– Не переживайте из-за аудиенции. Время есть. Они просто хотят нас прощупать, проверить нашу серьезность.

– Серьезнее не бывает! – твердо ответила она, и он рассмеялся. Горе по отцу не мешало ее сосредоточенности на деле Блу.

– Я тоже так считаю, – заверил ее Эндрю. – Это худшее злоупотребление доверием, какое только можно вообразить. Надеюсь, Блу полностью это изживет, но ведь так бывает не со всеми. Это могло бы изуродовать всю его жизнь. Значит, ему положено весомое возмещение. – Эндрю собрался вцепиться в церковников мертвой хваткой.

– Я уверена, что он оправится, – задумчиво согласилась Джинни. Она была полна решимости сделать Блу счастливым, обеспечить в его жизни череду хороших событий. – Очень этого хочу! Не хватало, чтобы какой-то подонок украл у ребенка жизнь, будущее! У Блу есть полное право оставить это позади. Я все сделаю, чтобы помочь ему в этом. – Эндрю поразила суровость ее тона. Иногда Джинни становилась железной.

– У всех нас свои демоны, – тихо молвил Эндрю. – Некоторые совсем страшные… – Услышав это, она заподозрила, что и у него в шкафу спрятан скелет. Ведь почему-то Эндрю сложил духовный сан.

– Он слишком молод, чтобы это запятнало всю его дальнейшую жизнь. Справедливость требует это исключить. – Она была полна решимости все сделать для того, чтобы полностью излечить Блу от случившегося.

– Именно поэтому эти дела так важны. Справедливость – вот что стоит во главе угла, – поддержал Джинни Эндрю. – Возможно, ваши старания ради Блу покажут ему, как он важен для вас. Очень трогательно, что вы так верите в него. Это самый драгоценный дар! – Блу не поверила родная тетя, но он знал, что Джинни ему верит. Они пробились к сердцу этого законника, бывшего иезуита, произвели на него впечатление.

– Хочу, чтобы он вышел из всего этого невредимым.

По мнению Эндрю, в этом ее желании было много любви, но маловато реализма. Он навидался взрослых клиентов, так и не сумевших зажить нормальной жизнью после пережитых некогда домогательств. Любви бывало недостаточно для их исцеления, деньги, которыми от них откупались, служили утешением, но не возвращали утраченной невинности, доверия, душевного равновесия. Многие его взрослые клиенты, пережившие в детстве насилие, были неспособны на нормальные отношения. Он мог только надеться, что Блу не попадет в их число, во многом благодаря преданности Джинни.

– Мы будем очень стараться, – пообещал Эндрю, впечатленный ее силой и самоотверженностью. – Я сообщу вам о новой дате аудиенции, пришлю вам мейл в Лос-Анджелес.

– Огромное спасибо!

Повесив трубку, Джинни задумалась об адвокате. При всем его тепле в нем чувствовались некоторая отстраненность, осторожность, желание не разбередить какие-то свои потайные раны. Странное сочетание! Может, дело в том, что он бывший священник? Джинни по-прежнему интриговал его разрыв с Церковью, иногда ее посещала фантазия, что к этому Эндрю подтолкнул роман с монашкой… Люди, покидающие лоно Церкви, всегда казались Джинни загадочными.

Она сообщила сестре время своего прилета на следующий день и стала помогать Блу укладывать вещи.

– Костюм для тебя придется покупать уже в Лос-Анджелесе, сейчас нет времени. – Ему нечего было надеть на похороны ее отца. Покупка костюма позволит им отвлечься, иначе пришлось бы безвылазно сидеть на панихиде.

Они молча поужинали, и Блу рано лег спать. Джинни осталась сидеть, вспоминая отца. Ее ждало тяжелое возвращение домой, утешало одно: ей не пришлось срочно возвращаться с другого конца света. Отца больше нет – какое незнакомое, острое чувство! Она была бесконечно признательна Блу, заполнявшему в ее жизни все пустоты. Теперь этих пустот стало еще больше.

Глава 15

В этот раз перелет в Лос-Анджелес показался бесконечным. Путь на запад всегда отнимал больше времени, к тому же в унынии все медленней движется. Даже Блу вел себя в самолете безучастно. У него тоже хватало потерь, достаточно было вспомнить обоих его родителей. Он, как и Джинни, не любил похороны.

– Ты в порядке? – тихо спросила она его перед приземлением и улыбнулась, смахнув слезу.

– Странно, что его там не будет, – ответил Блу и взял ее за руку.

Джинни опять, как в прошлый раз, арендовала машину. Когда они подъехали к дому Бекки, вся семья угрюмо завтракала на кухне. При их появлении Лиззи вскочила, повисла у Блу на шее, стала его обнимать; он был рад встрече не меньше ее. Эта парочка оживила ситуацию, все разом заговорили, Джинни и Блу подсели к столу.

После завтрака сестры поехали в похоронное бюро и выбрали все необходимое: гроб, поминальные карточки, кожаную гостевую книгу для панихиды. Затем они побывали в церкви, поговорили со священником и договорились обо всем остальном: музыке, молитвах, списке и порядке выступающих. Отец много лет не виделся со своими друзьями. Многие из них были не просто живы, а процветали: он был еще не очень стар. Но его рассудок давно стал ослабевать, и, по мере обострения болезни Альцгеймера, отец все решительнее отказывался с кем-либо встречаться.

