Я теряю надежду на то, что придет Давид, и мы с ним станцуем для гостей провокационный танец — лезгинку на собственной свадьбе. Тем более платье жутко тяжелое, не лебедь, а плывущей коровой буду.

— Скучала? — раздается сзади голос моих персональных мурашек. Хотелось бы красиво обернуться, но получается медленно. Давид стоит чуть поодаль, чтобы никто его не заметил.

— Твой приход, как сигнал, что эта свадьба закончится! — отхожу от перил и плевать, что покинула без спроса закрепленное место. Оказывается, соскучилась. Его глаза оценивающе скользят по мне, кажется восхищен, но молчит паразит. Сам он одет в рубашку с расстегнутым воротом, черные брюки. Сбрил свою бороду, теперь брутальная щетина.

— Ты красивая.

— Ты тож ничего, — вскидываю голову, Давид усмехается, протягивает руку.

— Пойдем удивлять?

— Наконец-то! — радостно хватаю его за ладонь, помогает мне спуститься по лестнице. Я кожей ощущаю пристальные взгляды, если бы не музыка, в зале стояла бы гробовая тишина. Гости явно не понимают, что происходит. Родители и бабулик сдерживают улыбки, но улыбаются, Мира хмурится, а вот на Милане лица нет. Мне на секунду становится ее жалко, но вспоминаю ее слова про третьего лишнего, отворачиваюсь от нее.

— Если что, я рядом, — успевает шепнуть Давид на ушко, выводя меня на середину танцпола. Я не смотрю по сторонам. Мой ориентир — мой муж, который так же не реагирует на гостей. Встречаемся глазами, улыбаеемся друг другу. Музыка, ритм, непрерывный зрительный контакт, его поддержка во взгляде, ободряющая улыбка — я готова свернуть горы, удивлять, шокировать. Я готова на все, чтобы вот эта минута нашего с ним единства никогда не кончалась, чтобы возникшее между нами притяжение никогда не исчезало. Что это ебушки-воробушки? Любовь? Я на такое не подписывалась!!!

22

* * *

Мы хотели удивить, мы удивили. Нарушили традиции, жених появился перед гостями, я станцевала так, что и не придерешься. Не зря выходила из танцевального зала вся мокрая и уставшая.

Я ждала осуждения со стороны старшего поколения, ждала выговор от бабулика, но к нашему удивлению никто ничего не сказала, более того, подходили и говорили приятные слова.

— Вот удивили, так удивили! — отец Давида стоит перед нами, улыбается, Медина за спиной супруга ободряюще тоже улыбается.

— Теперь ничего против блондинки и христианки не имеете? — Рашит усмехается, прищуривая глаза.

— Вот еще научиться язык держать за зубами, цены бы не было.

— А вот вашему сыну мой язык пришелся по душе, — теперь больше томности в голосе, сладкий взгляд в сторону молчаливого Давида. Он секунду смотрит на меня строгим взглядом, кажется сейчас отчитает, но нет, слава богу, улыбается.

— Хм, — папа смущено отводит глаза в сторону, смотрит на свою жену. Они мило смотрятся со стороны, строгий или нет, но во взгляде вижу нежность. Ищу такое же выражение в глазах Давида, но херушки, там все замуровано. Родители отходят от нас, муженек берет под локоток и ведет меня на второй этаж.

— Мне опять что ли стоять на виду у всех? — боже, пусть скажет, что нет. Я хочу на стульчик и скинуть эти долбаные туфли на каблуках. Еще бы снять это адски тяжелое платье. Оно, конечно, красивое, бабулик всем показала в какую семью я пришла, но блин, оно не пригодно для комфортной носки от слова совсем.

— Все сейчас будут расходиться. Не беспокойся, бабушка обо всем позаботится.

— У нас будет брачная ночь? — прикрываю глаза, облизывая губы языком.

— Ночь? — смеется, весело ему походу дела. — Нет, ты сейчас поедешь к моим родителям. Я появляюсь завтра ближе к вечеру.

— Что за свадьба без брачной ночи? — вздыхаю, уже зная, что раз Давид сказал свое «нет», значит так и будет.

— А ты хочешь брачную ночь? — нагибается к ушку. Его вопрос слышу только я, краснею тоже я. Слишком интимно он об этом спрашивает, слишком горячее у него дыхание, и его парфюм вновь кружит голову.

— Конечно! Обязательно с лепестками роз на кровати, с французским шампанским, чтоб еще была фруктовая тарелка со сливками. Шелковое постельное белье, желательно черное, если вдруг кому-то придет в голову проверить, чтоб ждало разочарование.

— Тогда придется отложить ночь до других времен.

— Чего? Испугался моих запросов? И да, позы я чаще предпочитаю женщина сверху, — Давид ухмыляется.

- Почему-то даже не сомневался.

— Завтра я возможно передумаю и вот-вот пойдут женские дела, останешься ты без сладкого на неопределенное время.

— Врачи советуют сладкое исключать из рациона. Так что, наверное, оно и к лучшему, на ночь сладкое вредно.

— А как ты смотришь на утренний омлет? — прикусываю губу, насмешливо наблюдая, как Давид пытается понять, что я имею ввиду.

— Омлет? — хмыкает, рассматривает сквозь опущенные ресницы.

