Отец находился в офисе – Дамир уточнил по телефону, – он пообещал дождаться сына, тем более, тот должен был сдать проектно-сметную документацию по новому объекту строительства. Арслан Файзулин был не тем человеком, который бросает деньги сыновьям просто так. Через полторы недели после приезда, Дамира взяли в оборот, и всё время вынужденных каникул парень работал на благо семейного бизнеса Файзулиных.

  Выслушав доклад сына, посмотрев цифры, Арслан Файзулин промолчал, сделав собственные выводы, о которых он сообщит позднее. Дамиру пока не хватало практических знаний Российского рынка, тогда как в части мировой практики и инновационных технологий он был силён, как никто. Впоследствии всё это сыграет на руку Файзулину-младшему. «Южнобережный» станет одной из крупнейших компаний на рынке страны и ближайшего зарубежья, а наладив контакт с представителями арабского мира, выйдет на мировой уровень. Но это дело будущего, пока Дамир не ждал поощрений и снисхождения от отца.

  – Сегодня, в восемь вечера, хочу, чтобы ты и мама были дома, – в том, что эби и дети будут дома, сомнений не возникало.

  – Вот как? – бровь Арслана поползла наверх. – Что-то настолько важное?

  – Я представлю вам одного человека.

  – Элеонору Григорьевну Александрову, правильно понимаю? – Дамир и глазом не моргнул. Лишь хромая слепо-глухо-немая собака не обсуждала его связь с Элей.

  Не стоило надеяться, что слухи пройдут мимо отца. Он всегда был в курсе амурных дел сына, но никогда не вмешивался, считая, что мужчина сам в состоянии разобраться со своей жизнью и штанами. Пожалуй, это был тот единственный раз, когда Арслану Файзулину стоило вмешаться и отцовской волей прекратить фарс.

  – Правильно.

  – С чего такая прыть?

  – Она ждёт ребёнка, – на этих словах странное тепло окутало  Дамира, опутало дыхание и слова. Ребёнка. Его ребёнка! У Эли будет его ребёнок! У них будет ребёнок.

  – У тебя нет денег на аборт? – отец полез в бумажник, переложил несколько купюр, отделив крупные от мелких. Крупные подтолкнул к сыну по глянцевой поверхности стола, аккуратная стопка рассыпалась, как карточный домик и жизнь Дамира. – Здесь хватит на небольшую компенсацию морального вреда, – на большую, по мнению Арслана, залетевшая шалава не имела права. Всего лишь способ заткнуть ей рот раз и навсегда.

  – Есть, – Дамир вернул отцу твёрдый взгляд. Он был его сыном и также не менял решения, всегда шёл до конца. – Она не будет делать аборт.

  – Это она так сказала?

  – Я так говорю.

  – Прекрасно, – отец порывисто встал, с грохотом отодвигая покачнувшееся директорское кресло, в итоге упавшее, выставляя на обозрение жалобно крутящиеся чёрные колёса. – В восемь буду дома.

Дамир заскочил в салон цветов, долго пялился на букеты, не зная, какой выбрать. Розы слишком банально, хотя Эле понравятся, а пафосные орхидеи она точно не поймёт. Взял алые герберы, здоровенный букет, не обхватить стебли ладонью – яркий, как раз для его Эли. Цветы, формой напоминающие ромашки, девчонка ведь, каких-то восемнадцать лет, а по разуму и того меньше.

  Как подъехал к дому Эли, не помнил, ворвался в двери, встретившись с мутным взглядом Гришки. Собрался с силами – какой-никакой, а это отец Элеоноры. За спиной мелькнуло бледное личико девушки, взлохмаченные волосы, зарёванные глаза, припухшие от плача губы.

– Добрый вечер, – твёрдо произнёс Дамир, смотря на выпучившегося Гришку. Ничего общего с дочерью у него не было, даже отдалённо. Гришка – худой и высокий, как шпала, кареглазый, с торчащим ёжиком тёмно-русых волос, костистым лицом и острым, крючковатым носом, против невысокой, синеглазой, слегка курсносой и белокожей Эли.

– А? – Гришка нахмурился.

– Добрый вечер. Я люблю вашу дочь и прошу её руки, – твёрдо произнёс Дамир, а внутри весь трясся.

  Зубы отбивали барабанную дробь, дыхания не хватало. Он будто марафон бежал и не видел финиша, в солнечном сплетении нещадно ломило, горло сдавливало, руки и ноги холодели. Он боялся, он до одури боялся, что Эля откажется. Она могла – ни слова отца, ни слова Дамира сумасбродной девчонке не указ. Она запросто откажется, пошлёт Файзулина в ад, а герберы засунет в задницу шайтану.

  Она согласилась. История не знает сослагательного наклонения. Она согласилась.

  Прямо под мат Гришки, что нагуляла-таки, принесла в подоле, шлюха. Согласилась, разглядывая колечко, даже не понимая, что сверкающие камешки по ободку – якутские бриллианты. Для покупки того злосчастного кольца Дамир залез в неприкосновенный запас собственных сбережений.

  Эля долго собиралась, потом Дамир вернул её в зал. Сам выбрал подходящее случаю платье, длиной по колено, скрывающее грудь и соблазнительные изгибы девичьего тела. Долго умывал холодной водой, чтобы сошли красные пятна, попросил заплести косу, хотя обычно Эля ходила с распущенными волосами. Лично стёр красный лак с ногтей, в итоге получилась эдакая девочка-гербера. Слишком яркая для простой ромашки, но и на орхидею не тянет. Пока не тянет.


