Блу вытаращил на нее глаза, Бекки в трубке подавилась. Эта отповедь давно назревала, и вот Джинни прорвало – с большим опозданием! Она больше не могла выносить критику сестры по любому поводу.

– У меня все, – сказала Джинни, чувствуя себя гораздо лучше.

– У меня тоже, – дрожащим от гнева голосом сказала Бекки. – Хватит с меня! Не стану больше за тебя краснеть, объясняться, извиняться за твои причуды. Не втаскивай меня в свое дерьмо! Хочешь красоваться в таблоидах – красуйся, а мне это не нужно. Оставь меня в покое! – И она швырнула трубку.

– Она сильно на тебя сердится? – спросил Блу с раскаянием во взгляде. Что бы Джинни ни говорила, Блу нельзя было разубедить, что все это происходит по его вине.

– Она вечно чем-нибудь недовольна. – Джинни улыбнулась. – Ничего, отойдет.

– А все из-за меня… – пробормотал он. Прежде чем он лег спать, Джинни еще раз заверила его, что он совершенно ни при чем, и расцеловала. – Если бы не я, ты не попала бы в газеты и никто не писал бы ерунды про Криса и Марка, – возразил Блу, выглядывая из-под одеяла.

– Это не имеет значения. Что бы кто ни писал, их не воскресить. Ты все сделал правильно. С тех пор, как ты появился в моей жизни, ты не оступаешься. Так что брось переживать, лучше спи. – Новая улыбка, еще один поцелуй.

Сама Джинни тоже пыталась в тот вечер выбросить все это из головы, включая ссору с сестрой. Кое-что давно надо было сказать. Несколько раз все обдумав, Джинни уснула.


Утром она первым делом зашла на интернет-сайт «Нью-Йорк Таймс». О ней там ничего не было, зато появились неплохие публицистические материалы про священников – растлителей детей и про необходимость привлекать их всех к суду вопреки попыткам Церкви спускать такие дела на тормозах. Джинни охотно поделилась бы этой статьей с сестрой, но это значило бы возобновить ссору, а они и так многое друг другу сказали.

Джинни ждала, когда встанет Блу, чтобы накормить его завтраком, но он что-то заспался, она не слышала будильника, поэтому вошла в его комнату и подняла штору. Блу залез под одеяло с головой. Джинни ласково дотронулась пальцем до его плеча и напомнила, что пора вставать. Но вместо плеча под одеялом была подушка. Убрав одеяло, Джинни убедилась, что постель застелена. На подушке Джинни ждала записка. От ее содержания у Джинни чуть не разорвалось сердце.

«Дорогая Джинни, я только и делаю, что причиняю тебе неприятности. Прости за газеты и за то, что там написано, это все из-за меня и отца Тедди. Прости меня за ссору с Бекки, она злится на тебя из-за меня. Если не хочешь, можешь больше не быть моей опекуншей. Спасибо за все, что ты сделала для меня, я никогда этого не забуду. С любовью, Блу».

Читая, Джинни обливалась слезами. Потом она оглядела его комнату, заглянула в стенной шкаф. Он забрал свой чемоданчик на колесиках, пару курток, рубашек, носков, немного нижнего белья, любимые кеды и кроссовки. Пропали его зубная щетка, зубная паста, расческа. Учебники остались лежать стопкой на столе, но Блу прихватил свой ноутбук и сотовый телефон, значит, Джинни могла с ним связаться. Она тут же набрала его номер, но Блу не ответил. Она послала ему мейл и SMS: «Ты где? Ты ни в чем не виноват. Возвращайся. Я тебя люблю. Джинни». На это ответа тоже не последовало. Еще один мейл того же содержания. Потом она дрожащей рукой набрала номер Эндрю, не зная, что еще сделать.

– Он убежал! – Это был наполовину стон, наполовину крик.

– Кто? – Эндрю был занят и не сразу ее понял.

– Блу.

– Когда?

– Ночью. Оставил вместо себя подушки на кровати и записку для меня.

– Что в записке?

– Просит прощения. Вчерашняя гадость в газетах его ужасно огорчила. А еще я вчера поругалась с Бекки, он все слышал. Она говорила, что я для нее помеха. А Блу винит во всем себя. – Джинни из последних сил сдерживала слезы.

– Вы пытались ему звонить? – Эндрю тоже испугался. Блу и Джинни уже давно жили в постоянном напряжении из-за суда и всего остального.

– Звонила, писала. Пока что он не отвечает.

Эндрю немного поразмыслил. В свои четырнадцать лет парень знал уличную жизнь гораздо лучше, чем они. Нью-Йорк очень велик…

– Лучше подождать и посмотреть, что он сделает дальше. Может, успокоится и уже днем вернется домой.

– Этого не будет. Он считает, что мешает мне жить. Но он ошибается. Он – самое лучшее, что со мной было за эти четыре года.

– Без паники! – потребовал Эндрю. – Даже если он прослоняется где-то день-два, то потом непременно вернется. Он вас любит, Джинни.

– Так он и написал в своей записке, – подтвердила Джинни со слезами на глазах и с комом в горле.

– Успокойтесь, он вернется. С мальчишками такое бывает. У него в голове кавардак. – Конкретно помочь ей было невозможно, но голос Эндрю подействовал на нее успокаивающе.

– Даже не знаю, где начать его искать.

– Пока рано для поисков, еще только утро. После работы я приеду, поищем его вместе. Если объявится, звоните.

