Кузя отозвался радостным лаем.

Они шли вдоль берега, Кузя бежал впереди, лихо закрутив хвост спиралью, гонялся за волнами.

— Ты даже не представляешь, что для меня это значит, — запинаясь от волнения, заговорила Нина. — Они хорошие люди, — Никита понял, что она имеет в виду Алдону и ее мужа, — но они могут сделать что-нибудь не так… Не со зла, а просто потому, что не понимают. Накормить его чем-нибудь жирным или… Ты видел, какой у них зверюга во дворе?

— Юзек? Да он добрый! Он никого не трогает, только лает. Кстати, Кузя ответил ему вполне достойно. И они почти тезки.

— А если они спустят его с цепи? Мало ли что может быть! Знаешь, как говорят про носорога? Животное подслеповатое, но при весе в три с половиной тонны это не его проблема.

— Успокойся, мы же договорились, что возьмем Кузю с собой!

— Да. Да. Я бы только не хотела, чтобы Алдона обиделась.

— Не волнуйся, я ей все объясню. Скажу, что мы нашли другой выход. Что ты не хочешь расставаться со своей собакой… Ты же говорила, что вам недавно пришлось расстаться…

Нина отерла слезы.

— Да, у меня было… нечто вроде командировки.

— Командировки? «Какие у страхового агента могут быть командировки?»

— Какого страхового агента? — рассеянно спросила Нина. — A-а, «Берегись автомобиля»… Один из моих любимых фильмов. Я вообще-то к советскому кино отношусь очень избирательно… Бывают, конечно, исключения, но редко… — Она вдруг рассмеялась. — Знаешь, у меня есть одна соседка, девяностолетняя старуха, бывший доцент ГИТИСа. Я ей продукты покупаю… и лекарства. Ей самой тяжело. Она одинока: муж умер, детей не завела. Я ее мысленно называю «Полковнику никто не пишет»[8].

— А почему не «Сто лет одиночества»?

— Ну, она не сто лет была одинока, а только последние лет двадцать пять… когда на пенсию ушла. И потом, какая разница? Автор тот же, тема та же. В общем, у нее дефицит общения. Но она такая… такой культуртрегер. Все время руководит моим духовно-нравственным воспитанием.

— За неимением собственных детей, — вставил Никита.

— А также новых учеников. Всякий раз, как я к ней захожу, она спрашивает так строго-строго: «Что вы смотрели вчера по телевизору?» Я отвечаю… ну, допустим, «Тельма и Луиза». А она вздыхает так скорбно, поджимает губы: «Опять американский». Она считает, что смотреть нужно только наше кино, что наши артисты — лучшие в мире и так далее. И этот разговор повторяется у нас каждый раз.

Никита засмеялся и предложил пойти искупаться. Лишь много позже он сообразил, что Нина так и не ответила на его вопрос о командировке.

Они вернулись к покрывалу.

— Кузя, сидеть! — приказала Нина.

— Р-р-ряф! — недовольно отозвался Кузя, но послушно сел, а потом даже лег, свернувшись калачиком.

— Не скучай, мы ненадолго, — ласково сказала ему Нина.

Они пошли к воде, как всегда, он подхватил ее на руки и перенес сразу на глубину.

— Давай так, — предложил Никита. — Держи меня за руки. Так, а теперь перебирай ногами. Нет, не напрягай так спину, не запрокидывай голову. Не бойся воды. Я тебя держу. Старайся дышать. Ничего не бойся. Работай ногами и держись.

Нина старательно замолотила ногами по воде.

— Можно не так сильно, — засмеялся Никита. — Опусти ноги под воду. Спину не напрягай. Почувствуй, что вода тебя держит.

Она и впрямь что-то почувствовала. Усилием воли заставила себя расслабиться. Только голову опустить никак не могла.

— Попробуй окунуть лицо в воду, — посоветовал Никита. — Хоть на секунду. Ничего страшного не будет.

Нина покорно опустила лицо в воду и тотчас же снова вскинула голову.

— Так, хорошо, — подбодрил ее Никита. — Теперь давай еще разок. Не спеши. Глотни побольше воздуха, опусти лицо в воду и под водой выдохни через рот. И попробуй открыть глаза под водой.

— Нет, этого я не смогу.

— А ты не бойся. Под водой прекрасно видно. Попробуй.

Она попробовала и закашлялась. Никита обнял ее, погладил по спине, успокоил:

— Ничего страшного. Давай попробуем еще раз.

— Может, не надо? — жалобно попросила Нина. — Может, хватит?

— У нас почти получилось. Давай еще разок. Переведи дух. Успокойся. Под водой только выдыхай, не пытайся вдохнуть. Главное, открой глаза. Это поможет тебе преодолеть страх. Ну, готова?

Они снова взялись за руки в воде, Нина начала перебирать ногами и опустила лицо в воду. На этот раз все прошло благополучно.

— Теперь давай так. Ты будешь поднимать голову — только не запрокидывай! — и вдыхать воздух, а потом опускать в воду и выдыхать. И так несколько раз. Вперед!

— Я держусь! — воскликнула Нина. — Держусь!

— Что и требовалось доказать. Теперь попробуй очень осторожно отпустить мои руки.

— Давай выйдем на мелкое место, — попросила она. — Чтобы я могла стоять, если что.

— Ладно, — засмеялся Никита. — Пошли на мелкое место.

У нее получилось. Она сумела сама удержаться на воде. Это было непередаваемое ощущение.

— Я плыву! — прокричала Нина. — Я плыву!

— Вот видишь!

Она скоро выбилась из сил и встала на дно. Но ей удалось немного проплыть самой!

