Она медленно отодвинула штору, а затем натянула кроссовки и пошла на улицу. Первое время она просто стояла, а потом нерешительно попросилась в игру. И когда они вдвоем с Павлом уделали всех детишек, обыграв в сухую, моя счастливая дочка обняла своего партнера, восторженно хлопая по спине.


Вечером того же дня, во время ужина, Женя нас удивила, она сказала, чтобы мы перестали маяться дурью и спали в одной комнате, раз уж нам все равно не спится по отдельности.

 Глава 48. Павел

- А Женька где? - захожу в дом, сбрасывая с плеч пыльный рюкзак.

Обычно девчонка крутится вокруг мамы, а сейчас в доме непривычно тихо. Потянувшись, улыбаюсь, встречаясь глазами с моей женщиной. Сегодня мы работали на месте взрыва бытового газа в жилом доме, разбирая завалы. При помощи тяжелой строительной техники спускали на землю бетонные перекрытия, которые могли рухнуть в любой момент. А мелкий строительный мусор наши ребята вывозили на грузовиках. Сохранялась угроза обрушения, но, к счастью, все двенадцать жильцов были эвакуированы.

- Бабушка с дедушкой в город забрали на неделю, - нарезает Ирка огурцы с помидорами.

Положив овощи на толстую деревянную доску, используя нож с длиннющим рифлёным лезвием, моя сладкая докторша подмигивает, игриво забрасывая кусочек в рот. Раньше я не мог себе представить, что буду сломя голову бежать домой после работы, чтобы просто сжать кого-то в объятьях. Но это желание не проходит. Невыносимая зависимость, слабость, от которой срывает крышу.

Моя красавица не смотрит в мою сторону, то и дело поднимая глаза на телевизор, где активно распинается диктор. Ну, так дело не пойдет. Никакой дед с залысинами не смеет отвлекать ее внимания, она должна смотреть только на меня.

- О, - беру пульт, выключая экран, - Женьки нет, можно бегать по дому голышом, размахивая своими причиндалами.

- Паша, - хохочет, - сколько тебе лет?

Ирка смеется, тянется, чтобы положить кусочек огурца мне в рот.

Кусаю, облизывая ее пальцы.

- Много, на самом деле, - хмурюсь, намыливая ладони, подставляя руки под горячую воду, - так много, что уже и говорить людям стыдно.

- Мой старичок, - обнимает Ирка сзади, укладывая руки на мой живот, а щеку на лопатку. - Голодный?

- Очень! - разворачиваюсь, целуя в губы.

Смотрю в синие, как море глаза, и внизу живота снова сворачивается клубок желания. Я перестаю улыбаться, мой взгляд становится тяжелым, говорящим и очень жадным. Только эта женщина способна сделать со мной такое. Наверное, это то самое, большое и светлое, воспетое всеми, кому не лень. Будто есть у нее особое средство, что своим поцелуем она пускает мне в кровь, лишая рассудка.

Ухожу в душ, а потом возвращаюсь мокрый и абсолютно голый.

- Пашка!- смеется Ира, а мне не смешно.

Она одета в ярко-синий сарафан, который раньше я никогда не видел, он подчеркивает белизну ее волос, делает глаза еще красивее. Лифчика на ней нет, и я вижу, как соски сворачиваются в твердые заманчивые камушки, начиная выделяться сквозь скользкую лазурную ткань.

- Я думала, ты устал? - короткий вдох и короткий выдох.

Теперь и ей не смешно. С какой-то обреченной ненасытностью Ира рассматривает мое тело.

Невыносимое, невозможное притяжение. Мы столько раз были близки, а все равно хочется, как впервые. Вот же странная штука эта ваша любовь. Бесконечное, ослепляющее желание утыкаться в Иркину шею носом, притягивая к себе. Одурманивающий до безумия запах женской кожи. Мне необходимо, чтобы Ирка всегда была рядом.

Усаживаю ее на стол, прямо на сочные помидорные дольки. Сводящее с ума вожделение, не могу себя контролировать. Присвоить, сделать своей и так каждый день.

- Ты испортил сарафан, - смотрит остекленевшими от желания глазами. - Теперь на нем пятно от помидоров, - выдыхает Ирка, облизывая нижнюю губу.

Проводит пальцами по моей груди, плечам, сжимает, будто пробуя на твердость.

- Плевать, - сарафан не снимаю, растягиваю, обнажая желанную кожу, замечая отражение безумия в ее глазах, она жаждет нашего соединения, так же как и я.

Чуть раньше, я полдня таскал бетонные плиты, переносил пострадавших и тягал тяжелое оборудование, но усталость исчезла. Разрываю ткань, вдавливая свою женщину в плоскость стола. Треск материи возбуждает еще больше. Тороплюсь, потому что хочу, как можно скорее ее почувствовать. Женские руки блуждают по телу, царапая кожу.

Трогаю Иру между грудей, ногтями царапаю кожу вокруг сосков. Короткий полувздох, и Ирка откидывается, опираясь руками позади себя, подставляя мне грудь. Я знаю, какая она чувствительная, что ее сводят с ума мои ласки. Шелк белых волос пачкается в алом соке помидора, беру томат и выжимаю на соски. Я люблю помидоры и Иру тоже люблю. Семечки сползают по бархатистой нежной коже. Встаю между ее ног, которые безжалостно скрывает синяя скользкая ткань сарафана, но пока меня интересует ее верхняя половина. Обожаю. Начинаю убыстрять эти царапающие, дразнящие движения вокруг розовых камушков. Отрываюсь на миг, чтобы взглянуть в глаза.