После церкви Бекки была молчалива и только поглядывала на везшую ее домой Джинни.

– Удивительно, что ты спокойно беседовала со священником, учитывая то, чем ты сейчас занимаешься в Нью-Йорке, – не выдержала Бекки.

– Насколько мне известно, отец Донован не насилует маленьких мальчиков, – отрезала Джинни, крепко держа руль.

– Почему ты так уверена, что это делал тот нью-йоркский священник? Между прочим, многие мальчишки, обвинявшие своих приходских священников, оказались лгунами. Ты так уверена, что Блу говорит правду? – Бекки не скрывала скепсис.

– Уверена. В ходе расследования появилось еще полтора десятка пострадавших. Это не мелочь, Бекки. Это губит людям жизнь. – Джинни пыталась подействовать на нее логикой, но сестра занимала непримиримую позицию, твердо верила в свою правоту.

– А священник? Как насчет его жизни? Вдруг его посадят в тюрьму за преступление, которого он не совершал? Так происходит сплошь и рядом. – Даже не зная Теда Грэма, Бекки была убеждена в его невиновности просто из уважения к его сану.

– А что, если все эти дети говорят правду? Тебя не пугает, что человек, упорно развращающий маленьких мальчиков, продолжает служить в церкви?

Бекки промолчала, размышляя обо всем этом; для нее это был очередной крестовый поход Джинни. Та никак не могла успокоиться: то права человека, то бездомный мальчишка, а теперь вендетта Церкви. В жизни Джинни ничего не осталось, кроме защиты правого дела. После гибели Марка и Криса она заполнила свою жизнь чужими битвами и жертвами, нуждавшимися в спасении. Сестра стала совсем другим человеком, теперь Бекки было трудно с ней общаться. Сестра – борец за свободу, солдат на чужих войнах из-за отсутствия собственной жизни…

– Я просто думаю, что ты очень сильно ошибаешься. Не смей замахиваться на Церковь! – зло добавила Бекки. – Это подрыв всего, чему нас учили.

– Приходится на это идти, когда кто-то совершает дурные поступки, – тихо произнесла Джинни. Она ни капельки не сомневалась в честности Блу и в успешном исходе их дела.

Остаток пути они проделали молча, между ними разверзлась пропасть в добрую милю шириной. Потом Джинни повезла Блу в город, покупать костюм. Она выбрала простую темно-синюю «двойку», которая могла пригодиться ему потом, например, на школьном концерте. Он был чрезвычайно горд обновками, включавшими также белую рубашку и темный галстук. Вечером, на панихиде, он выглядел во всем этом совсем взрослым.

Они с Лиззи шушукались на задней скамье. Марджи и Чарли стояли вместе с родителями. Две сестры приветствовали гостей. Джинни почувствовала, каким долгим было ее отсутствие. Она мало кого узнавала, потому что большинство соболезнующих были друзьями Бекки и Алана. Все происходящее слишком напоминало ей похороны Марка. Сразу после панихиды Джинни поспешила домой и налила себе бокал вина. На ее почту пришло письмо от Эндрю О’Коннора. Отпив вина, она открыла письмо и прочла его. Эндрю перенес встречу в епархии на неделю. Джинни обрадовалась новостям из внешнего мира. Атмосфера похорон ее угнетала.

Дети ушли в игровую комнату. Через несколько минут до слуха взрослых донеслись звуки фортепьяно: Блу показывал класс. Они тоже спустились вниз, и он устроил импровизированный концерт, все смогли попеть. Траур сменился танцами, совсем по Библии, под конец пианист исполнил сильным чистым голосом религиозную песню, всех растрогав и заставив Джинни расплакаться.

– Эту песню пела моя мама, – тихо объяснил ей Блу. У него обнаружился мощный голос. Музыкальный вечер перерос в общую беседу. Игра Блу подняла всем настроение.

На следующий день были похороны. Блу спустился вниз в костюме. Вскоре спустилась и Лиззи в коротком черном платье, выбранном для нее матерью. Оба выглядели совсем взрослыми. Через час вся семья отъехала от дома в двух черных лимузинах, арендованных днем раньше в похоронном бюро.

В церкви собралось больше народу, чем ожидала Джинни; проводить ее отца в последний путь захотели многие. Блу стоял рядом, гордый собой; семья заняла целую церковную скамью. После службы они благодарили пришедших перед церковью, потом поехали на кладбище следом за гробом отца. Джинни увидела могилы Марка и Криса, и чувство утраты стало таким невыносимым, что она чуть не задохнулась. Увидев горестное выражение на ее лице, Блу шепотом спросил у Лиззи, указывая кивком на две могилы:

– Это они?

Кивок девочки подтвердил его догадку. Рядом было оставлено место для Джинни: она приобрела все три участка в один день. Надгробный камень на могиле Криса был поменьше. После короткой погребальной службы все разбрелись; а Джинни подошла к могилам мужа и сына и, обливаясь слезами, дотронулась до надгробья Криса. Оглянувшись, она увидела подошедшего к ней Блу. Он держал в руке две белые розы на длинных стеблях. Цветы легли на две могилы, Джинни обняла его, и они застыли, обнявшись. Когда у Джинни иссякли слезы, он ласково увел ее. Он сел в лимузин вместе с ней и весь обратный путь не выпускал ее руку.