, он понял, что скорее откусит себе конечность, чем побеспокоит Лорелею.

Эш провел по покрытому пушком изгибу ее щеки, наклону патрицианского носа, персиковой полноте щедрых губ.

Щедрых во всех смыслах этого слова.

В этот миг он обрел благодать. Истинное наслаждение.

Смеет ли он сказать… счастье?

Поэтому весь остаток дня он чувствовал опасение: ему было так спокойно и радостно, что поневоле просыпалась настороженность.

Вот почему, подходя к гостиной, Эш предчувствовал самое худшее.

Однако ждал его всего один мужчина, сидя среди обоев с восточными мотивами и старинных предметов искусства, принадлежавших предкам Везерстоков. Худощавый элегантный мужчина с золотыми волосами и глазами цвета Адриатического моря. Любезность он носил как доспехи. Его привлекательность располагала, его силу корректно скрывала скромного покроя куртка – явно неслучайно, а чтобы заставить его казаться менее грозным.

Сердце у Эша бешено забилось, ноги точно приросли к полу. В грудь впились лезвия, а рот заполнился песком, пригнув к земле почти сокрушающим кости ощущением нависшей погибели.

Четкое и абсурдное видение, трансформирующее мужчину… нордические черты измазанного грязью лица. Острые, оскаленные в рычании резцы, стремительные удары еще более острых кулаков. Спрятанные лезвия. Отмычки. Одежда из лоскутов. Он был… Резак? Странное слово… Мертвый глаз.

Они встречались раньше?

Он вздрогнул, как от звука разлетающегося стекла, зазвеневшего у него в голове. Бьющееся стекло и хруст костей. И… кровь?

Очень много крови.

Этот адский топор вернулся, когда Эш перевел взгляд на Блэквелла, который смотрел на мужчину с дружеским узнаванием.

– Старший инспектор Морли. – Блэквелл шагнул вперед и обменялся с мужчиной привычным, но осторожным рукопожатием. – Позвольте мне представить моих давних друзей – их светлости Эша и Лорелею Везерсток, герцога и герцогиню Кастель Доменико. Графа и графиню де Лион и де Верден. Хотя ныне на английской земле они, полагаю, граф и графиня Саутборн.

Он указал на них широким жестом.

– Ваши светлости, это старший инспектор столичной полиции сэр Карлтон Морли.

Эш боролся с непреодолимым желанием прижать пальцы к пульсирующему виску, остро ощущая обнадеживающее пожатие руки Лорелеей.

Он едва заметил, как в ладони Блэквелла рука инспектора ослабла. Ослабла почти так же, как его квадратная челюсть, когда он уставился на Эша, словно увидал призрака.

– Дориан…

– Инспектор Морли, мы наконец перешли на неофициальное общение? – усмехнулся Блэквелл. – Не уверен, что мне столь же удобно называть вас по имени.

Глядя на них, Эш нахмурился. У них явно было прошлое, не сводимое исключительно к вражде.

Внезапно инспектор полностью утратил самообладание, и нанес Блэквеллу молниеносный удар в нос, от которого Черное сердце из Бен-Мора отлетел на несколько шагов.

– Все это время! – взревел Морли. – Все это время ты давал мне понять, что он мертв!

Боль в голове Эша усилилась. Его утраченные семнадцать лет изнутри колотили кувалдой по черепу. Мир под его ногами сделался таким же неустойчивым, как его корабль, бросаемый штормом из стороны в сторону, и он боролся с желанием ухватиться за высокую спинку стула, чтобы не упасть.

– Господа, пожалуйста, сдерживайте себя. – Лорелея крепче прижалась к нему, и он чудесным образом черпал силы в ее близости.

Но зачем ему это было нужно? Что происходит?

Блэквелл с впечатляющей быстротой оправился и бросился на инспектора – чтобы его убить, это недвусмысленно читалось на лице и подкреплялось капающей из носа кровью.

Эш едва успел встать между двумя мужчинами, явно потерявшими контроль над собой.

– Кто-нибудь, пожалуйста, объясните, что, черт возьми, здесь происходит! – приказал он.

– Я тоже хотел бы это знать! – ощерился Блэквелл. – Морли, я никогда не говорил тебе, что он мертв. – Он врезался в подставленное Эшем плечо и отлетел назад. – Этот недоумок пытался вздернуть меня с тех пор, как стал младшим констеблем.

– И почему ты так думаешь? – в старательном лондонском акценте разъяренного до готовности убить инспектора проскользнул намек на кокни.

– По многим причинам. Я выставил тебя и твоих приятелей дураками. Во мне течет благородная кровь, а ты ординарен. Я вырвался из сточной канавы, где мне, по-твоему, только и место. Или… может, потому что ты любишь мою жену Фару до безумия, но в тот момент, когда я поцеловал ее, она забыла, что ты вообще существуешь.

В светском голосе Блэквелла прозвучало мрачное торжество.

– У тебя никогда не было и шанса, Морли, она всегда была моей. Победу одержал лучший. Признай это и убирайся!

К всеобщему удивлению, инспектор лишь засмеялся, хотя смех пронизывала настолько неприязненная горечь, что всем стало не по себе.

– Ты лицемерный, чванливый ублюдок. Я признаю, что ты отобрал у меня самого важного человека. Отнял последнюю надежду, которую я питал много лет… но Фара не имела к этому никакого отношения.

– Брехня!

– Дориан Блэквелл был моим лучшим другом! – взревел Морли. – Больше того, он был женихом моей сестры-близнеца!

Лорелея громко вздохнула, но все были слишком ошеломлены, чтобы отозваться.

– Ты знаешь, что я был там, когда они выпустили Дориана Блэквелла из тюрьмы? – пророкотал инспектор. – Я стоял и ждал у ворот, чтобы отвезти моего друга, моего брата, домой. Именно я хоронил его мать, когда грипп забрал ее через год после того, как он оказался в заключении. У нас никогда не было возможности по-настоящему скорбеть о Кэролайн, женщине, которая значила для нас обоих больше, чем жизнь. А ты! – Он ткнул в лицо Блэквелла пальцем. – Ты выбрался из Ньюгейта, как будто это имя принадлежало тебе, и бросался им на моем чертовом пути почти два десятка лет. Вот! Вот почему я ненавидел вас все это время!

Хорошо, что Блэквелл перестал бороться с Эшем, потому что эти слова его ошеломили. Он обернулся и уставился на человека, которого он откуда-то знал, который не был чужим.

Но брат? Еще один?

– Ты знал, что я не Дориан Блэквелл? – с трудом выдохнул Черное сердце из Бен-Мора. – Почему ты меня не выдал?

Лицо Морли исказила смесь гнева и муки.

– Потому что у меня были свои тайны. Те, что умерли с Дорианом… Или я считал, что умерли.

Он устремил на Эша обвиняющий взгляд, в котором горели старые раны.

– В каком девятом кругу ада ты пропадал два чертовых десятилетия? – требовательно спросил он.

«Девятый круг ада…» – такое определение подходило как нельзя лучше.

– Как жестоко с твоей стороны, после того как мы были друг с другом почти родными, дать мне поверить… Боже! – Морли впился в волосы пальцами, разрушая их идеальный напомаженный блеск. – И подумать, что вы оба, злобные ублюдки, участвовали в этом грязном фарсе.