– Искра.

– Да?

– Почему ты у меня дома?

– У меня для тебя подарок.

Если бы она сказала, что пришла с приказом убить его, потому что сама ниндзя, он был бы меньше удивлен, чем сейчас, когда Искра Реддинг, женщина, которая, как он был уверен, ненавидит его, сказала, что у нее для него подарок.

– Надеюсь, это не бомба?

– Нет, но я могла бы ее сделать, если бы хотела. Хотя раньше такими вещами не занималась. Это ложь. Я их делала. Много.

– Искра.

– Что?

– Ты очень странно себя ведешь.

– Как?

– Ты… прелестна, – сказал он. – И мила. Это сбивает меня с толку.

– Представь, каково мне.

Он вытащил простую черную рубашку из корзины с чистым бельем и надел ее. Этот разговор нельзя вести одетым лишь наполовину. Ему нужно быть одетым полностью и неплохо бы еще и пуленепробиваемый жилет надеть.

– Что ты здесь делаешь, Вероника? – повторил мужчина, надеясь, что, если назовет ее настоящее имя, он поговорит с ней по-настоящему.

– Ты хотел быть друзьями, и я отказалась. Я передумала. У меня есть друзья, которые приходят ко мне и чувствуют себя как дома. Я думала, что близкие друзья так поступают. Прости. Я не хотела тебя напугать. На улице минус шесть, и ты не открывал дверь, когда я стучалась, хотя знала, что ты дома, потому что видела твою машину через окно в гараже. Поэтому я решила войти, чтобы не замерзнуть до смерти в своем грузовике. Я услышала, что ты в душе, поэтому осталась ждать снаружи спиной к душу в случае, если ты выйдешь нагишом, как это обычно делаю я.

– Хорошо, – произнес он. – Это очень продуманно. У меня тоже есть друзья, которые поступили бы так же. Итак... мы теперь друзья?

– Может быть. Я не знаю. Может, и нет, но я хотела кое-что подарить тебе в качестве извинений за мое плохое поведение последние несколько месяцев. Ну, знаешь, эти яйца на тачку и все такое. Поэтому, вот. – Она подняла коробку, которую поставила на пол у кожаного кресла, и сунула ее ему в руки. Потом она взяла куртку и собралась уходить.

– Подожди. Куда ты?

– Я отдала подарок, – объяснила она.

– Не хочешь остаться и посмотреть, как я его открою?

– А ты этого хочешь? – поинтересовалась она.

– Я… думаю, да? И, потом, если это бомба, то пусть и тебя заденет.

– Хорошая идея. Но это не бомба.

– Что это?

– Открой, – приказала она.

– Хорошо. Я открываю. – Он сел на стул и сорвал коричневую бумагу с коробки и открыл крышку. Внутри лежало что-то, завернутое в белую упаковочную бумагу. Слишком большое для сюрикена. Слишком маленькое для бомбы. Если только это не была очень маленькая бомба.

Осторожно он стянул обертку.

– Это подсвечник, – сказал он, вынимая его из коробки.

– Это Хануккия, – пояснила девушка.

– Что?

– Это как менора, подсвечник. Ты зажигаешь свечи, чтобы отпраздновать Ханнуку. Поэтому... Счастливой Ханнуки.

– О том, что я еврей, я узнал только вчера.

– А сегодня первый день Ханукки. Я ее сделала. Видишь, подсвечники из плюща?

Она показала на восемь подсвечников, которые были похожи на самые обычные подсвечники, но, если приглядеться, были обвитыми плющом.

– Ты это сделала?

– Вчера вечером и сегодня, – призналась она. – Мне больше нечем было заняться. Подожди. Это неправда. У меня было много дел, но я на все забила, потому что мне было важно подарить тебе подарок, который будет иметь смысл и займет мое время. И он занял много моего времени. Не супер много, потому что я хороша в этом, но много. Надеюсь, тебе нравится. Я считаю, он красивый.

– Она... вау. Он прекрасен.

– Я сделала ее из плюща в честь твоей мамы. Я подумала, у тебя должно быть что-то, что бы вас соединило. Моя мама и я очень близки. Ужасно, что ты никогда не знал свою.

Ян сделал глубокий вздох и воспользовался менорой, чтобы избежать взгляда Искры. Она была настоящим произведением искусства, эта менора. Он ничего о них не знал, ни как ими пользоваться, ни что они означают, но мужчина понимал, что она особенная, и был благодарен, что она у него есть.

– Спасибо, – поблагодарил он, подняв, наконец, на Искру взгляд.

– На дне коробки свечи. Миссис Шайнберг сказала, что ты можешь использовать их только для меноры. Это часть ритуала. Если хочешь поговорить с ней по поводу иудаизма, она сказала, можешь позвонить ей или прийти. Она очень милая.

– Кто такая миссис Шайнберг?

– Она моя восьмидесяти восьмилетняя соседка снизу. Она еврейка. И она мой лучший друг.

– Твоему лучшему другу восемьдесят восемь?

Она кивнула.

– У тебя все ненормально, да? – спросил он.