— По-моему, ты перекупалась. Вон, даже губы синие, — заметил Никита. — Айда на берег. — Уже привычным жестом он взял ее на руки и вынес из воды. — Давай пробежимся.

Они добежали до покрывала. Никита умчался куда-то, пока Нина вытиралась и меняла купальник, вернулся с резиновым мячиком и затеял с Кузей игру в футбол.

— Ты ограбил какого-нибудь несчастного ребенка?

— Обещал вернуть. Что-то облачно сегодня, надо согреться. Вливайся.

Нина присоединилась к игре. Они долго бегали по песку с мячом, перемазались, пришлось идти в оборудованную на пляже душевую. Потом оделись, поели и вернулись домой.

— Ты не простудилась? — заботливо спрашивал Никита. — Давай-ка я налью тебе коньяку.

— Я крепкого не пью, забыл?

— Это не водка. Это великолепный французский коньяк. Мягкий, как бархат. Вот, попробуй. Я налью тебе минералки, чтобы запить. Смотри, какой букет. Чувствуешь? — Он налил коньяк в тонкую пузатую коньячную рюмку, а рядом поставил стакан с минеральной водой. — Считай, что это лекарство.

Нина взяла рюмку и опрокинула в себя содержимое залпом. Она тут же закашлялась, прослезилась и схватилась за стакан с водой.

— Кто ж так пьет коньяк! — простонал Никита.

— Сам сказал, что надо как лекарство, — принялась оправдываться Нина.

— Пить коньяк — это целый ритуал. — Никита налил еще одну рюмку. — Вот смотри: коньяк нужно согреть в ладонях, понюхать букет, а потом тихонько, не спеша, взять в рот, посмаковать…

— Он же горький!

— Он не горький. Давай, попробуй еще раз.

— Он жжется!

— Он не жжется. Ты разок обожглась, теперь пройдет легче. Ну, попробуй.

— Мучитель.

Нина взяла рюмку и старательно проделала весь ритуал, но «посмаковать» коньяк так и не смогла, торопливо проглотила. Горло опять обожгло, но уже не так сильно, зато потом в груди как будто расплылось теплое золотистое сияние. Она улыбнулась.

— Пойдем к тебе, — предложил Никита. — Ты обещала рассказать про эскиз.

— А я-то надеялась, ты забыл. Ладно, идем.

Они перешли в соседний коттедж, и Нина переоделась в свой теплый наряд: легинсы, свитер и кардиган.

— Давай выпьем кофейку, — предложила она. — Садись, я сейчас принесу. Или хочешь чаю?

— Нет, лучше твоего кофе. Никто на свете не варит кофе так, как ты.

— Тут полагается сказать: «Лестью ты ничего не добьешься». Ладно, я сейчас приду.

Когда она вернулась в гостиную, Никита рассматривал таинственный эскиз. Нина поставила поднос на низкий журнальный столик и забралась с ногами на диван. Он тоже сел и обнял ее одной рукой.

— Ну рассказывай.

— Я окончила институт и устроилась на работу в дизайнерский дом некой Кристы Нильсен.

— Ну и погоняло! Держу пари, на самом деле никакая она не Нильсен.

— На самом деле она даже не Криста, — мрачно подтвердила Нина, — но суть не в этом. Мне хотелось стабильности. Я больше не хотела перебиваться случайными заказами. Нет, мне было грех жаловаться, я поняла, что с голоду не умру, но случайные заказы, они сегодня есть, а завтра их нет… Мне нужна была постоянная работа.

— Я понимаю, — кивнул Никита.

— Я проработала у нее два года, но у нас как-то сразу отношения не сложились. Она все время вмешивалась в мою работу. Конечно, считалось, что я молодой специалист, только что из училища, но Криста действовала по принципу «Нехай хижче, абы иньше».

— Как-как? — заинтересовался Никита.

— Это по-украински. Моя мама так говорила. «Пускай хуже…»

— «…лишь бы по-другому», — закончил за нее Никита. — Отличная поговорка. Беру на вооружение. И что же она делала?

— Какой бы фасон я ни разрабатывала, пусть даже классически строгий или асимметричный, она подходила ко мне и говорила… ну, например: «Ниночка, а вам не кажется, что вот здесь лучше бы выпустить косенькую беечку?» или «А давайте посадим на кокеточку». Это не я, — пояснила Нина, перехватив его изумленный взгляд, — это Криста так разговаривала. Все в уменьшительной форме. «Беечка», «оборочка», «рукавчик», «шовчик»… «Тут есть такой моментик»… Честно говоря, от одного этого можно было с ума сойти. Правда, если бы дело было только в этом, я бы, наверное, терпела. Но она упорно навязывала мне свои дурацкие «улучшения», и мне приходилось с боем отстаивать свои идеи. Каждый заказ превращался в схватку. Я от этого устала.

— Чего она добивалась? — тихо спросил Никита.

— А бог ее знает. Может, характер такой… климактерический. Может, прознала, что я беру частные заказы на дом. Правда, она ничего об этом не говорила… Даже не намекнула. А может, я ей просто не нравилась. Помнишь, ты говорил про немотивированную жестокость? Одно могу сказать точно: я ничего такого не делала… в смысле, никак ее не провоцировала. Но я устала с ней бороться и решила подыскать другую работу. Нашла и предупредила ее, как положено, за месяц, что увольняюсь. Она выслушала молча, виду не подала, что недовольна. Я хотела — знаешь, как это бывает? — уйти в отпуск и не вернуться. Но тут она попросила меня обслужить одну строптивую клиентку. Обычно она весь «эксклюзив» делала сама, а тут вдруг такое доверие… Но я ничего не заподозрила.