- Паша, - выгибается она мне навстречу, умоляя, сводя с ума своим телом.

Ее реакция отдается сладким торжеством. Наклоняюсь, продолжая прикусывать, чередуя, ласку и укус, и снова ласку, по кругу, по бешеному кругу желания. Я не встречал женщину с такой чувствительной грудью. Мой язык издевается, беспрерывно играя в эту сладкую игру. Как же заводит, что когда я ее кусаю, Ирка извивается, будто нет ничего важнее, словно ей не хватает кислорода. Моя докторша открывает пьяные от наслаждения глаза, жадно рассматривая то, как я двигаю рукой по собственной плоти, а та пульсирует, причиняя боль. Я подмигиваю Ире, хитро скалюсь, она тянется за глубоким поцелуем, кусая мои губы, сплетая наши языки.

Весь ее подол измазан в помидорах, пятна увеличиваются впитываясь. Красный сок превращает синюю ткань в бурую.  Задираю ее до талии, обнаруживая отсутствие трусиков.

- Значит, ты резала салат? - хриплю.

- Ждала тебя, - падает Ирка на спину, призывно раскидывая ноги, я сжимаю ее бедра.

Она вся блестит, желая меня.

- Сильнее, - шепчет Ира, когда я вхожу до самого основания.

Я приучил ее не стесняться своих желаний, докторша отличная ученица и это заводит. Одним движением отодвигаю ее от края, залезая к ней на стол, пристраиваясь сзади. Мы лежим на боку, наслаждаясь друг другом, я до красноты сжимаю женские ноги. Мое безумие застилает глаза, тягучее наслаждение скручивает тело. У счастья разнообразный вкус, у любви разный запах, и сегодня он томатный.

Никак не могу этим насытиться, сейчас моя докторша страстная кошечка, которой не позволяет быть себе на людях. Такая она, только для меня, и от этой мысли я почти подыхаю, чувствуя, как удовольствие начинает простреливать позвоночник. Я всегда жду свою женщину, не разрешая себе разрядки раньше времени. Я хочу, чтобы ей было хорошо, люблю слушать, как она кричит мое имя. И, обычно, когда удовольствие уже кажется агонией, я признаюсь ей в любви, она заслуживает такой мелочи. Но сегодня, перевернув ее и разглядывая потрясающе нежное лицо, мякоть помидоров на ее коже и ярко-синюю ткань, окутавшую тело, я понимаю, что красивее ничего в жизни не видел, в моих руках неземное создание.

С ней я живой, больше никаких страхов, никаких опасений и сомнений. Все мое существо одержимо страстью к этой красавице. Поэтому, я говорю то, что, абсолютно точно, не планировал сказать ни одной до нее женщине:

- Ирка, а выходи-ка ты за меня замуж?

Эпилог

Несколько лет спустя.

Поглядывая на часы, я сижу на консилиуме, совете, составленном из врачей нашей клиники, но вместо того, чтобы слушать коллег, я думаю только о том, сумею ли добежать до туалета, если это неприятное ощущение тяжести под ложечкой вернется. Но я счастлива, так счастлива, что и вздохнуть трудно. Мы с Пашкой долго старались. Как и с первым моим мужем получилось далеко не сразу, но получилось же. Мой рыжий спасатель постоянно подбадривал, что живой я от него не уйду, пока не забеременею. И теперь, с блаженной улыбкой на лице, я смотрю на несчастное животное, ради которого собрали консилиум.

Котенка Мяуку мне правда жаль, его нашли на улице. Он был весь в крови и синяках. Соседи рассказали, что котенок три часа плакал в подъезде. Волонтеры планировали выходить животное, а потом обнаружили, что у него сломана лапа. Котенка назвали Мяукой, потому что он мяучил при каждом движении от боли. Лапа у Мяуки не функционировала из-за перелома. Травма получена давно, кости успели срастись, но неправильно. А еще в это же место котенка укусила собака.

Теперь мы решаем, как собрать лапу невезучего малыша по частям. Но, к счастью, совещание врачей заканчивается раньше, чем на меня накатывает новая волна тошноты. Кто-то из моих коллег слишком сильно обрызгался духами, и этот аромат ландыша сводит меня с ума. Уткнувшись носом в форточку, глубоко дышу, наполняясь кислородом. В этот момент дверь распахивается и в кабинет забегают самые дорогие мне люди.

- Мама, мама, - плюхается Женька на мой стул, начиная крутиться, - мы с Пашей катались на роликах!

Я улыбаюсь, Паша тоже входит, чмокает меня в нос, приобнимет, а затем падает на стул возле моего места. И вдруг у Жени в руках появляется пакет чипсов, она раскрывает его, запах приправ и жареной картошки ударяет мне в нос, и я бегу в туалет.

- Я же просил тебя, потом! – ругается мой муж.

- Как думаешь, она не выблюет моего брата?

- Женя! - возмущается Павел. - Во-первых не факт, что там брат. А во-вторых, я думаю, что там все хорошо закреплено, рыжие так просто не сдаются.

- Может он не рыжий! - вздыхает дочка.