  Ровно в восемь вечера, когда воздух становился стеклянно-прозрачным в преддверии заката, Дамир остановил машину у дома из жёлтого кирпича, скрытого от людских глаз высоким забором, железными воротами и тенью фруктовых деревьев.

  Эля вцепилась в ногу Дамира, вцепилась так, что остались синяки. В ужасе смотрела она на разъезжающиеся ворота, просторную площадку перед домом, ведущую в гараж. Зелёный газон со свежескошенной травой перед высокими распахнутыми окнами, скрывающими жизнь домочадцев за многослойными шторами. Ухоженные клумбы с хризантемами, георгинами и стремящимися вверх гладиолусами. Яркой астильбой вдоль дорожек и золотыми шарами, высаженными вдоль забора, свисающими по ту и эту сторону. В воздухе стоял неповторимый аромат ночной фиалки, и было непривычно тихо.

  Дамир провёл Элю на задний двор. Там, на своём привычном месте, на низенькой скамеечке, сколоченной Дамиром ещё в восьмом классе, сидела эби, нарядно одетая, в новеньком, отпаренном халате и платке.

– Эби, это моя Эля, – Дамир привычно сел рядом с эби, вложил её натруженные ладони в свои, погладил руки, молясь Всевышнему дать многие годы жизни этой женщине.

  «Собака ты немая... Удумал...», – прочитал он в её укоризненном взгляде, но на Элю она посмотрела ласково, протянула морщинистую руку, улыбнулась приветливо и пригласила в дом, вставая.

  В просторной кухне, выделенной под столовую зону, был накрыт стол, во главе которого сидел хмурый Арслан Файзулин. Мама, Карима и Алсу носились вокруг, как заведённые, доводя сервировку до совершенства. Назар выхаживал вдоль стены, ему явно мешали новенькие ботинки и отглаженная белая рубашка. Динар кусал зелёное яблоко, изо всех сил стараясь не заляпать светлую рубашечку с якорьками на воротнике.

Глава 19

 Дамир. Прошлое. Поволжье

  Дамир был счастлив. Счастлив безумно, отчаянно, яростно. Щемящая тоска и беспричинная радость смешались в его душе ядрёным, наркотическим коктейлем, будоражили мысли, чувства, желания.

  Свадьба, по меркам Файзулиных, прошла скромно – небольшое торжество в городе для обязательных гостей, по большей части партнёров отца и нужных ему людей: свадьба старшего сына – хороший повод проявить гостеприимство, и всего один день в домашней обстановке, для родных и близких, среди которых не было ни одного родственника Эли. Против всех правил – в доме жениха, а не невесты.

  Эля выглядела бесконечно удивлённой от стремительных перемен в её жизни. От новых родственников, принявших её настороженно, с опаской, но с уважением к выбору Дамира. От казавшегося ей запредельно нарядным свадебного платья, целомудренного, как и полагается невесте, одновременно с тем шикарного, с пышным, струящимся подолом в пол, тонким кружевом, закрывающим руки и шею, и фатой, скрывающей рдевшее личико.

  В васильковых глазах стояли слёзы, когда Элеонора сказала: «Да». Дамир с трудом сдержался от того, чтобы позорно разреветься вслед, как мальчишка.

  Если Всевышний отмеряет человеку долю счастья, то вся мера, щедро протянутая Дамиру на всю его жизнь, вылилась сплошным, непрекращающимся ливнем в те дни. Дни недолгой семейной жизни с Элей Файзулиной.

  Вряд ли родные разделяли его счастье. Отец ходил хмурый, мать недовольно поджимала губы, эби, его эби, дорогая, бесценная эби смотрела на внука с немой укоризной, в каждом взгляде он читал: «Собака немая, удумал…». Но мозг, затуманенный силой таких эмоций, что справиться с ними, не согнуться под хлёсткими, яркими, жалящими всполохами, почти невозможно, отказывался воспринимать ту реальность. Дамир жил в какой-то своей, параллельной, счастливой жизни. Диапазон чувств беспрестанно метался от беспричинной, звенящей радости и жгучей, припекающей, разрывающей изнутри страсти до невыносимой тоски.

  Если бы Дамир находился в том состоянии долго, он бы сдох от передозировки счастья, пароксизма собственной любви. Ему было отмерено чуть меньше жалкого месяца, в течение которого он имел право на счастье и реализовал его, наплевав на всё и вся, будто знал наперёд – будущего нет.

  Эля спала, раскинувшись на кровати в комнате Дамира, ставшей семейной для него с Элей, в родительском доме, на втором этаже. В месте, куда его привезли из роддома. Ребёнку Дамира суждено знакомиться с миром в этом же месте, дышать тем же воздухом, видеть за окном ту же кряжистую яблоню и высокую, раскидистую липу у самой границы участка.

  Вопрос отдельного проживания встал остро. До этих дней Дамир не считал нужным приобретать недвижимость в родных местах, живя и работая на другом континенте, в отдельном жилье попросту не видел смысла. По возвращении он планировал построить дом или купить квартиру. То и другое – с видом на Волгу. В то время вода ещё успокаивала, дарила ощущение родного дома, безотчётно грела душу.