Диана Рымарь - Голые чувства

— Она записана на прерывание беременности…

— Аборт? — прохрипел Данил.

И выпал из реальности.

В буквальном смысле выпал.

Мир вдруг стал черно-белым. Хватов почувствовал себя таким одиноким, словно он один на всей земле, и больше нет никого, ни единого человека. Он развернулся и зашагал к выходу. Даже собственные шаги показались слишком гулкими и звонкими. Все остальные шумы исчезли. Не замечал больше ни одноклассника, ни остальных присутствующих. Шел как лунатик.

Когда оказался на улице, резко почувствовал себя так, будто ему только что без наркоза распилили грудную клетку, выдрали внутренности, а он по недоразумению остался жив. Почему?

Теперь хоть понятно, отчего Слада за эти сутки ему ни разу не позвонила, отчего молчала, когда он сделал ей это проклятое предложение.

Не хочет она за него замуж, не любит и никогда не полюбит. Даже ребенка его решила тут же вытравить, едва о нем узнала.

Тварь бездушная. Сука бесчеловечная.

Он с такой яростью заскрежетал зубами, что даже сам услышал этот скрип, и его передернуло. Еле смог заставить себя разжать челюсти.

Можно было бежать, остановить ее, умолять не делать необратимого. Но зачем? Если Слада не хочет его ребенка, он не хочет Сладу.

Сел в машину на заднее сиденье и замер, уставившись на вход в клинику. Не знал, сколько так просидел. Полчаса, час, больше? Телефон периодически жужжал, но Хватов не брал трубку. Водитель даже не пытался с ним заговорить, наверное, понял — шефу нужно время прийти в себя.

И тут он увидел Бездушную Тварь. Она выходила из клиники.

Одетая в простые джинсы, кроссовки и куртку, Слада надевала на плечи рюкзак.

Спокойно шла к привезшей ее сюда машине, будто только что не выскоблила из себя его ребенка. Даже робко улыбалась чему-то.

А ей вообще можно ходить после такой процедуры? Должна ли она испытывать боль? Какие-то недомогания? Он не знал, ведь ни одна из его девушек от него абортов не делала. Эта дрянь первая.

Хватов резко открыл дверь джипа и рявкнул на пол-улицы:

— Слада, иди сюда!

Она вздрогнула, резко обернулась, увидела машину Данила. Хватов на расстоянии почувствовал ее метания. Но всё же пошла в его сторону, забралась к нему на заднее сиденье.

— Выйди, — приказал Хватов водителю.

Тот высочил в мгновение ока.

И тут Слада заговорила:

— Данил, как ты здесь очутился?

— Это неважно, — прохрипел он. — Главное — зачем ты здесь. Расскажешь?

Слада глянула на букет розовых роз, лежавший рядом с Хватовым. Осторожно спросила:

— Это мне?

— Покупал для тебя, да, — ответил он отчужденно.

— Я их не заслужила. Данил, я…

— Как ты могла?! — зарычал он, резко схватив ее за руку. — Как посмела? Моего ребенка выскоблить…

Из ее глаз тут же брызнули слезы.

— Я ничего не сделала! Я ушла оттуда, не смогла.

Немного переварив услышанное, Хватов выпустил ее руку, выдохнул, но легче не стало.

— Ушла? — спросил недоверчиво и тут же снова зарычал: — Но зачем ты вообще туда пошла? На кой черт тебе это понадобилось?

— Данил, послушай, он не твой…

— Кто не мой? Ребенок?!

И тут в его мозгу что-то закоротило. Воображение тут же услужливо нарисовало картину того, как Слада спит с другим или другими. Когда успела? Он плохо следил?

— Ты мне изменяла? — взревел раненым зверем. — Ты?! Та, кого я хотел видеть своей женой?.. Ты…

Он задохнулся этими словами, не знал, как сдержался, чтобы не схватить Сладу и как следует не встряхнуть.

Тут она почти прокричала:

— Я никогда… я бы никогда! Не изменяла!

— Тогда почему ты мне только что сказала, что ребенок не мой? — спросил он с надрывом.

Слада громко сглотнула, уставилась на него своими огромными глазищами и зачастила:

— При помощи УЗИ и анализа на ХГЧ я выяснила, что плоду около восьми недель. Данил, это точно ребенок Левицкого… Я поэтому на аборт записалась, поэтому тебе ничего не сказала, не знала, как ты воспримешь. Но я не смогла…

На последнем предложении Слада громко разрыдалась.

А для Хватова мир вдруг снова стал красочным, воздух опять запах розами, а мысли прояснились.

Всё, что Данил хотел узнать, он узнал: Слада ему не изменяла, от его ребенка избавляться не хотела. Значит, он всё не так понял? Значит, она его любит?

Он потянулся к ней, сжал в объятиях и зашептал на ухо:

— Всё хорошо, малышка! Успокойся, родная, мы со всем справимся.

— Правда? — охнула она и продолжила, всхлипывая: — Я жутко боялась, что ты не так поймешь или не захочешь после такого иметь со мной дело… Спасибо тебе, Данил! Спасибо!

Она потянула к нему руки, крепко обняла за шею.

— Только больше ничего от меня не скрывай, договорились? Чтобы я больше не сидел тут и не седел в ожидании. Ты поняла меня? Всегда со мной сначала советуйся!

