— Бабушка, поверь, все начиналось с шутки, немного переборщили, но давай остановимся сейчас!

— Думать надо было раньше, а не сейчас!

— Вы сами подливали маслеца в огонек, заявив своему сыну, что внук спит с невестой, разве не так? — все, достали на хер. Даже бабуля мне уже не мила.

— Ты сама решила подтвердить мои слова. Никто тебя, Алена, не заставлял! Я ведь была не в курсе, что ты подслушивала разговор. А теперь ответь на вопрос, зачем ты пошла в комнату Давида?

Открываю рот и тут же закрываю. Сказать нечего.

— Все, хватит, — Давид проводит ладонью по волосам. — Ключи давай.

— Какие ключи?

— От машины. Я в курсе, что они не у Аслана.

— Хм…

— Мы сейчас уезжаем, — ух, Давид уже не любящий внучок, а какой-то отстраненный незнакомец с льдинками в глазах. — Ключи, — протягивает раскрытую ладонь. Я сомневаюсь, что бабулик так просто сдастся, но кажется, она почувствовала границы допустимого. Отдает связку, поджимает губы и с оскорбленным видом покидает спальню Давида.

— Иди, оденься. Мы выезжаем через полчаса, — приказ, ослушаться себе дороже, я даже немного пугаюсь его. Поспешно киваю головой, лучше, правда, одеться и уехать.

Мои сборы могли бы спокойно войти в нормы сбора солдата-новобранца. Я робко стучусь в соседнюю дверь, Давид появляется перед глазами уже в свежей рубашке с расстегнутым воротом, в бежевых брюках. Красавчик все же, хоть и не мой типаж. Дина предпочитает таких, надо ей подогнать вариантик.

— Готова?

— Да.

Мы спускаемся вместе, нас встречает гробовое молчание на первом этаже и угрюмые взгляды нескольких глаз. Кроме отца Давида и бабулика, присутствуют еще пять человек. Каждый смотрит на меня осуждающе и неприязненно, я чувствую себя, как возле стены позора. Не позволю им увидеть, как меня это задевает, задираю подбородок, встречаясь с каждым глазами.

Ощущаю ладонь Давида, он легонько сжимает мою руку, не улыбается, но в глазах вижу поддержку. Я уеду, а ему вот с этим еще придется жить, и с бабушкой тоже возникло недопонимание.

— Чувствую себя яблоком раздора, — каждый взгляд мне в спину подобно кинжалу. Вот любят люди толпой осудить, забить камнями и окунуть в свою неприязнь, а в чем суть, никому нет дела.

— Дело не в тебе, — пикает машина, открывает для меня дверь. — Просто я никогда не соответствовал их ожиданиям. Женись на тебе, осудили бы за то, что ты не той веры, не с нашего города, блондинка и еще смеешь высказывать свое мнение. Сейчас они объединились, чтобы осудить за поведение, нарушающее их представление о порядочности.

— И бабушка вместе с ними.

— Бабушка злится, что не все идет по ее плану. И через это я проходил, поэтому на ее счет у меня нет никаких переживаний, — он не выглядит убитым отношением родных, не улыбается, не пытается юморить. Я бы на его месте уже извелась, мне вот сложно держать лицо после стычки с отцом. Вываливаю на него все свои и страхи, и претензии, включаю и любящую дочь, и истеричку. Наша ссора проходит все стадии, от отрицания до принятия.

— Хадя! Хадя! — от дома к нам под навес бежит Хадя. Она в домашнем костюмчике, прижимает к груди зайца, волосы ее свободно разлетаются за спиной. Давид делает пару шагов ей навстречу, но девочка пролетает мимо него и цепляется за подол моего платья. Растерянно смотрю на Давида, положив ладонь на темную макушку. Он выглядит немного шокированным, перекрывает собой проход торопящим женщинам.

— Хадя, иди к бабушке, — бабушка Тамара не смотрит на меня, пытается обойти Давида, но он хватает ее за руку. — Что ты делаешь?

— Хадя поедет с нами, — пришел черед бабулика изумленно вскидывать брови вверх, молча наблюдать, как любимый внучок идет к соседней машине, достает автокресло и устанавливает в своем внедорожнике.

— Поедешь с нами кататься? — улыбаюсь малышке, она откидывает голову назад, в ее медовых глазах радостные огоньки, кивает головой. Не знаю, как перенесет девочка поездку, ведь ехать не час, но раз Давид решил взять с собой дочь, значит уверен в ней.

Мы уезжаем. В салоне играет кавказская музыка, Хадя улыбается и смешно крутит ручками в такт музыке, Давид часто бросает смеющиеся взгляды в зеркало заднего вида. Что-то сжимается в области груди, когда мы втроем пересекаемся глазами в зеркале, улыбаясь друг другу. Две пары карих глаз с разными оттенками, не ведая, заставляю меня теряться, смущаться.

«Алена, карточки твои заблокированы,» — папа зря время не теряет. Я даже не удивлена его оперативности.

— Чему ты улыбаешься? — любопытствует Давид, — Иронично.

— Папа заблокировал мои карточки, так что я без бабла, — открываю сообщение от мамы. Родители знают, что меня проще через Инстаграм достать.