– Нормально – это скучно. И миссис Шайнберг просто супер. Она была сварщицей во время войны. И она даже фотографировалась для пинап-календаря, который отправляли войскам, можешь поверить? Я видела фото. Такие ножки, что Бетти Грейбл отдыхает.

Искра говорила быстро, поток слов так и лился. Она казалась... нервной. Казалось, ей сложно быть другом. Видеть, как она нервничает было по-сумасшедшему мило.

– Хочешь зажечь свечи? – поинтересовалась она. – Уже закат. Миссис Шайнберг сказала, что в это время зажигают свечи.

– У меня нет…

Она вытащила зажигалку из кармана и зажгла ее до того, как он закончил предложение.

– Хорошо, значит, у тебя есть зажигалка.

– Никогда не знаешь, когда она тебе понадобится, – сказала она. – Где мы ее поставим?

– У окна, я думаю, – ответил Ян, застенчиво счастливый оттого, что она сказала мы.

– У какого? – Искра огляделась. В спальне были два огромных окна.

– Наверху, – сказал он.

– Но ведь это главная спальня, разве нет? – спросила она, следуя за ним вверх по лестнице с коробкой свечей в руках.

– Гостевая. Мне нравится спать наверху, – признался мужчина, поднимаясь по спиральной лестнице на лофт на третьем этаже. Третий этаж был маленьким и очень узким. Места хватало только на кровать и пару шагов возле нее. Но ему нравилось, как высоко он находится, и как далеко ему видно из окна. Он поставил менору на окно и присел на край кровати.

– Как мы это сделаем? – решил уточнить он.

– Не знаю. Я не еврейка. А ты да.

– Отлично. Я еврей всего один день и уже не справляюсь, – хмыкнул он.

– Погоди. – Она вытащила телефон из кармана брюк и что-то напечатала. – Окей, гугл говорит, поставить свечу в дальний правый рожок, а потом зажечь Шамаш.

– А что такое Шамаш?

– Тут написано, это свеча, от которой зажигают другие свечи. Ты пользуешься только ею. Для того чтобы зажечь остальные свечи пользуйся только Шамашем. – Она указала на центральный рожок, который был на два дюйма выше остальных. – Понял?

– Кажется, да. Да простит меня Бог, если я сделаю что-то не так.

– Я думаю, Он всепрощающ с новенькими.

– Бог называет нас так? Новенькие?

– Ну, как там евреи называют новеньких. Я спрошу у миссис Шайнберг. О, ты еще должен произнести молитвы.

– Какие? – спросил Ян, испытывая неловкость при мысли о том, что ему придется читать молитвы. Он даже на мессу редко ходил.

– Не знаю. Они все на иврите. Могу погуглить…

– Мы пропустим эту часть. Я новенький, помнишь. – Он взял у нее зажигалку и зажег свечу в центре. Потом он зажег свечу с правого края. – Прости, я ничего не смыслю в этом, Бог. Ты лучше знаешь, что я должен говорить, чем я сам.

– Как по мне, похоже на отличную молитву, – сказала она. Она села на кровать рядом с ним, и они смотрели на горящие огни.

– Прекрасно.

– Я рада, что тебе нравится. Мне хотелось, чтобы тебе понравилось.

– Для меня многое значит, что ты это сделала, – признался он. – Знаю, мы ранили друг друга в прошлом. Я тебя ранил.

– Жаль, что ты меня бросил, по крайней мере, так, как ты это сделал, но миссис Шайнберг сказала, что ты сделал это из лучших побуждений, и мне не стоит тебя винить.

– Искра... дело в том, – начал он. – Ночь, которую мы провели вместе, была невероятной.

– Черт, да.

– Такой невероятной, что я собирался поговорить с отцом и объяснить ситуацию – что у меня романтический интерес к человеку, который работает в нашей компании, я хотел узнать, как это разрулить. Ну, знаешь, перевести на другую работу или что-то такое. Но перед нашим разговором кое-что произошло.

Ян не знал, как продолжить. Он не хотел. Он не хотел ее смущать, но нужно было ей рассказать. Она должна знать.

– Помнишь парня по имени Джон Хеггерти? – спросил Ян.

– Да, парень с гипсокартоном. Он приглашал меня на свидание пять раз, пока я не сказала ему, что обращусь в полицию, если он еще раз со мной заговорит.

– Когда я пришел на работу на следующее утро после той ночи, Хеггерти сидел напротив моего стола, ожидая меня. Он сказал, что у него ко мне разговор. По поводу нас.

Искра широко распахнула глаза. Он продолжил, не дожидаясь, пока она спросит.

– В ту ночь в баре Портленда мы ушли вместе. Помнишь?

Она кивнула.

– Помнишь, я поцеловал тебя, когда мы выходили из бара?

Она снова кивнула.

– А помнишь, в баре было темно к тому времени?

Еще один кивок.

– Хеггерти был в баре, – сказал Ян. – Он не только видел, как мы пили и флиртовали. Он видел, как мы целовались. Он видел, как мы ушли вместе. И он нас сфотографировал.

– О... – Она закрыла глаза и выдохнула.