Мари Князева - Господин

Само собой разумеется, что между нами никогда не было настоящей близости и каких-то горячих чувств. Большую часть семейной жизни мы пребывали в состоянии холодной войны. Я женился на ней в 22, а в 30, когда дела мои окончательно утвердились в процветании, решил взять еще одну жену - для души. Однако оказалось, что и теперь я все еще не совсем свободен в выборе. Отец предоставил мне выбор из примерно десяти достойных семей, где есть молодые девушки на выданье - я выбрал самую красивую и образованную. Айшу. Мы с ней мало разговаривали и никогда не бывали наедине до свадьбы. Нечего и сравнивать эти отношения с тем, что я испытывал к Еве. Нет, я был влюблен в Айшу - по крайней мере, мне так казалось, но это не была безумная страсть - такая, от которой пропадает аппетит и сон. По странной иронии судьбы, ее мне пришлось познать только в 44 года.

В отличие от Зойры, Айша меня боялась и была намного более послушной, хотя возможно, что ей так и не удалось меня полюбить. Первая жена встретила ее очень спокойно и приняла под свое крыло, как нового ребенка. Между ними было больше 12 лет разницы.

Встречавшая меня на женской половине Зойра была переполнена "праведным" гневом и убежденностью в собственной правоте. Весь наш разговор происходил на повышенных тонах:

- Эта женщина станет воспитывать моих детей, только если я умру! - почти закричала она, не дав мне вымолвить и слова.

- Эта женщина - моя жена, а твои дети не только твои, но и мои! Я не прошу, чтобы ты позволила ей их воспитывать, но познакомиться она имеет право!

- Что с тобой случилось, Насгулл? - она любила обращаться ко мне по фамилии, как будто изображала из себя учительницу в школе. - Привел в дом женщину, которая не верит в Бога, и позволяешь ей отравлять ум твоих детей! Ты сошёл с ума? Если и так, то я пока еще в своём уме. Ноги её не будет в моих покоях!

- У Евы есть свой бог - почти такой же благой и справедливый, как наш. И верить в него или принять нашего - её личное дело.

- Что ты несёшь, Халиб, ты сам себя слышишь? Побойся Господа! Какой другой Бог? Разве только демон, который, я вижу, уже отравил и твоё сознание.

- Ты забываешься, женщина! Немедленно прекрати грубить мне и умерь свою гордость! Иначе...

- Иначе..? Что - иначе? Выгонишь меня из дома? Просить милостыню на улице...

- Не говори глупости! Кажется, я всегда обращался с тобой справедливо и по-доброму... Неужели я не заслужил признательности? Разве я много прошу?

- У меня, может быть, и немного. Что я? Старая скучная женщина, которую ты никогда не любил. Но ты совсем не подумал о том, что разбиваешь сердце Айше!

- Что ты говоришь! Ее сердце всегда было безраздельно отдано детям.

- Только слепец, увлечённый своими плотскими желаниями, может утверждать такое!

- Зойра, ты переходишь всякие границы! Если бы твои слова были правдой, я бы об этом знал!

- Если бы это было правдой обо мне - знал бы. Но Айша не такая. Она не станет навязываться и лезть в душу. Она слишком скромна и благочестива. Но если бы ты удосужился узнать, что у нее на душе... если бы поговорил с ней хоть раз, глядя в глаза - ты бы все понял. Я думала, что уже все повидала в своей жизни и ничто не сможет меня разочаровать. Но ты разочаровал меня, Халиб. Этот поступок недостоин тебя.

Просто поразительно, как она умела заставить меня почувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Она не права, я никогда не хотел никому причинить боль, всегда действовал из лучших побуждений, наилучшим образом, какой был мне доступен. Если и обижал кого-то, то не нарочно. И Ева - она достойная женщина, моя жена, так же как Зойра и Айша. Мы нарушили некоторые ритуалы, но какое это имеет значение перед лицом любви? Такой любви, какую я никогда не знал. Может быть, пропустил, но уж точно не игнорировал.

Пришлось идти к Айше. Она уже переоделась к ужину в элегантное желтое платье, красиво оттенявшее ее оливковую кожу, и расчесывала свои роскошные блестящие черные волосы, сидя перед туалетным столиком. Лицо ее было печально.

- Как ты? - спросил я ее негромко.

Айша тихо усмехнулась. До чего же они с Зойрой не похожи - просто две противоположности!

- Для сожженного дерева все худшее уже позади.

- Разве с приходом Евы в наш дом что-то изменилось?

Айша перестала расчёсывать волосы и повернулась ко мне. Задумчиво осмотрела мое лицо, а потом опустила глаза и пробормотала:

- Возможно... во мне умерла надежда.

- Ты могла бы поделиться своими надеждами со мной... я ведь твой муж. Мы не чужие люди.

- Да что теперь об этом?

- А я всё-таки хочу услышать.

- Не надо, Халиб. К чему бередить раны, которые уже начали затягиваться?

- Про какие раны ты говоришь и когда они начали затягиваться?

Айша вздохнула, но промолчала.

- Я был уверен, что ты меня не любишь, как и Зойра.

