— У меня не было стабильности, Ален. Я все так же снимал квартиру, пытался занять свое место в бизнесе, занимал деньги и был по уши в долгах. Милана выросла в состоятельной семье, ей никогда ни в чем не отказывали. Поэтому оставил ее дома, больше половины своего заработка отправлял ей, сам просто перебивался.

— Ты мог для бизнеса одолжить у отца денег, вы тоже не с протянутой рукой ходите.

— Мог, но не делал этого. Я одолжил денег у бабушки и все силы кинул на становление бизнеса.

— Тем самым пожертвовав семьей, и в конце концов ее потерял.

— А было ли там, что терять? — поворачивает голову в мою сторону. Пытаюсь быстро сообразить, какой вопрос задать, как отреагировать. Да, сейчас та самая тема, тема измены.

— Мы не любили друг друга. Нас женили родители, не спрашивая нашего согласия, — задумчиво отворачивается, смотрит на ближайшую гору. — Прожили в браке не один год, родив ребенка, так и не сумели вызвать друг в друге какие-то нежные чувства.

— Но она же после развода стремилась вернуться к тебе…

— У нас разведенным девушкам сложно устроить личную жизнь, поэтому Милана и пыталась вернуться.

— Но ты ее не принял?

— Нет, — лаконичный отрицательный ответ еще раз подтверждает мои мысленные догадки, но я пока держу свой язык в узде, не ляпаю ничего про измены.

— Удивительно, что Хадя осталась с тобой, обычно дети после развода остается с мамой, — надеюсь, не замкнется, не вспылит.

— Она и была с ней первой время, — чешет указательным пальцем бровь. Некоторое время мы едем молча, покусываю губу в нетерпении, жду исповедь, а ее все нет и нет. Как же мне порой тяжело с Давидом разговаривать, так хочется, чтобы выложил все, как духу, поделился своими переживаниями, мыслями. Поделился по доброй воле, а не вот так, вытаскивать клещами.

— Но ты ее забрал все же к себе, — не выдерживаю, меня давно съедает любопытство, почему в этой семье все так запутанно со стороны, возможно ничего таинственного нет, нужно всего лишь понять их традиции, обычаи.

— Когда мы развелись, я думал, что будет правильнее девочке жить с мамой, сына бы сразу забрал. Хадя вообще веселая, смешливая, вечно болтающей девочкой была. Я иногда шутил и спрашивал у нее, где та волшебная кнопочка, которая бы заставила ее ротик закрыться на время… — вздыхает, перебирает поводья. — Сейчас бы с удовольствием активировал эту кнопку, чтобы она никогда не молчала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— А что произошло? Если она разговаривала, почему сейчас молчит? Ты вроде говорил, что со слухом все в порядке.

— Слух нормальный. Общее физические состояние удовлетворительное, а вот психологическое… Наши врачи предварительно поставили мутизм, возникший на фоне стресса, — свое мнение держу при себе. Давиду тяжело дается откровенный разговор, он иногда делает небольшие паузы, заламывает пальцы, то сжимает их в кулаки.

— Это лечится? — как же мне жалко малышку. Правда, ничего необычного в ее поведении не замечала, просто молчит, но так улыбается, на каждое предложенное занятие с радостью берется.

— Пьют какие-то таблетки, водят на занятие, но мне кажется все это не то. Не верю, что моему ребенку это нужно.

— А что нужно по твоему мнению? Может в Москве найти грамотного специалиста?

— Не надо, — дольно резко реагирует Давид. — Хадя нормальная!

— А я не говорю, что ненормальная, я хочу просто понять, чем можно помочь малышке! — Давид пришпоривает коня и вырывается вперед, таким образом давая мне понять, что разговор окончен. Вздыхаю. Упрямец! Чертов упрямец!

— Давид! — пришпориваю свою кобылу, но животное лишь дергает хвостом. Видела, как Давид иногда в галопе подгонял жеребца концами поводья, хлестаю лошадь. Лучше бы этого не делала!

Кобыла вздрагивает, начинает пританцовывать, я пытаюсь ее направить в сторону Давида, но животное меня не слушается. Дергает головой, да так сильно, что у меня из рук выскальзывают поводья. От испуга и неожиданности вскрикиваю. Да, животные боятся громких звуков. Давид оборачивается, резко разворачивает коня в мою сторону, а кобыла, почувствовав отсутствие контроля, переходить на рысь, а потом в галоп. Хватаюсь за седло, потеряв свое сердце где-то в пятках. Нет бы собраться с мыслями, я от испуга кричу, лошадь все быстрее несется куда-то вперед, сзади нас пытается нагнать Давид. Никогда-никогда больше не сяду на лошадь!!!

Что там моя кобыла увидела, не знаю, может гадюку. Резко притормаживает и встает на дыбы. Это красиво смотреть со стороны, Давид поднимал жеребца, у меня есть несколько фотографий на телефоне, но вот самой оказаться в таком положении не мечтала. Руки от страха давно потные, не удерживаюсь за перед седла, заваливаюсь назад. Падаю вниз.

— Алена!!! — ого, сколько в голосе страха, переживаний! Грохнуться с лошади, ради этой интонации — слишком дорогая цена. Падаю на землю, ударяюсь всем телом, головой, зажмуриваю глаза от страха, так как копыта лошади рядом, в голове бьется мысль: «сейчас наступит на меня».

