За все месяцы их дружбы Меган ни разу не делала Олли комплиментов, тем более таких. Он без конца говорил ей, какая она талантливая, как он восхищается ее творчеством, какое у нее отличное чувство юмора. А сегодня он сказал, что она красивая – и Меган ему даже поверила. Андре вообще никак не комментировал ее внешность, и чем больше времени она с ним проводила, тем чаще куталась в мешковатую одежду. Теперь же, глядя на себя в зеркало, Меган видела золотистые волосы, мамины яркие глаза, маленький носик и аккуратные губы. Не ужас, конечно, но и не бог весть что. А для Олли она самая лучшая. Меган никогда не нуждалась в мужском одобрении, ее самооценка не зависела от мнения посторонних. Но как это, оказывается, приятно – когда тобой восхищаются.

Поглаживая кончиками пальцев его поясницу, она слышала, как ускоряется его пульс. В последние месяцы они столько времени проводили вместе – ходили по воскресеньям в бары, играли в пив-понг на крыше дома в Брикстоне, поднимались на Парламентский холм и ели там мороженое, любуясь раскинувшейся перед ними столицей – и ни разу ничего не произошло. Олли не пытался взять ее за руку или погладить по щеке, как здесь, в Праге, да Меган этого и не хотелось. И то, как легко и быстро они перешли к близости, одновременно ее удивляло и восхищало. Никакой неловкости или смущения. Меган чувствовала, что поцелуй случился вовремя. Мало того – он был практически неизбежен.

Несмотря на восхитительное дрожащее тепло, разливавшееся по телу, где-то в закоулках ее сознания продолжало свербеть: что ты творишь, черт тебя подери?! Меган решила не обращать внимания на этот противный голосок. Она вынула руки из карманов Олли и обхватила ладонями его лицо. Когда он нагибался, чтобы вновь ее поцеловать, Меган успела заметить мелькнувшую в его глазах тень печали.

32

– По-моему, никто уже не придет.

Хоуп и Чарли сидели в баре вдвоем, глядя на свои полные коктейльные бокалы. После массажа они целый день болтались по Малой Стране, покупая безделушки и хихикая над деревянными куклами, что злобно косились на них с витрин сувенирных лавок. Время убегало как песок сквозь пальцы – а с ним и гнетущее чувство тревоги, прокравшееся в их отношения вчера вечером.

Невзирая на ноющие от усталости и холода руки и ноги, Хоуп и Чарли поднялись по крутой извилистой дорожке к Пражскому Граду и подивились несгибаемому чувству долга караульных (и заодно их иммунитетом к морозу). Совершенно невозмутимые и спокойные, в серых меховых шапках и шинелях с меховыми воротниками, неподвижно стояли они на своих местах, сжимая одной рукой в белой перчатке винтовку и глядя ровно перед собой сквозь солнцезащитные очки. Чарли встал рядом с одной полосатой бело-голубой будкой и, смеясь, отсалютовал в камеру.

Чтобы немного согреться, – казалось, на улице холодало с каждым сдвигом стрелки на многочисленных городских часах, – они решили зайти в базилику святого Георгия. Хоуп потрясенно охала, разглядывая фрески на сводчатых потолках: в тусклом свете красные и золотые оттенки производили грандиозное впечатление. Открытое пространство было словно подернуто патиной, воздух пах многовековой историей. Переступая пороги таких мест, Хоуп ощущала, что входит в само прошлое, и это величественное чувство начисто стирало суматоху прочих эмоций. На несколько бесценных часов Хоуп освобождала себя от ответственности и просто впитывала красоту. Чем дольше она была в Праге, тем тверже верила в магию этого города – волшебство было здесь всюду, она его чувствовала.

– Может, Олли наконец уломал Меган? – предположил Чарли, лукаво покосившись на Хоуп.

Та зацокала.

– Очень сомневаюсь. После ее вчерашних слов – вряд ли.

– Вот как? – Чарли с любопытством подался вперед.

– А вот и не скажу! – воскликнула Хоуп. – Это между нами, девочками.

– Ясно. – Он глотнул свой коктейль. – В таком случае и мне не стоит тебе ничего рассказывать про Олли.

Хоуп моментально клюнула на удочку.

– Нет уж, расскажи! Теперь ты просто обязан рассказать!

Чарли помотал головой.

– Нет. Это между нами, мальчиками.

– Ах так! Ну ладно, ладно… – Хоуп всплеснула руками, сдаваясь. – Я расскажу, только поклянись, что будешь держать язык за зубами, когда мы с ними встретимся.

Чарли в шутку отсалютовал.

– Слово скаута!

Тогда Хоуп рассказала ему, что в жизни Меган сейчас нет места для серьезных отношений, поскольку в первую очередь она думает о своей карьере.

– Мне кажется, это какой-то бред. – Чарли хмуро потянул коктейль через соломинку.

– И еще она чувствует, что сейчас это было бы неправильно… Интуиция ей подсказывает, понимаешь? – Хоуп вспомнила, как подобное интуитивное чувство посетило ее сегодня во время массажа, и тут же залилась краской.

– Вдруг это не интуиция, а обыкновенный страх? – предположил Чарли. – Согласен, иногда нужно слушать свои инстинкты, но и про страх забывать не надо. Именно он порой диктует нам что делать. Олли, по правде говоря, ничего особенного мне не говорил. Думаю, он просто слишком порядочный и не хочет обсуждать Меган с посторонними. Однако он дал понять, что не готов быть ей просто другом. По-моему, они просто созданы друг для друга. Интуиция мне подсказывает, что они должны быть вместе.