Она весь день ждала вестей от Блу, названивала ему на сотовый, слала SMS и мейлы. Блу ни на что не отвечал. Ей казалось, что она описывает бессмысленные круги. В шесть часов приехал Эндрю. Она весь день не ела, только выпила четыре чашки кофе и выглядела плохо как никогда.

– Что, если он никогда не вернется? Он – все, что у меня есть, – говорила она, не утирая бегущих по щекам слез. Эндрю неожиданно для самого себя обнял ее и прижал к груди. Он слышал и чувствовал, как сильно бьется ее сердце.

– Сначала перекусим, а потом отправимся на поиски, – спокойно предложил он. Он тоже отправил Блу SMS со своего сотового, но Блу и ему не ответил. При звонках на сотовый Блу сразу включалась голосовая почта.

Эндрю сделал им по сэндвичу из того, что нашел в холодильнике. Он уже побывал дома и переоделся в куртку с капюшоном, темно-синий свитер и кроссовки. Эндрю подозревал, что им придется много ходить, посещая все места, где мог, на взгляд Джинни, спрятаться Блу.

Начали с «Макдоналдс», где Джинни и Блу ужинали в ночь знакомства. Потом заглянули в его любимую пиццерию, в две бургерные, в боулинг, постояли перед кинокомплексом, ничего не выстояв, поехали в 11 вечера на Пенсильванский вокзал, перешли через рельсы и вошли в тоннель, где Блу жил, когда сбегал из «Хьюстон-стрит». Один из полудюжины ребят, ютившихся там, признался, что знаком с Блу, но сказал, что уже несколько месяцев его не видел. Тетке Блу Джинни звонить не стала – у нее он не мог оказаться ни за что на свете. В полночь, опустившись на вокзальную скамейку, Джинни закрыла ладонями лицо. Эндрю обнял ее за плечи.

– Что мне теперь делать? – спросила она, в отчаянии глядя на него.

– Только ждать, другого выхода нет. Он вернется.

Джинни вдруг вспомнила про Лиззи, свою калифорнийскую племянницу. Еще было достаточно рано для звонка. Лиззи ответила, но сказала, что от Блу весь день ни слуху ни духу, видимо, занят в школе.

– Что-то случилось? – спросила Лиззи, но Джинни не захотела ничего объяснять.

– Если он проявится, скажи ему, что я его ищу. Пусть возвращается домой.

– Скажу. – Лиззи неуверенно повесила трубку. Джинни посмотрела на Эндрю.

– Спасибо, что не бросаете в беде.

– Бросьте, от меня мало толку.

– Все равно компания – это хорошо, – утомленно пробормотала она. Она хотела одного: найти Блу и отвезти его домой. – Едем ждать.

Они молча пересекли вокзал, поднялись по лестнице, и Эндрю остановил такси. В машине Джинни привалилась к нему, ей было очень хорошо с ним рядом. Приехав, они не стали подниматься: Джинни предложила пройтись вдоль реки и проверить, не спит ли он на скамейке. Октябрьские ночи были холодными, но дни еще радовали теплом. Гуляя у реки, Джинни, глядя на воду, вспоминала, как впервые увидела Блу. Они сели на скамейку, Эндрю привлек Джинни к себе. Он видел в ее глазах грусть и безнадежность поражения.

– Бедный паренек вбил себе в голову, что во всем виноват, – прошептала Джинни. – Во вранье про меня во вчерашних таблоидах, в крике моей сестрицы, называющей меня сдвинутой. Ей за меня, видите ли, стыдно! – Она безрадостно усмехнулась. – Боюсь, в последние годы у меня и правда поехала крыша, то-то я принялась носиться по миру и напрашиваться на пулю. Все из-за моего чувства вины: я позволила Марку в ту ночь сесть за руль, не поняв, сколько он выпил. У моей сестры жизнь размером с чайное блюдце, ей этого не постигнуть. С ней-то никогда ничего подобного не происходило.

– У вас с Блу много общего, – мягко промолвил он. – Вы вините себя в гибели мужа и сына. В голове у Блу все еще раздается голос отца Тедди, говорящего про «соблазн» и возлагающего вину на него. Сейчас он в этом разобрался, но все равно пройдет еще много времени, прежде чем этот голос у него в голове окончательно стихнет. Лучшее, что вы для него сделали, – доказали, причем не словами, а делами, что он стоит ваших усилий, что вы стоите за его спиной и что он ни в чем не виноват. При нашем знакомстве вы сказали, что хотите создать ему не просто хорошую, а прекрасную жизнь. Теперь она у него есть – вашими стараниями. Однажды благодаря вам осуждающий голос у него в голове умолкнет, его заглушит другой голос, ваш, твердящий, какой он хороший, невзирая ни на что.

Слова Эндрю проникали Джинни глубоко в душу. Она подняла на него вопросительный взгляд.

– Откуда вы все это знаете?

Прежде чем ответить, Эндрю долго колебался, смотрел в пространство. А потом начал вспоминать.

– Со мной в детстве произошло то же самое. Мне было одиннадцать лет. Был такой отец Джон – большой, толстый, забавный весельчак. У него была богатейшая коллекция комиксов, он обещал дать мне их почитать, манил меня своими бейсбольными карточками. Я притащился к нему домой, ну, он и сотворил со мной примерно то же самое, что делал с мальчишками отец Тедди. И обвинил в этом меня самого, я, дескать, его прельстил, и дьявол испепелит меня на месте, если я кому-нибудь проболтаюсь. Прошло несколько месяцев, прежде чем я все рассказал своим родителям.