«Алена, не могу до тебя дозвониться. В среду придет риелтор, квартиру выставляем на продажу», — а вот этого я никак не ожидала. О продаже мама как-то говорила, но это было в период, когда я жила с отцом. Она ведь и сейчас думает, что живу с папочкой и его новой женой, иногда забегая на квартиру своего детства.

— А сейчас что? — нужно пара секунд, взять себя в руки и улыбнуться, пошутить.

— Еще без крыши над головой, а на горизонте маячится перспективная роль Золушки при злой мачехи.

— В смысле?

— Мама выставила на продажу свою квартиру.

— И?

— Она думает, что я живу с папой, но мы с Полиной не нашли общий язык. Поэтому во избежание кровопролития, сменила локацию своего пребывания, сохранив себе нервишки, — облизываю губы, задумчиво смотрю в окно. Вариантов ноль. Снимать хату нужны деньги, у меня их нет. Работать придется не только летом, но и потом, когда вновь начнется учеба. Без понятия, как все совместить, бросать на последнем курсе — тупость.

— Тебя отец часто достает женитьбой? — Давид медленно поворачивает голову в мою сторону, отрывая взгляд от дороги, задумчиво рассматривает мое лицо. Надеюсь, нравлюсь, потому что предложение у меня личного характера.

— Жить можно.

— А вот мой решил меня пристроить совсем недавно, так давай воплотим планы наших отцов: поженимся.

— Ты серьезно?

— Как никогда. Контракт, обязанности, ценности и требования обсудим, пропишем и подтвердим печатью у нотариуса. Ты согласен? — сзади раздается радостное хлопанье, смех. Я оборачиваюсь, Хадя демонстрирует мне зубастую улыбку, потом прячет свое личико в ладошках.

— Пока папа думает, ты согласна? — глупо спрашивать у четырехлетнего ребенка ответ, но малышка убирает руки и серьезно кивает, словно понимает, о чем интересуются у нее.

— Хорошо. Мы поженимся, — боже, спасибо тебе за этого мужчину!!!

12

* * *

— А теперь покружись, — я кружусь на месте, Хадя повторяет за мной и смеется, делая еще один кружок. Мы недавно пришли с магазинов. Давид выдал карточку, сказав, что малышку нужно одеть. Я никогда не ходила по детским магазинам, поэтому у меня глаза разбежались от красоты для маленьких девочек, хотелось скупить все, но сдержалась. Надеюсь, что, получив смс с отчетом о покупках, Давид не станет ругаться за транжирство. Единственно, я позволила нам купить два одинаковых платья в стиле фэмиле-лук мамы и дочки. Не знаю зачем, просто фасон, цвет попали в сердце, вот сейчас мы стоим перед зеркалом в одинаковых платьях, как мама с дочкой.

Решение выйти замуж далось не так легко, как могло показаться со стороны. Просто никому не пожелаю оказаться в такой ситуации, как у меня, когда у тебя вроде есть родители, но им ровным счетом все равно, где ты, с кем ты, как будешь жить. Ни мама, ни папа так и не позвонили, когда вечером в новый айфон я вставила восстановленную симку. Я еще тешила себя надеждой сутки, звонили-писали кто угодно, но только не родичи. Впервые у меня не было ломки посидеть в сетях, запостить фотку, я с каким-то равнодушием многое пролистала, половину не читала, на звонки не отвечала. Полностью погрузиться в апатию не дали Давид и Хадя.

Квартира холостяка оказалась ну совсем не холостяцкой. Зачем одинокому мужчине жилье на весь этаж с четырьмя спальнями, с огромной гостиной, столовой, кухней, кабинетом, с четырьмя ванными комнатами — загадка. Мне выделили одну из четырех комнат, великодушно разрешили господствовать в ней по своему желанию, со своими вещами, которые мы забрали из маминой квартиры. У малышки оказывается в папиной берлоге тоже комната, значит она все же периодически жила с ним. И одежда была. Забота Давида о моем состоянии очень тронула, видимо запомнил, что шоппинг для меня терапия.

Вчера меня накрыла тоска, я забилась в самый угол террасы, закутавшись в плед, смотря на темное море. Мысли не хотели формироваться в планы, цели, превратились в желе. Давид принес бокал вина, ободряюще погладил по плечу. И вот утром выдал карту.

— О, я смотрю у вас примерка полным ходом, — неожиданно раздается голос, который по идеи должен быть на работе. Но Давид, кинув пиджак на диван и какой-то пакет, присаживается на подлокотник. Хадя начинает перед ним кружиться.

— Красиво. А ты? — устремляет на меня своими темные глаза, заставляя смутиться от внимания. Не спеша кружусь. Не сердится, что мы тут изображаем мать и дочь?

— Нравится? — недавно поймала себя на мысли, что мне необходимо для уверенности одобрение Давида. Когда вчера приготовила впервые самостоятельно ужин под чутким руководством ютуба, его «вкусно» вселило в меня больше бодрости духа.

— Вы выглядите великолепно. Хадя, смотри, что тебе принес папа, — как фокусник достает из пакета коробку, в которой оказывается кукла со зверьком. Я сегодня видела этих героев, они из какого-то мультика. Судя по радостному лицу малышки, она любит этих персонажей, хватает подарок и бежит в свою комнату. У нее там большой дом для вот этих куколок.