Олли шел впереди, но чуть поодаль от Тоби, который нес на руках Софи. Хоуп и Аннетт шли последними, держась за руки и присмирев от важности, громадности происходящего. Меган вновь и вновь прокручивала в уме эту сцену – когда Олли поймал прыгнувшую с моста Софи. В один кошмарный миг Меган показалось, что сейчас он тоже упадет в реку. Господи, как она была слепа и глупа! Мысль о том, чтобы потерять Олли, была совершенно противоестественной и чудовищной…

Когда она думала о Софи, ей сразу скручивало живот, а в ушах опять начинали звучать истошные вопли. Оставалось лишь догадываться, что сейчас переживала бедная девочка… Вместе с тем Меган испытывала странную благодарность за то, что стала свидетелем ее горя. Софи любила Робина больше всего на свете, даже больше самой себя, но потеряла его. Зачем же Меган своими руками выталкивает Олли из своей жизни, когда вот он, рядом, живой и невредимый? Как можно быть такой глупой – ведь каждому ясно, что нет ничего важнее этой любви, которую она чувствует и в которой теперь абсолютно уверена?

На мосту она почти призналась Олли, почти сказала: «Люблю тебя». Но он остановил ее – покачал головой. Конечно, время было неподходящее. Но ведь не бывает неподходящих моментов для признания в любви! Каждый хочет это услышать, верно? Даже если ты сам не любишь человека, слышать такое все равно приятно.

Да, Меган знала, что Олли ее любит, пусть сегодня в парке и не позволила ему признаться. И вот наконец, разобравшись в своих противоречивых чувствах, страхе и неуверенности, она встала с ним на одну ступень. Если Софи чему-то ее научила, так это умению ценить каждое мгновение. И все мгновения своей жизни Меган теперь хотела разделить с Олли.


Когда они вернулись в отель, администратор подняла суматоху: позвонила в буфет и велела принести горячее питье и сэндвичи, раздобыла где-то несколько пледов. Это было очень мило с ее стороны, но никому из них кусок в горло не лез. Меган взглянула на толстый ломоть ветчины между двумя кусочками ржаного хлеба, и ее чуть не вывернуло наизнанку. Софи все еще льнула к Тоби, глаза ее были закрыты, а по щекам струились слезы. Меган и рада была как-то облегчить ее боль, но знала, что никакие слова сейчас не помогут.

Хоуп стискивала в ладонях бокал глинтвейна. Казалось, она о чем-то задумалась. Меган поймала взгляд Аннетт. Спросить, где Чарли, она не решалась. Стояла гнетущая тишина; невысказанные слова заполняли весь воздух между ними.

– Может, пойдем спать?

Первой заговорила Аннетт, и все кроме Софи вздрогнули от неожиданности.

Тоби кивнул и склонился к Софи.

– Похоже, она уснула.

– Я провожу тебя до ее номера, – тихо предложил Олли. – На стойке должен быть запасной ключ.

Прежде чем покинуть комнату, он обернулся и взглянул на Меган.

– Встретимся наверху, – сказала она.

Хоуп допила вино и встала.

– Увидимся за завтраком? – спросила она. – Во сколько у вас самолет?

– В десять надо выезжать, – ответила Меган, а сама подумала, как это странно – вести светский разговор после таких событий. Будто ничего и не было, будто в их жизнях не случилось никаких кардинальных перемен.

Хоуп кивнула.

– Мы поедем в аэропорт после обеда, но я спущусь в буфет к девяти утра.

Они вместе стали подниматься по лестнице, а на второй площадке Хоуп вдруг заключила Меган в крепкие объятья.

– Береги себя, – сказала она, погладив ее по щеке. – И Олли тоже береги.

Меган кивнула.

– Обещаю.

В номере она повесила мокрое пальто на вешалку, стянула джинсы, бросила их на чемодан и потянулась за пижамой. В итоге она взяла в поездку свою самую неказистую пижаму – из тонкого флиса, с принтом из снеговиков. Теперь ей казалось нелепым желание вызвать у Олли неприязнь – и уж тем более нелепой вера в то, что пижамные брюки со снеговиками как-то повлияют на его отношение к ней.

Меган с ужасом взглянула на свои спутанные волосы и решила даже не пытаться их расчесывать. Просто убрала все в пучок, смыла с лица сероватые разводы от туши и почистила зубы. Когда она легла и укрылась одеялом, вошел Олли. Его очки почти сразу запотели от теплого воздуха в номере: он снял их и потер переносицу большим и указательным пальцами.

– Все нормально?

Он поднял глаза, как будто впервые ее увидел, но не улыбнулся.

– Не сказал бы.

– То, что ты сделал на мосту, – начала Меган, глядя, как он снимает куртку и бросает ее на спинку стула, – это настоящий подвиг. Ты просто герой.

Олли только хмыкнул.

– Не скромничай, – с упреком произнесла она. – Ты спас Софи жизнь – мы все это видели!

Он пожал плечами.

– На моем месте любой бы так поступил. Я просто оказался ближе остальных.

Меган помотала головой.

– Неправда. Ты единственный, кто все продумал и в последний момент нашел решение. Если бы на твоем месте оказалась я, Софи упала бы в реку.

– Не говори так.

Меган заметила, что он очень устал, и нахмурилась.

– Сейчас она в безопасности, это главное.

– Но вряд ли у нее все хорошо, – вставила она. – И вряд ли скоро будет хорошо.

Олли опять принялся тереть глаза, как будто не хотел видеть Меган.

