Саймон сел на постель и обнял Илзбет, невзирая на странное напряжение, которое почудилось ему в ее гибком теле.

— Нет! Ты никогда не была для меня очередной загадкой, которую предстояло решить, а потом забыть и заняться следующей. Никогда! Я вынужден был порвать с тобой быстро и решительно, потому что был слаб. Мне хотелось остаться с тобой, держать тебя в объятиях и позволить тебе утешить меня, потому что мой брат сошел с ума…

— Но зачем вообще было уходить, Саймон?

Илзбет попыталась поймать его за руку, когда он вдруг вскочил и начал мерить шагами комнату.

— Это нелегко объяснить, — начал он. — Я проявил трусость и малодушие. Я только что увидел, как мой старший брат, мой лэрд, потерял последний ум. Слова, которые он выкрикивал, все еще терзали мои уши, снова и снова доказывая, что он обезумел. Это был сущий кошмар — видеть, как обрывается последняя нить, и Генри признается во всех убийствах, которые совершил, и объясняет зачем. Смеется над нами — кто мы такие, чтобы его судить? Моя голова шла кругом, ноги подкашивались. Мне казалось, что он облил меня грязью, покрыл несмываемым позором. Я думал лишь о том, что ты заслуживаешь лучшей доли, нежели связать свою судьбу с человеком, который может превратиться в такое же чудовище, каким под конец стал Генри.

— Нет, Саймон…

— Нет. Теперь я знаю, что я не такой, как Генри. Никогда не был и никогда не буду. Но, чтобы это понять, мне потребовалось время. Те приступы безумной ярости, которые меня тогда мучили, мешали видеть ясно, потому что я был уверен: это признак, что со мной тоже что-то неладно. Да в общем, со мной и было неладно, но по другой причине. Просто за те долгие годы, что я наблюдал злодейства Генри, во мне накопился страшный гнев.

— Саймон, я же говорила тебе, что ты не такой! — воскликнула Илзбет. — Говорила ведь. Почему ты мне не поверил?

— Потому что ты была моей любимой, — ответил он, снова садясь рядом с ней. — Моей любовницей и моей наперсницей. Я не смел принять твоего мнения. Может быть, ты говорила правду. Но могло случиться так, что ты смягчала суровую правду или вообще лгала, чтобы пощадить мои чувства.

— Да. В твоих словах есть смысл. Но почему тебя не было целых два месяца, Саймон? Два месяца ни визита, ни весточки. Неужели тебе не приходило в голову, что я, может, изо всех сил пытаюсь тебя забыть?

— Я как раз твердил себе, что хочу от тебя именно этого. Я хотел, чтобы ты обрела счастье с мужчиной, в семье которого не было ни предателей, ни сумасшедших. — Он легонько поцеловал ее недовольный рот, борясь с желанием впиться в ее соблазнительные губы так, чтобы им обоим стало нечем дышать. — Вот о чем я думал, а еще о том, как стану ненавидеть этого счастливца, потому что нет у него ни сумасшедших братьев, ни предателей, ни незаконных детей, как нет и троих братьев, живущих с ним под одной крышей.

— Саймон, но ты был так спокоен и холоден, когда оттолкнул меня! Скажи ты мне тогда, что тебе нужно подумать, что тебя пугает возможность потерять разум, и я бы ждала.

— Ты бы подождала? — Он нахмурился. — Хочешь сказать, что ты не ждала меня?

— Не играй словами. Я бы ждала тебя, потому что ты меня об этом попросил. Вместо этого я ждала тебя, и мне оставалось лишь надеяться, что ты все-таки вернешься. Гадала — может быть, я не разобралась в том, что произошло? А потом ненавидела себя за слабость.

— Ах, Илзбет, я поступил с тобой жестоко. Нет, еще хуже. Я так погряз в своих бедах, что ни разу не подумал, что приходится переживать тебе. — Он сжал ее в объятиях. — Болван, который вконец запутался! Я знал, что безумие необязательно будет наследоваться, видел доказательства тому собственными глазами и все-таки боялся, что болезнь, поразившая Генри, может проявиться и в моих потомках. — Он осторожно опрокинул Илзбет на постель. — Я хотел поступить так, как, по моему мнению, будет для тебя лучше всего. Но не хотел, чтобы ты меня оставила. Боялся сойти с ума, но знал, что этого никогда не случится. Наверное, своими метаниями я довел братьев до отчаяния.

— А когда ты понял, что не сойдешь с ума?

Улыбнувшись, он поцеловал ее в шею.

— Эта светлая мысль явилась ко мне не сразу. Что мне было нужно? Время, а также некоторое расстояние, чтобы забыть и о Генри, и о его черных делах. Думаю также, что мне было очень стыдно из-за Генри, — грустно признался он. — Стыдно, что это чудовище вышло из моей семьи.

— Это как раз можно понять. Несмотря на то, каким он был, сколько зла причинил своим родным, всегда трудно, скажем так, отречься от родного брата, что бы он ни творил.

Илзбет начала развязывать ворот рубахи Саймона.

— И все то время, что я копался в своих бедах, ты думала, что я бросил тебя из-за того, что сделал с тобой?

Илзбет покраснела, и это было красноречивее любых слов.