— Алена! — голос Давида рядом, совсем рядом. Я не открываю глаза, только пытаюсь пошевелить руками и ногами. Все приходит в движение, значит можно рассчитывать на благоприятный исход. Сердце гулко бьется в груди. Божечки. Я жива!

— Алена! — кажется рядом, вот осторожно прощупывает мое тело, голову. — Ты слышишь меня? — слышу! И мне безумно нравится, что ты так переживаешь за меня, руки дрожат, в голосе скрытая паника, но стараешься не впадать в эту панику, горцы же все контролируют.

— Алена! — пора открывать глаза, иначе сейчас увижу мужскую истерику. Приоткрываю один глаз, потом второй. Давид нависает надо мной. — Ты слышишь меня? Сколько пальцев? — показывает перед лицом два пальца, мне хочется смеяться, но не смею. И вообще решаю разыграть его. Интересно возможна временная амнезия? Минут на пять?

— Алена, скажи хоть слово или моргни, не молчи! — приподнимает меня, придерживает за спину, дает мне возможность сесть. Прикладываю пальцы к виску, прикрывая глаза.

— Кто вы? — отодвигаюсь, с опаской смотря на бледного Давида. Его рука напрягается, хмурится. Я делаю вид, что оглядываюсь, якобы пытаюсь понять, где нахожусь. Так вроде себя ведут героини в фильмах при потере памяти. Ладно, идея дурацкая, муж выглядит совсем бледным.

— Ладно, расслабься, я помню кто ты, — отряхиваю грязь и пыль с ног, Давид помогает мне подняться.

— Это было не смешно! — говорит тихо, убирает руку, отходит от меня. — Совсем не смешно, Алена!!! — сжимает руки в кулаки.

— Ты меня взбесил своим нежеланием разговаривать на важные для тебя темы! Мы семья вроде как, значит проблемы, радости, победы и поражения одни на двоих, но у меня все еще нет этого ощущения единства! Нас что-то еще объединяет, кроме секса? — скрещиваю руки на груди. Давид смотрит на меня сердитым взглядом.

— Надо возвращаться в город, сделать снимок, — вот совсем непробиваем. Я зло сужаю глаза.

— Тебя это волнует? Моя голова? Все? Да пошел ты! — разворачиваюсь и иду в сторону поселка. Бесит. Придурок! Я пытаюсь помочь ему с Хадей. Хочу, чтобы он думал о нас, как о семье, но выходит, что ему на хрен не надо. Так почему я должна рвать жопу?

— Ален!

— Знаешь, ты хотел фиктивности? Никакой любовной хрени? Наверное, этого и следует придерживаться! Надеюсь, про свой калым не забыл, хочу его получить на неделе и начать делать там ремонт, чтобы однажды свалить на хрен от тебя и твоих гребаных проблем! — оборачиваюсь, выдергиваю поводья своей лошади из рук Давида. — Надеюсь, ты меня понял.

— Ален, — пытается дотронуться до меня, но я взвинчена, зла, отшатываюсь.

— Давай без приступов нежности. Секс у нас хорош, но на нем далеко не уедешь, Давид, а семьи без доверия не бывает. Ты мне не доверяешь!

— Я доверяю тебе. Если бы не доверял, тебя здесь не было бы. И о дочери тоже не рассказал, — он тоже злится, только держит себя в руках, голос ровный, но меня это не трогает. Я кажись эмоционально перегорела.

— Я хочу домой.

— Ты уходишь от разговора, Ален, раз мы тут начали…

— Я хочу домой. Я не хочу никак разговоров, — разлюблю! Не нужен мне такой человек, который не считает меня частью своей жизни. — И на этом все, Давид.

— В смысле? — брови сведены в одну линию, губы поджимает. — Я не понимаю тебя.

— У нас будет полностью фиктивный брак с этой минуты. Мне не нужны сантименты и твои проблемы. Решай их сам, а я свои сама, — карабкаюсь на свою лошадь. Красиво галопом ее, конечно, не пошлю, и Давид может возобновить разговор, который я только что закрыла, к моей радости, он молчит и следует за мной чуть позади.

Лида, словно почувствовала наше настроение, не нагружала пустой болтовней, составила нам со своим мужем компанию за ужином. Мы с Давидом совсем не разговариваем. Он хранит молчание, и я не считаю нужным с ним вести беседу. Оставляет меня одну в комнату, куда-то уходит. Я не хочу его ждать, но, черт побрал, жду, поглядываю на часы, а его нет. На улице уже темень, глаз выколи, его нет. Тревога начинает меня съедать изнутри, но упрямо лежу в кровати, полностью укутавшись в одеяло, поглядывая на время в мобильнике.

Приходит к полуночи. Слышу, как раздевается, идет в ванную, возвращается через пять минут, ложится рядом, но не трогает меня.

— Завтра с утра мы возвращаемся домой, — я задерживаю дыхание, жду еще каких-то слов, больше ничего не добавляет. Должен же отвоевать кусочек одеяла, ночи в доме тут прохладные, притронуться ко мне, но ничего не происходит. Сдерживаю себя, чтобы не повернуться. Считаю до десяти, давая ему шанс обнять меня, потом еще раз до десяти, чтобы подобрал нужные и важные слова для сохранения мира между нами. Мало ли что я наговорила в порыве злости, должен понимать, что не всегда слова и мысли у меня совпадают. Но он молчит. Знаю, что не спит, как и я, молчит. Издергавшись от переживаний, нервотрепки, засыпаю беспокойным сном, так и не дождавшись от мужа первых шагов в мою сторону.