– Да, может быть. Но она жива, а где жизнь, там и надежда. Тоби за ней присмотрит. Я с ним немного поговорил… Вся его семья души не чает в Софи. Она не врала насчет Робина, они действительно друг друга любили.

– Только соврала, что он жив.

Меган поняла, как холодно это прозвучало – а ведь она пыталась посочувствовать… Олли обратил на нее непроницаемый взгляд.

– Ну да.

Он ушел в ванную. Было слышно, как он принимает душ, спускает воду и чистит зубы, сплевывая пасту в раковину. Из ванны он вышел с мокрыми приглаженными волосами, и пахло от него мятой. Вместо шорт, в которых он обычно спал, на нем были чистые джинсы и футболка.

– Почему ты одет? – спросила она. В животе зашевелилась тревога.

– Я спущусь в бар и посплю там на диванчике, – ответил Олли, стараясь не смотреть ей в глаза.

– Что? Зачем?!

– Мне надо побыть одному. – Он выбрал из чемодана свитер и натянул его на голову. Наблюдая за ним, Меган заметила, что купленные утром цветы он выбросил в корзину для мусора.

– Все равно я вряд ли засну, – добавил Олли. – После всего, что сегодня случилось.

– Пожалуйста, не уходи. – Меган услышала страх в собственном голосе, и Олли удивленно поднял глаза.

– Хочешь, чтобы я остался с тобой? – догадался он. – Чтобы утешал тебя? Заботился о тебе?

– Я хочу… – Меган осеклась. Похоже, Олли до сих пор на нее злился.

– Вот именно! Важно лишь то, чего хочешь ты.

Она не ожидала такого поворота.

– Прости, – начала она, однако Олли ее перебил:

– Ты вечно извиняешься, но действительно ли тебе совестно? Хоть раз тебе было стыдно за то, как ты со мной обошлась?

– Да! И ты это знаешь!

– Разве?

Меган натянула одеяло по самый подбородок, подсознательно закрываясь от гневных нападок Олли.

– Я больше так не могу, – проговорил Олли, скорее сокрушенно, чем досадливо. – Мы сегодня видели, что делает с человеком разбитое сердце. Больше я не хочу терпеть боль и… весь этот бред.

– Я тоже не хочу! – вскричала Меган, имея в виду, что отказывается играть в нелепые игры и готова быть с ним по-настоящему, но Олли почему-то весь сжался от ее слов.

– До Праги я думал, что смогу быть тебе другом, – продолжал он. – Влюбляться в тебя не входило в мои планы, поверь! Но я влюбился, и сделанного не воротишь. Ты уже дважды отвергла мои чувства, Мэгс. Нельзя подбирать меня, когда вздумается, и тешить мною свое эго. Я отказываюсь быть таким человеком.

– Мне это и не нужно. Я хочу, чтобы ты… – Она вновь умолкла и, проклиная себя за трусость, ударила кулаком по матрасу.

– Чтобы я что? – спросил Олли. Он по-прежнему стоял в защитной позе: скрестив руки и выставив вперед подбородок. – Чтобы я и дальше вился вокруг тебя, словно какая-нибудь девчонка вокруг поп-кумира? Чтобы я пел тебе оды и возвеличивал тебя? А ты милосердно внимала бы моим похвалам? Чтобы я падал в твою постель по щелчку пальцев, а потом не расстраивался, что утром ты исчезаешь?

Меган открыла рот, но смогла лишь возмущенно фыркнуть. Ей очень хотелось сказать правду – нужные слова сами рвались с языка, однако каждой язвительной репликой Олли заталкивал их обратно ей в горло. Да, раньше он ее любил, но Меган все испортила своей нерешительностью, а сегодня он вдобавок увидел, что бывает с человеком, когда его сердце разбивается на куски. Немудрено, что Олли теперь боится!

– Прости, что я сбежала утром, – сказала Меган вместо этого, и Олли опять хмыкнул. – Я запуталась. Мне надо было подумать.

– Ты всегда думаешь только о себе, – ответил он. – О своих чувствах, о своих желаниях, о своих потребностях. А как насчет моих желаний? Моих чувств?

– Я идиотка, – сказала она и попыталась улыбнуться. – Знаю, что я эгоистка и дура. И что я ужасно с тобой поступила. Прости, пожалуйста! Мне действительно очень стыдно, поверь!

Олли помотал головой.

– Слишком поздно, – сказал он. – Я не могу вечно быть твоим мальчиком для битья, Меган. У меня нет на это сил. Знаю, тебе трудно верить людям после того, что с тобой сделал этот гад Андре, но я-то другой! И ты это понимаешь. Я не хочу кончить так же, как бедняжка Софи, – ты сама видела, ее душа сломана, и не факт, что ее можно починить. Мне необходимо забыть о своих чувствах к тебе, а для этого я должен на какое-то время остаться один.

– Ты ведь не всерьез? – прошептала Меган, хотя ответ был написан у него на лице. – Я не хочу тебя терять!

Тут Олли смягчился, подошел к кровати и положил ладонь ей на голову.

– Знаю, что не хочешь. Но на сей раз будет по-моему. Я должен думать о себе. Прости.

Больше говорить было не о чем. Оставалось лишь три слова, которые Меган до сих пор не могла произнести. А теперь слишком поздно. Даже если она осмелится рассказать Олли о своих чувствах, он вряд ли ей поверит. И поэтому она просто его отпустила. Олли шагнул к двери, открыл ее, замер на пороге и на секунду заглянул ей в глаза. А потом ушел.