— Омлет? — Милана появляется не вовремя и не к месту, моя улыбка тускнеет на несколько вольт, Давид тоже цепляет маску равнодушия. — Проголодался? — становится между нами, улыбается скользко, неприятно.

— Помнится ты всегда любил хорошо покушать, а теперь, наверное, посадят на безуглеводную диету, — окидывает меня придирчивым взглядом. Стройная я от природы. Спасибо маме, это она снабдила меня такими генами.

— Пару лишних килограмм скинуть ему не помешает, впрочем, тебе тоже, — Милана вспыхивает, злится. Ну, она, правда полновата, ей не помешает сбросить, а о Давиде я сказала просто к слову. Меня устраивает его комплекция и знаю, что брюшка и дряблых мышц там нет.

— Давид! — бывшая жена ищет в бывшем муже поддержку, он открывает рот, я спешу выпалить:

— Давид! — и приподнимаю брови. Не повезло мужику. Ну, просто не повезло оказаться между двух огней.

— Ах, вот вы где, дети, — ему на помощь приходит бабуля. Она быстро сориентировалась, что происходит, ибо поза Миланы слишком показательна, да и мой вызывающий взгляд о многом говорит. Чует, что пахнет жаренным.

— Давид, тебя внизу ждут ребята, — быстро командует бабушка Тамара, — Милана, кажется тебе тоже пора домой, негоже оставлять малютку без мамы. — пристыдили бывшую невестку, опускает глаза, поджимает губы. Давид подходит ко мне, целует в щеку, берет за ладонь, ободряюще пожимает. Я улыбаюсь ему, игриво приподнимая бровь, намекая на наш разговор. Понимает и качает головой. Милана уходит вместе с ним. Сучка, вечно трется возле него. Я иду к перилам и, найдя глазами мужа, наблюдаю за его перемещением. Бывшая пытается привлечь его внимание, пару раз хватает за руку, но он как-то незаметно сбрасывает ее ладонь с себя. Кто-то все же уводит Милану в сторону, Давид покидает банкет. Выдыхаю свободнее.

— Ревнуешь?

— Еще чего! — вскидываю подбородок. — Ревнуют только неуверенные в себе люди.

— Тебе не стоит к ней ревновать, — бабулик не слышит, что ли мой ответ, — Она мама Хади, а Давид не оставит свою дочь с ней, но и запрещать видеться не будет.

— Ничего против Хади не имею, более того я предложила Давиду забрать девочку к нам. У нас замечательная няня, которая знает Хадю. Я учусь до обеда, потом мне писать диплом, все время буду дома. И еще, хочу попробовать поговорить с папой, у него есть знакомый хороший врач- лор.

— Зачем? — напряженно спрашивает, хмурится. Я теряюсь, чего-то привыкла, что бабушка смотрит на меня благосклонно, а тут явно что-то не понравилось.

— Понять причину, почему Хадя молчит. Давид говорил, что она слышит, просто не разговаривает. Но не может ребенок в таком возрасте просто молчать, скорей всего нарушен слух.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Знаешь, Алена, ты хорошая девушка, но не лезть не в свое дело. Пусть родители разбираются с молчанием своего ребенка, им виднее, чем нам со стороны. Сейчас придет за тобой Рашит, — отворачивается, а я стою с открытым ртом, с гадким чувством, что мне только что тыкнули на место.

Отец Давида приходит за мной минут через пять. Я молчу, только киваю, когда обращаются ко мне, чаще просто говорят, куда идти, кого подождать. Выпад бабушки Тамары никак не выходит из головы. Ощущение, что ступила на территорию, которая строго охраняется и пропуск строго контролируется.

В доме родителей меня отводят в комнату на втором этаже. Медина и Мира помогают снять платье, теперь представляю, как себя чувствовали рыцари, снимая свои доспехи. Мне еще приготавливают ароматную ванну. Об этом я не мечтала, но погрузившись в теплую воду с пеной, тело благодарно расслабляется.

— Кажется, я передумал по поводу брачной ночи, — резко открываю глаза, загребаю пену до шеи.

— Блин, ты меня напугал! — ворчу, сердце учащается в сердцебиение. Давид, а это именно он, садится на мягкий пуфик. Склонив голову набок, разглядывает меня манящим взглядом.

— Как водичка?

— Теплая, — бурчу, он начинает расстегивать рубашку, — Только не говори, что собираешься залезать ко мне? Это не джакузи, обычная ванна.

— Ты ляжешь на меня спиной.

— Издеваешься?

— Нет. Ты же сама хотела брачную ночь, я тут подумал, что пора прекращать бегать друг от друга.

— Я не бегала!

— Ок, бегал я, в итоге надоело мне спать и делать вид, что евнух, когда рядом соблазнительное тело, да еще законно принадлежит мне, — сглатываю и опускаюсь ниже в воду. Давид вешает рубашку на вешалку, встает, берется за ремень.

— Может все же первый раз на кровати? В ванной тесно и неудобно.

— Опыт?

— Теория. Подай полотенце, — берет большое махровое полотенце, но вместо того, чтобы дать мне, держит в руках и взглядом приказывает вылезать. — Я стесняюсь.

— То есть, когда ты смотрела на меня голого, не смущалась, а сейчас вдруг проснулась скромность? Вылезай!