— О, нет, — сказал он, отступая. — Так именно мы с вами объединяться не будем.

— Да что с вами такое? — снова рассердилась она. — Вы десять лет ведете монашеский образ жизни!

— О, дорогая, — расстроился Трапп. — Я вовсе не хотел вас огорчать. Давайте представим, что вы меня успешно соблазнили, а я успешно соблазнился. Мне было хорошо, а вы успели подумать о вечном, и теперь мы готовы перейти к настоящему делу.

— Я вам совсем не нравлюсь, да? — спросила она холодно.

— Сложно сказать так сразу, — задумался Трапп. — То не нравитесь, то нравитесь, а потом опять не нравитесь. Но большую часть времени у меня от вас мурашки по коже.

— Не в романтическом смысле?

— Увы. Я до смерти боюсь лживых и расчетливых стерв.

Она вздохнула.

— Ну нет так нет, — резюмировала горгона, нисколько не огорчившись. — Так даже лучше. Ненавижу, когда мужчины смотрят на меня, а у них слюна капает. К делу. Мы с вами должны вернуться в столицу.

— Да неужели? — откликнулся Трапп, усаживаясь в кресло. — И зачем нам это делать?

— Затем, что король убьет вас, когда узнает, что вы живете со мной в этом замке. Он в жизни не поверит, что мы целомудренно поделили его пополам!

— Какая блестящая у вас репутация, Гиацинта, — не удержался от ехидной реплики Трапп.

— Женщина может оказаться беззащитной перед натиском страстного мужчины с репутацией бабника и драчуна.

— Женщина — может быть, но не горгона со стилетом, способная превратить кожу своего мужа в бахрому.

— Оп-па, — воскликнула Гиацинта. — Как осведомлен ваш теленок с двумя хвостами о некоторых аспектах моего прошлого.

— Я выяснил, что о вас слагают легенды, моя дорогая.

Она засмеялась и села на столик, болтая ногами.

— Значит, решено, — сказала гематома.

— Решено?

— Мы едем в столицу.

— Мы?

— Что с вами такое?

— Со мной?

Гангрена кинула в него баночку с кремом.

— А вам не приходило в голову, — спросил Трапп, — что нам вредно держаться друг друга? Две опальные звезды…

— Приходило, — отозвалась она. — Я могла бы остаться здесь и посмотреть, как вас убивают. Но моя природная доброта…

— Кх-м.

— И здравый смысл, — невозмутимо продолжила Гиацинта, — а также развитая интуиция подсказывают мне, что вы можете пригодиться. Ну, а у вас нет выбора, поскольку я забрала все ваши деньги.

— О, вы их все-таки откопали?

— Внушительный мешок с золотыми монетами лежал в погребе с вином, на самой большой бочке. Наверняка предполагалось, что вы сунетесь туда в первую очередь.

— Я и сунулся.

— И?..

— С какой стати мне открывать какой-то там мешок? Лежит и лежит. А у бочки был краник!

— Ушам своим не верю, — покачала головой горгулья. — Отчего вы такой болван?

— А отчего вы перекопали весь сад, прежде чем нашли свое сокровище?

— Потому что погреб с вином — это слишком очевидно! Между прочим, там целое состояние. И еще записка.

— Записка?

— Вас покусал попугай?

Трапп рассмеялся.

— Я просто не успеваю за кульбитами вашей мысли. Что было в записке, Гиацинта?

— Четыре слова: «Это ради помощи Джонни».

— Очевидно, кто-то ошибся адресом.

— У-гм, — скептически хмыкнула горгона, — здесь же так оживленно.

— В последнее время — слишком. Гиацинта, зачем вам возвращаться в столицу, если у вас достаточно денег, чтобы уехать куда угодно?

Она поежилась.

— Потому что я хочу вернуть свое место.

— В постели короля?

— В высшем обществе. Я создана, чтобы блистать на балах и вызывать всеобщее восхищение.

Трапп встал и подошел к ней. Запрокинув к нему голову, Гиацинта смотрела грустно и доверчиво. Трапп погладил её по щеке, пригладил распущенные волосы, легко поцеловал в лоб.

— Мы же можем делать всё, что угодно. Нам необязательно лезть в это осиное гнездо. Мы можем поехать к Чарли, или на приграничные земли, или в любое другое место.

— Да, — согласилась она и прислонилась к его плечу, — но мы поедем в столицу. Оу… Шелковая рубашка, Бенедикт?

— Хотите её тоже украсть?

— Думаете, я из тех, кто снимет с бедняка последнюю рубашку?

— Думаю, да.

— Вы правы.

Она была теплой и расслабленной и, отказавшись от маски роковой красотки, казалась сейчас вполне человеком. Траппу нравился её легкий цветочный запах, и то, как её волосы щекочут ему шею и подбородок, а грудь возле его груди легко поднимается и опускается от ровного, спокойного дыхания.

По какой-то необъяснимой причине горгона чувствовала себя в его объятиях защищенной.

Или же была самой лучшей притворщицей в мире.

— Что я получу, если поеду с вами? — спросил он. — Мне нужны какие-то веские аргументы, потому что без вас мне будет куда безопаснее и удобнее.