— Я буду… — Слада уткнулась ему в плечо и громко всхлипнула. — Спасибо тебе, спасибо!

Хватов продолжал прижимать ее к себе и даже не понимал, за что именно она его благодарила. Продолжил уверенным тоном:

— Это хорошая клиника, здесь можно сделать аборт, я поддержу тебя в этом.

Как только сказал это, Слада словно окаменела в его руках. Уперлась ладонями ему в грудь, отстранилась и проговорила слабым голосом:

— Данил, я решила не делать аборт. Пусть ребенок случился незапланированным, но ведь так бывает, да? Люди спокойно рожают, живут счастливо… И резус-фактор у меня отрицательный, потом проблемы могут быть.

— Все проблемы мы решим, — уверенно заявил Хватов. — В твоем распоряжении будут лучшие специалисты, я позабочусь!

— Да дело даже не в резус-факторе… — простонала она. — Я сидела там, слушала этого анестезиолога и вдруг поняла: я ребенка своего убивать собираюсь! Я не могу! Я не смогла, я ушла. Он почти человек уже!

— Это пока что набор клеток! — громко возмутился Хватов.

«Чужих паршивых клеток!» — это добавил уже про себя.

Слада замолчала, уставилась на Данила. А ему вдруг вспомнилось столкновение с хозяином волкодава, напавшего на его драгоценную девочку. Это чучело ведь кто-то растил, может быть, даже любил, лучшего для него хотел. И что из него выросло? Садист, убийца и социопат. Наверняка этот гад вымотал родителям все нервы.

У Данила не слишком получается наладить отношения со своим родным сыном — а тут будет чужой ребенок. Если вспомнить, какой говнюк его биологический отец, то проблемы прямо-таки гарантированы, причем в больших количествах.

Это будет не пацан, это будет юный террорист, всю кровь выпьет. Оно Данилу надо? Ему бы со своим отпрыском совладать, только-только общий язык нашел, и то с чужой помощью.

Хватов представил на секунду, во что превратится их со Сладой жизнь с появлением юного террориста. Представил-то на секунду, а передернуло так, будто жизнь с таким прожил. Милая девочка просто не понимает, на что подписывается, что ее ожидает.

Нет, такие гены ему в семье точно не нужны.

— Миллионы женщин ежедневно делают аборты, и ничего, — постарался он быть рациональным. — Потом спокойно беременеют, рожают, живут счастливо. Я сделаю тебе нового ребенка, и он будет наш!

— Но этот уже есть! Он есть, понимаешь? — затрясла кулачками Слада.

— Ты сделаешь аборт! Это даже не обсуждается.

Милова вдруг вся затряслась, посмотрела на него пристально и резко отчеканила:

— Знаешь, я сидела там и решала судьбу своего ребенка. Я решала, и я решила! Это мой малыш. И ни Каролина, ни ты больше не будете управлять моей жизнью! Я сама в состоянии за себя нести ответственность. На аборт не пойду, ясно тебе? И ты меня не заставишь!

— Самостоятельность — это прекрасно, Слада, — процедил Хватов сквозь зубы. — Только за это решение не ты будешь ответственность нести. Мне придется растить чужого ребенка. Мне, понимаешь?

— Уж конечно, ты не обязан это делать, — с болью в голосе ответила она. — Но знай, я теперь иду в комплекте, и если тебе комплект не нужен, то как-нибудь справлюсь сама.

На это Данилу ответить было нечего.

— Ты сделала свой выбор, Слада, — проговорил он безжизненным голосом и вышел из машины.

Коротко скомандовал водителю:

— Отвези ее домой. К ней домой.

Данил с замершим сердцем наблюдал, как его собственный джип увозил самую дорогую в его жизни женщину.

Мир снова стал черно-белым.

Слада не помнила, как добралась до родной квартиры. Когда ехала, даже не сообразила, куда именно ее везут, и тут же разрыдалась, когда вышла у подъезда.

Хватов отправил ее домой, ясно показав: комплект ему не нужен.

— И как я теперь? — простонала, пока поднималась по лестнице.

Она не представляла, как будет жить.

Зашла в прихожую, прошлась по комнатам и снова разрыдалась.

Еще пару недель назад она так мечтала тут оказаться! Мечтала, чтобы Хватов ее отпустил, дал жить своей жизнью. Мечта стала явью — он отпустил, но сделал это тогда, когда ей уже этого совсем не хотелось.

На какое-то время Милова действительно поверила, что ее любят, что она нужна. Но не успела этим даже толком насладиться, как любимый ее предал.

Он оставил ее, бросил, как ненужную вещь, именно теперь, когда Слада более всего уязвима и ранима. Отрезал от себя, как нечто лишнее, инородное. Разве любящий человек так поступит?

Первые сутки Милова пролежала на кровати пластом. Ничего не могла с собой поделать, кроме как мочить подушку слезами. Сердце болело, кровоточило. Ее душила обида и боль от потери любимого человека.

Но она ведь не может вечно пролежать в своей спальне, не может навсегда спрятаться здесь от мира, иначе попросту умрет с голоду, уморит свое дитя. Нужно как-то жить дальше, найти способ.