Наталия Романова - Горькая полынь моей памяти

  – Куда?!

  – Вам положена компенсация.

  – Кем положена-то? – фыркнула Эля. – И мы уезжаем!

  – О себе ты не думаешь, – прошипел Дамир. – О Серафиме подумай.

 В итоге парочка покорно забралась на заднее сиденье, вернее, Серафима была полна энтузиазма, потому что мама пообещала отправиться в детский магазин. Ничего лишнего покупать Эля не собиралась, что и озвучила рыжульке, никаких игрушек, только одежду. Видимо, для Серафимы это не было поводом печалиться. Удивительно покладистый ребёнок. Ни одного каприза, никаких слёз. Девочка всё принимала как должное. И хорошее, и плохое. Причём хорошее она видела даже там, где у взрослых волосы вставали дыбом от ужаса. Свойство детской психики и благодать незнания реального положения вещей.

  Они заехали в магазин, где Эля быстро выбрала какие-то вещички, а рыжулька побродила в отделе с игрушками для девочек, поглазев на розовую пластиковую посуду, маленькие чашечки, блюдца и чайничек, кукол, некоторые из которых вызвали у Дамира оторопь, и бросая восхищённые взгляды на интерактивное нечто – среднее между сиреневым мохнатым зайцем, котом и совой с выпученными глазами. Вкус у Серафимы был странный, а вот выдержка поражала. Алсу, Назар, когда были малышами, Динар, а тем более Эльдар уже капризничали бы и просили купить игрушку, а рыжулька тихонечко вздохнула и деловито отправилась к маме.

  Потом направились в центр помощи пострадавшим, Эля долго толкалась у стола, пока Дамир отвлекал Серафиму разговорами. Было просто поверить, что он гуляет с ребёнком – так похожим на него, его сестёр, братьев, маму, – своим собственным, рождённым в законном браке. Ребёнком, которому он может и должен обеспечить безопасность от враждебного мира и злобных людей, прежде всего. Обеспечить достаток, дать всю любовь, которую только возможно.

  И всё это время Дамир задыхался, ловил себя на безумии, потере памяти, ориентации в пространстве, географии. Ловил на злости, отчаянии, раздражении, дурманящем коктейле из нежности без причины – звенящей, отчаянной, зыбкой, – и похоти, такой же отчаянной, до боли. Брезгливости и иррациональном желании выкинуть всё ненужное, пустое из своей жизни. Иногда это была память, а иногда – Эля.

  – Всё, – выскочила Эля, как-то странно смотря на Дамира, будто с испугом. – Нам лучше уехать. Поезд через два часа. Мы успеем купить билеты и…

  – Эля, остановись, – Дамир начинал вскипать, отчего – сам не понимал. От вопиющей ли глупости Элеоноры или от страха потерять её снова, перестать дышать, сдохнуть, опять превратиться во Влада Цепеша.

  Он не был готов отпускать её из своей жизни, не был готов, не сейчас… Нет!

  – Дамир, нет! – она дёрнулась в раздражении, со страхом переводя взгляд на Серафиму, с увлечением раскладывающую камни гравия на строительной куче песка. – Спасибо, мы поедем. Серафима! Мы едем в Архангельск.

  – А Кирпич? – отозвалась рыжулька. – Кирпич едет с нами?

  – Нет. Она… Она у Мусы останется.

  – Муса в больнице! – справедливо возмутилась малышка. – Мы с ней по телефону разговаривали. Вспомни! – Серафима подпёрла бока кулачками и в недоумении смотрела на маму. Как она могла забыть такую простую вещь? – Нам нужно найти Кирпич!

  – Серафима, – Эля в поражении взмахнула руками, сдерживая слёзы.

  – Отлично, пойдём искать Кирпич, – подхватил требования рыжульки Дамир.

  Что он творит? Почему не повернётся и не уйдёт? Что за психомазохизм? Зачем он держит её, задерживает их? Хочет получить ответы на вопросы? Не хочет!

  Прошлого ничто не изменит. Не вернёт Тима, доверие, любовь… Не сделает Тимура его сыном, не даст шанс увидеть его хотя бы один раз, не вернёт возможность пережить это горе с женой, принять совместное решение, правильное решение. Не позволит ему уберечь до бесячего глупую Элю от всего, через что она прошла, и пройти этот путь с ней.

  Не сделает женщину, которую он назвал своей женой – женою.

  – Перестань! – профырчала, как кошка, Эля.

– А то что? – сам не ожидал, насколько зло он усмехнулся в ответ.

  Начинало темнеть, снег тихими, крупными, тяжёлыми хлопьями посыпал с неба, оседая на стылой земле и замёрзших лужах. Гололёд, тот самый, что лишь иногда бывает… Редкое природное явление в этом регионе, призрачное, как хорошее общее прошлое Дамира и Эли. Было ли оно, или всё придумал лично он, а она прагматично решала свои проблемы?

  – Кирпич! – крикнула Серафима.

  – Кирпич! – подхватил Дамир, игнорируя косые взгляды прохожих и толпившихся правоохранителей.

  – Кирпич!

  – Кирпич!

  Бесконечное количество раз: «Кирпич!», пробираясь по замерзшей грязи, укрытой слоем не таявшего снега. «Кирпич!», «Кирпич!», под недовольное бурчание Эли, вызывающее в Дамире какое-то мстительное удовольствие. Нездоровую, ненормальную реакцию. Должно быть, горечь, всё время бьющая в нос, мозг, курсирующая по телу, начала трансформироваться в яд, отравлять разум Дамира, отключая здравый смысл, инстинкт самосохранения.