— Возможно, вы сможете помочь Джонни.



13

Снова открыв глаза на рассвете, Трапп с прискорбием был вынужден признать, что Паркер был прав: он пробудился.

Вышел из спячки.

В прежние времена ему было достаточно пары часов сна в неделю, чтобы одерживать сокрушительные победы, но, прибыв в Изумрудный замок, Трапп мог дрыхнуть днями напролет.

Дрыхнуть и дуться на целый мир, — вынужден был признать опальный, но все еще великий генерал, спускаясь вниз.

Эухения на заднем дворе задумчиво ставила затяжки деревянной щепой на кружевных сорочках горгоны, сохнущих в тени липы.

Приветственно помахав ей, Трапп дошел до озера, быстро разделся и нырнул в парную воду.

После того, как Розвелл выдернул его среди ночи из сладких объятий жены посла, Трапп всю дорогу задавал много вопросов и пытался понять, что в действительности происходит. Ближе к обеду, когда раскаленное солнце стало припекать его похмельную голову, Розвелл вдруг подстегнул лошадь Траппа, оставив позади их охрану и заявил, что дальше они поедут вдвоем. «Я не буду завязывать тебе руки, а ты не будешь пытаться сбежать, — заявил он. — Пожалуйста, Трапп, доверься мне».

И Трапп доверился.

Во всем мире было всего несколько человек, которым Трапп доверял безоговорочно.

И Розвелл, безусловно, принадлежал к их числу.

Дальнейший путь к Изумрудному замку они совершили вдвоем.

«Послушай, — сказал Розвелл, — я не стану приставлять к тебе охрану, потому что знаю, что это бесполезно. Просто поживи здесь какое-то время, а дальше мы с Джонни тебе все объясним».


И после этого жизнь Траппа закончилась.

Не приехал Розвелл со своими объяснениями, в Изумрудный замок не приходило ни писем, ни новостей, ни гостей. И, сидя день за днем на заборе в ожидании всадников, генерал погружался в пучину обиды и непонимания.


Сейчас, наслаждаясь свежестью этого утра, он вынужден был признать, что в его спячке была повинна великая гордыня. Золотой мальчик Бенедикт Трапп, выросший во влиятельной и богатой семье, никогда раньше не знал забвения и пренебрежения. И вдруг целый мир на него наплевал, а он решил наплевать на целый мир.

Тихий всплеск прервал его размышления, и, повернув голову, Трапп увидел горгону, которая целеустремленно плыла к нему.

Голова с высоко забранными волосами торчала из воды, по-утреннему чистое лицо было лишено всяких прикрас, и широкая улыбка сияла на этом лице.

— Боже, как хорошо, — простонала она, приблизившись. — В последний раз я плавала лет в десять.

И Трапп вдруг понял, что неподвижно лежа на спине, он смотрит в ясное небо всем своим существом.

То есть буквально.

Однако прежде, чем он успел уйти под воду, горгулья подплыла совсем близко и фамильярно скрестила руки на его груди, как будто Трапп был плотом или деревянной доской.

— Что вы творите, Гиацинта? — спросил Трапп, обреченно закрывая глаза.

— Я увидела вас из окна, и меня обуяла зависть. Я подумала, что вряд ли мне еще представится возможность поплавать в озере нагишом.

— Нагишом?

— Ну вы же тоже не в сутане, — рассудительно отозвалась она. — Здесь нет любопытных глаз, Бенедикт. Мы можем делать, что захотим.

— Дорогая, мы ничего такого не хотим.

— А ваш маленький капрал считает иначе, — откликнулась она со смешком.

Трапп и без неё чувствовал, что некоторые части его тела так высоко поднялись из воды, что их стало припекать солнцем.

С другой стороны — было бы куда печальнее, если бы от прикосновения обнаженной, молодой и красивой женщины ничего такого не происходило.

— Гиацинта, — сказал он, — если вы действительно намереваетесь совратить почтенного и великого генерала, никогда не называйте его капрала маленьким.

— Ну же, Бенедикт, не воспринимайте это так буквально, — засмеялась она, и он ощутил мимолетное прикосновение, как будто она чмокнула его в плечо.

Что за женщина!

— Когда мы уезжаем? — перешла гербицида на деловой тон.

— Через неделю, — ответил он, все еще пытаясь дышать ровно и говорить спокойно.

— Может, нам лучше поспешить?

— Пока ваш пылкий обожатель Шарль доедет до столицы, пока доберется до короля, пока его наемники сюда прибудут… Неделя у нас точно есть, чтобы насладиться всем этим.

— Этим? — нежная ладонь скользнула по его груди.

— Солнцем. Небом. Свежим воздухом.

— Почему вы не убили Шарля?

От неожиданности Трапп дернулся, и вода тут же залила ему лицо. Уйдя на глубину, он некоторое время пытался осознать услышанное. Вынырнув, генерал увидел близко мокрое и серьезное лицо Гиацинты, в матовости её глаз поблескивали капельки воды.

— Какого черта мне убивать молодого Стетфилда?

— Потому что он донесет на вас королю.