- Я не любила, - тихо обронила Айша. - Когда мы поженились, мне был дорог другой человек. Я плакала тайком по ночам и была благодарна тебе за то, что ты ни о чем меня не спрашиваешь и отправляешь спать отдельно. Я видела, что нравлюсь тебе...

- Нет, Айше, во имя всего святого, ты мне не нравилась! Я был влюблен в тебя!

- Пусть так. Влюблен. Я видела это и молилась Господу, чтобы он помог мне забыть того человека и полюбить тебя. Но это чувство пришло ко мне лишь тогда, когда ты, очевидно, отчаялся добиться от меня взаимности и перестал приглашать в свою спальню.

- Да, - горько усмехнулся я. - Наверное, я устал быть нелюбимым мужем...

- Я понимаю тебя и не виню.

- Ну а теперь? Неужели ты все еще мучаешься этим чувством?

- Нет. Вроде бы, нет. Мне так казалось. Но эта женщина. Ты так на нее смотришь... Это причиняет мне боль.

- Она в этом не виновата.

- Я знаю...

- Ева ничем не заслужила вашего презрения. Наоборот, она боролась за свою свободу от меня изо всех сил - это я не смог ее отпустить.

Айша погладила мою руку своей тонкой теплой ладошкой.

- Я понимаю, Халиб, я не стану причинять ей зло или как-то притеснять. Но, пожалуйста, не проси меня полюбить её.

Я вернулся к Еве ничуть не более довольным, чем уходил от нее, только моя слепая ярость сменилась горьким унынием. Я постарался наклеить на лицо улыбку, но это, конечно, дурно у меня выходило: я никогда не умел изображать чувства перед близкими людьми. Ева же встретила меня в удивительно спокойном и благодушном настроении. Заметив, как я печален, она забралась ко мне на колени, обвила мою голову тонкими руками и поцеловала в лысый висок. Прошептала:

- Прости... Прости, что так расстроила тебя... Я, правда, не хотела, просто настроение скачет в последнее время - не успеваю его поймать...

Я нахмурился:

- Что такое с твоим настроением?

Она немного отстранилась, заглянула мне в глаза и хитро улыбнулась:

- У меня для тебя новости.

Моё сердце пропустило удар. Я хрипло уточнил:

- Много... новостей?

- Нет, только одна. Просто у слова "новости" нет единственного числа (в английском языке - прим. авт.).

- И что... за новости? - мой голос все еще звучал глухо от волнения.

Ева взяла меня за руку и положила ее себе на живот - она почти полностью его закрыла, - а моя любимая жена очень волнующе прошептала мне в ухо:

- Помнишь, ты хотел немного исправить мою фигуру?

Меня будто окатило горячей водой с ног до головы - я мгновенно забыл про Зойру, Айшу и все их печали, опрокинул Еву на спину и принялся покрывать поцелуями её живот прямо через ткань платья. Она пыталась меня остановить, упираясь своими маленькими ладошками в мою голову, и хихикала, как девочка, которую щекотят.

Вдоволь насладившись этой игрой, я приказал слугам принести ужин. Мы с Евой слегка подкрепились, потом вместе приняли душ - я сам намылил ее стройное тело мягкой ароматной воздушной пеной, уделив, конечно, особое внимание месту обитания нашего малыша, а потом смыл ее большим количеством теплой воды. Моя возлюбленная тоже помогала мне стать чище, и прикосновения ее нежных ладошек так сильно возбудили меня, что я не удержался - овладел ею прямо там. Мягко и осторожно, стараясь всю свое напряжение направить в голос, чтобы не навредить ни своему ребенку, ни его матери. Это были два самых дорогих мне существа на свете.

Потом я вытер Еву большим махровым полотенцем и, завернув ее в него, унес на руках в спальню и бережно уложил на кровать. Почти весь оставшийся вечер я гладил, обнимал и целовал свою любимую жену. Бормотал ей слова любви и нежности на своем языке, а она сосредоточенно переводила их для себя при помощи приложения на смартфоне. Выглядело это забавно и очень умиляло. В тот вечер меня умиляло буквально всё.

Мой господин велел своим детям познакомиться со мной, хотя я и уговаривала его этого не делать:

- Дай им время привыкнуть, не дави...

Но он был непреклонен:

- За это время они решат, что имеют право игнорировать тебя. Но это мой дом и моя семья. Я здесь главный и решаю, кто с кем общается и в каком объеме.

Всех детей слуги привели в малую гостиную - ту самую, в которую я несколько месяцев назад вошла сама, а выносили меня уже на руках, без сознания, потому что я тогда выпила "яд".

Первые жёны не явились, но я прекрасно понимала, что им будет подробно доложено, как все происходило.

А потом началось представление. К своему стыду, я не смогла запомнить, как кого зовут, и попросила у мужа разрешения сфотографировать каждого и подписать имена. Он кивнул с улыбкой, но попросил никому их не отправлять и не выкладывать в интернет.

Дахи и Лайлу я уже знала. Следующим был ещё один сын Зойры, 16-летний Карим - почти взрослый и в тоже время еще ребенок, с типичной мальчишеской худобой, торчащим кадыком и толстыми губами. Кудрявый и темноволосый.