— Мне нет прощения! Я оскорбил тебя. И я это понимал, когда ушел от тебя в тот день. Твое лицо, каким оно было в тот миг, то и дело вставало у меня перед глазами, И каждый раз, когда это было, я хотел броситься к тебе и молить о прощении. — Саймон расшнуровал ее корсаж и поцеловал мягкую грудь. — А еще я слышу плач Элен. Ее я тоже обидел.

Илзбет накрыла его ладонь своей, чтобы он перестал ее раздевать.

— Саймон, мне нужно кое-что знать. Скажи, ты не уйдешь снова, как тогда? Я чувствовала себя так, словно во мне что-то сломалось. Не хочу испытать этого вновь! Вот, кстати, одна из причин, отчего я вела себя так грубо, раз за разом отвергая тебя и твои письма, и подарки.

Саймон обнял ее лицо обеими ладонями и заглянул в глаза. Она не сказала ни слова, но он читал ответ в ее глазах, слышал его в тоне голоса, когда она говорила, как ей было больно. И он нежно коснулся губами ее губ, ища окончательного примирения.

— Больше никогда, Илзбет! Когда я ушел, я воткнул нож в собственное сердце. Я тебя люблю, — прошептал он, и Илзбет, тихо вскрикнув, бросилась ему на шею.

Ее поцелуй вскружил ему голову. Все, о чем он мог сейчас думать, — это то, что держит в объятиях восхитительную женщину.

— Саймон, я так тосковала, — сказала Илзбет, и они с Саймоном принялись торопливо раздевать друг друга, сгорая от желания прижаться друг к другу…

Раскрыв на груди его рубашку, Илзбет покрыла поцелуями теплую кожу от плеча до плеча, помогая Саймону снять с нее последнюю одежду. Он поцеловал ее снова, и она чувствовала, как бушует в нем огонь желания, который разгорался и в ней самой. Илзбет застонала от восторга, когда их обнаженные тела смогли наконец соединиться. Она была готова мурлыкать, как кошка, и терлась об него, ласкаясь. Как приятно щекотали грубые волоски, покрывающие его тело…

Он гладил ее руками, покрывал поцелуями. Жадно целовал грудь, скользил рукой меж ее бедер, чтобы свести с ума дерзкой лаской. Ей хотелось бы дарить наслаждение в ответ, отвечая поцелуем на поцелуй, но потребность ощутить его внутри себя вдруг стала невыносимой. Похоже, сейчас не время долгих чувственных ласк; будет и другой раз.

— Скорей, Саймон! — вскрикнула она, обхватывая бедрами его бедра, извиваясь, вжимаясь в его мужскую плоть. — Войди в меня сейчас же! Я так долго чувствовала пустоту…

И он дал ей то, чего она просила, пронзив ее одним могучим движением. Илзбет вскрикнула — столь ошеломительным было наслаждение. Он бился в исступлении, произнося слова любви и касаясь губами ее кожи. Когда ее тело свело сладостной судорогой, она прижалась к нему, как только могла, и выкрикнула свои слова любви к нему. Сквозь гул крови в ушах услышала, как он сказал «моя», и чуть не засмеялась, радуясь его гордости счастливого обладателя. А потом чуть не расплакалась тоже от радости, когда с новым могучим толчком он излил в нее семя.

Саймон медленно перекатился на спину, усадив Илзбет сверху. Больше он с ней не расстанется, в крайнем случае лишь на неделю. А еще он мог бы пойти принести сюда какой-нибудь еды. Она любит его! Саймон улыбнулся. Она призналась в любви, когда ее тело содрогалось от страсти, пока он изливал в нее семя.

Он почувствовал, что она пошевелилась, и открыл глаза, и встретил пристальный взгляд Илзбет. Задумчивый и серьезный, хотя смешинки все еще плясали в глубине ее зрачков.

— Я сделал что-то не так?

— Конечно, нет, и ты это сам знаешь, негодник ты этакий. Нет. Простоя подумала, что у тебя такой довольный вид!

— Действительно. — Он поцеловал кончик ее носа. — Ты призналась, что любишь меня. Ты кричала на всю округу.

— Неправда.

— Правда. Спорим, что смогу заставить тебя проделать это еще много раз?

Он перевернул Илзбет на спину и улыбнулся. Эта женщина всегда давала ему почувствовать себя изощренным любовником, при том, что он отлично знал, что вряд ли может похвастать особым умением и опытом. Он заставит ее кричать о любви к нему снова и снова, наслаждаясь двойным восторгом. Ее страстью и ее любовью…

Илзбет стиснула зубы, когда он принялся терзать ее соски языком, но знала, что он все равно выиграет пари. Огненная дорожка поцелуев шла вниз по ее телу, и не успел он поцеловать ее влажную плоть, как она уже задыхалась от предвкушения и желания. Стоило его языку коснуться средоточия ее желания, как она потеряла над собой власть. Дважды взлетала она на вершину наслаждения, прежде чем их тела вновь соединились и они достигли пика еще раз вместе.

Да, она снова кричала, что любит Саймона. Однако то наслаждение, которое он ей так щедро дарил, заслуживало награды.

— Если ты станешь злорадствовать или просто заявишь, что победил, я тебя ударю — вот только сил наберусь, — сказала она, отдыхая на его широкой груди.

Оба дышали так тяжело, словно пробежали несколько миль. Саймон рассмеялся, и она улыбнулась — его грудь под ней ходила ходуном.

— Выходи за меня, Илзбет, — сказал он, целуя ее в макушку, потому что только до нее он смог дотянуться.