Интересно, что скажет Чарли, если она расскажет ему о собственных сомнениях? Не пытаются ли они прыгнуть выше головы? Не слишком ли высоко замахнулись? Поймет ее Чарли или тоже обвинит в трусости, в необоснованном страхе?

Вдруг из вестибюля донесся громкий смех. Дверь в бар была приоткрыта, и Хоуп разглядела в щель Олли и Меган: крепко держась за руки, они пробежали мимо бара к лестнице.

Хоуп восторженно пискнула, а Чарли – гордый, что его предсказание сбылось, – широко улыбнулся. Обоим стало ясно, куда так торопятся Олли и Меган: уж явно не на ужин с новыми друзьями.

– Интересно, где сейчас Софи? – сказала Хоуп, когда они скрылись из виду. Она допила коктейль и поставила на стол пустой бокал. – С утра ее не видела.

– Может, ее дружок наконец объявился? – предположил Чарли, поглядев на часы.

– Жаль, я не знаю ее фамилию, тогда можно было бы спросить на ресепшене. Если честно, я за нее волнуюсь – гуляет одна по городу…

– Ты просто слишком славная и добрая, – улыбнулся Чарли. – Не забывай, эта девчонка объездила полмира и наверняка знает Прагу лучше, чем мы знаем Манчестер.

Конечно, он был прав, однако Хоуп не могла избавиться от чувства, что с ее новой подругой что-то неладно. Когда вчера они договаривались встретиться в баре, Софи вроде бы кивала с энтузиазмом, но взгляд у нее был отрешенный. Возможно, Робин действительно приехал пораньше, или Софи просто захотела побыть одна, а не коротать вечер в компании двух зануд среднего возраста. Хоуп ей не мать, в конце-то концов!..

Часы на стене за стойкой показывали почти половину восьмого.

– Ну, тогда идем, – сказала Хоуп и засмеялась: Чарли так резво вскочил со стула, что едва его не опрокинул. – Давай тебя накормим, пока ты не упал в обморок.

На улице мороз впился им в щеки как бешеная собака – мертвой хваткой. Хоуп засунула руки поглубже в карманы. Тучи, висевшие на небе подобно мокрому одеялу, наконец разошлись, и множество звезд мерцало в темноте.

Было так холодно, что разговаривать не хотелось. Вместо этого Хоуп прислушивалась к хрусту снега под сапогами и обрывкам музыки, доносившимся из окон и дверей баров. «В Праге никогда не бывает полной тишины, – подумала Хоуп, – но и шумной ее не назвать. Если Манчестер бьет по ушам жуткой какофонией – на дорогах ревут машины, в небе – самолеты, где-то постоянно работает отбойный молоток, – то Прага приятно наполняет их песнями».

Воскресным вечером на красивые мостовые вокруг Вацлавской площади высыпали орущие гости многочисленных девичников и мальчишников, которые своим вызывающим поведением не делали родной стране никакой чести. Хоуп поморщилась, когда мимо прошествовала девица в боа, розовой пачке, черных чулках в сетку и с гигантским надувным фаллосом в руках. Пошатнувшись, она опрокинула переполненную урну и тут же поддала ногой высыпавшуюся оттуда кучу мусора.

– Отвратительно, – пробормотала Хоуп на ухо Чарли, но тот разглядывал толпу парней, ждавших в очереди перед ларьком с колбасами. Жених, которого держали под руки два гогочущих друга, был одет в ярко-зеленое платье и женский парик.

– Что вам угодно? – вежливо спросила их продавец, не желая терять достоинство даже перед пьяной компанией.

– Нам ветчину, яйца и сиськи, будьте добры! – проорал жених, снискав тем самым бурные овации друзей.

Женщина закатила глаза, но грубить не стала. Хоуп с ужасом заметила, что Чарли весь трясется, едва сдерживая смех.

Они нашли ресторан почти сразу. И это очень хорошо, подметила Хоуп, потому что иначе к обширной коллекции пражских статуй прибавилось бы еще две. В обеденном зале оказалось тепло и уютно: в одном конце весело потрескивал камин, а на стенах и арочном потолке играли отблески свечей. На деревянных скамьях лежали подушки; кирпичные стены были украшены старинными фотографиями Праги.

Они заказали бутылку красного, которую принесли в плетеной корзинке, а потом не торопясь разглядывали меню, дожидаясь, пока согреются руки и ноги. Обстановка в ресторане разительно отличалась от толкотни и суеты Вацлавской площади: Хоуп прямо чувствовала, как ее тело оттаивает и расслабляется с каждым глотком вина.

Чарли достал телефон и, слегка хмурясь, положил его на стол.

– Что-то не так? – спросила она.

– Здесь нет приема, – проворчал он.

– А ты ждешь звонка? – Хоуп изо всех сил старалась говорить непринужденно, без подозрительных ноток в голосе.

Чарли вздохнул.

– Нет. Или жду… Не знаю.

– Все хорошо?

Он вдруг разом постарел: теперь ему можно было дать куда больше, чем сорок восемь лет. Хоуп не на шутку встревожилась.

– Да-да, конечно, – с нарочитой жизнерадостностью заверил ее Чарли. – Все отлично, любимая. Не волнуйся.