 – Кирпич! – вдруг взвизгнула Серафима, рванув на другую сторону улицы через дорогу, перед крутым, извилистым поворотом и высоким забором, закрывающим вид на сторону за углом. – Кирпич! – раздалось вместе с шуршанием шин по гололёду, нечеловеческим визгом Эли и вдохом, равным стремительному движению Дамира наперерез ползущему УАЗу.

Он свалился в кучу строительного мусора и грязи, подхватывая Серафиму подмышки, прикрывая собой. На каком-то автомате, не слыша скрипа тормозов, женского визга и отборного мата над собой.

  – За ребёнком следить кто будет? – орал, плюясь и матерясь, капитан полиции. – Документы сюда!

  Дамир тряхнул головой, осторожно ставя Серафиму на землю, по пути ощупывая – невредима. Похоже, даже не испугалась, смотрит синими глазёнками на капитана, рот приоткрыла в удивлении, маме рукой машет.

  – Чьи? – от ударившей в голову крови Дамир плохо соображал. Жива. Невредима. Не испугалась.

  – Свои и ребёнка.

  – У меня нет ребёнка…

  – Так, – капитан перекатился с пятки на носок и обратно. – Очень интересно. В отделение проедем.

  – Зачем?

  – До выяснения.

  – Мы вместе, вот документы. – Эля спешно подошла к полицейским, один из которых равнодушно наблюдал за происходящим. – Моя дочь. Вот паспорт. Вот свидетельство о рождении. Мы с Калинина… понимаете, собаку ищем, – она сжала губы. – Серафима любит эту собаку…

  – Любит, – проворчал капитан, бросая взгляд на синеглазую малышку, не сводившую с него взгляда. – Ваши документы? – он посмотрел на Дамира, пришлось доставать паспорт из внутреннего кармана куртки и протягивать блюстителю порядка. – За что только бог такое на людей посылает, – как-то по-человечески пробурчал полицейский. – Калинина… А говорите – детей нет, – с улыбкой вернул паспорт полицейский. – Файзулин Дамир Арсланович. Не убегай больше от папы, Файзулина Серафима Дамировна, – засмеялся и капитан, и его молчаливый коллега, возвращая документы Дамиру. Его паспорт, Элин, свидетельство Серафимы.

  – Мой папа – герой! – отозвалась рыжулька.

  – Видим, – заржали блюстители порядка и поспешили к автомобилю.

  – Кирпич! – взвизгнула Серафима, падая на попу, обнимая какой-то грязный комок шерсти, скулящий, повизгивающий, подёргивающий обрубком некогда пушистого хвоста, а сейчас комком грязи.

  – Файзулина Серафима Дамировна? – он опустил глаза на Элю, не находя слов…

  Помня их в полной мере. Но не произнесёшь набор брани, рвущийся с языка, перед Серафимой Дамировной. Серафимой, чтоб черти драли Элю, Дамировной, четырёх с половиной лет.

  – Это Кирпич? – нагнулся он к счастливой рыжульке.

  – Да!

  – Нам надо показать её доктору, – Дамир потрепал грязную собаку по холке, та покосилась с подозрением, но в целом действие одобрила сдержанным вилянием хвоста. – Поедем?

  – Да!

  – Чего стоишь? – кинул он Эле. – Мы едем к ветеринару! Тебе не интересно состояние здоровья Кирпича? – широко распахнул заднюю дверь, запуская перемазанную девочку с псом в свою машину.

  Пятна из салона вычистит химчистка, из души не смыть ничем. Придётся Элеоноре, названной в честь Элизабет Тейлор, ответить на вопросы и за свои поступки.

 Дамир. Наши дни. Южное побережье

 Кирпич оказалась подращённым щенком-метисом самоедской собаки. Видимо, кто-то купил понравившегося по картинке щенка, не рассчитав породные особенности, а может, понял, что подсунули метиса под видом породистого щенка. В итоге Кирпич оказалась на улице. Подобрала её Эля в плачевном состоянии, подлечила, насколько удалось, пушистый хвост особенно пострадал – пришлось купировать, теперь Кирпич радостно виляла мохнатым обрубком, нисколько не смущаясь своего недостатка.

  В клинике Кирпич отмыли, обнаружили повреждения лап и разодранный бок – требовалось небольшое хирургическое вмешательство. Дамир оплатил лечение и проживание собаки в стационаре, на ходу успокаивая не на шутку переживающую Серафиму.

  Эля же всё время молчала, общаясь с ветеринаром односложными фразами, смотря расширенными, перепуганными глазами на Дамира. Он был уверен – она бы сбежала прямо сейчас, если бы не документы, надёжно спрятанные во внутренний карман его куртки. В том, что она может убежать и без документов, у него сомнений не было. Но козырь – свидетельство о рождении Серафимы с его именем в графе «отец» – нивелировать сложно. Эля сама – своими неразумными действиями – вложила карты в руки Дамира. И теперь, пока он не разберётся в этой ситуации, он не отпустит Элеонору… Файзулину. Файзулину!

  – Мы поедем, – упёрлась Эля на выходе из ветеринарной клиники, разворачиваясь в противоположную от автомобиля Дамира сторону.