- Мы ждем, пока вы прочтете молитву, - раздался дрожащий от напряжения голос дона Хуана.

Тут мадам Вербина замялась. Она не знала, как обычно читают молитву.

- А... А... Аминь! - выдавила она. Присутствующие с недоумением переглянулись. - Сегодня молитва будет короткой, - пояснила Люба. - Слюной, знаете, давлюсь.

 Домочадцы тут же повеселели и дружно закивали головами. Все, кроме Алонцы. Она капризно поджала губы, сложила пухлые ручки, прикрыла заплывшие глазки и принялась бормотать молитву подлиннее. Впрочем, приоткрыв один глаз, "тыква" поняла, что ее поступка никто не оценил. Все остальные были заняты наполнением тарелок. Алонца фыркнула, перекрестилась и, потерев руки, придвинула к себе блюдо с поросенком.

 - За упокой души благородного дона Карлоса, - сказал отец Эрменегильдо, осушая свой кубок.

Люба заметила, что монах сильно помрачнел, и явно уже успел крепко помянуть дона Карлоса где-то еще.

- За упокой! - дон Хуан тоже поднял кубок и как-то странно посмотрел на донью Инесс.

Ариадна Парисовна это заметила и на всякий случай, пробормотала заклинание, останавливающее действие любых ядов. Де Бальбоа нравился потомственной ведьме все меньше и меньше.

- За упокой, - капризно вторила мужу Алонца, злобно покосившись на сестру.

 "Эта, пожалуй, тоже доставит хлопот", - подумала госпожа Эйфор-Коровина.

 - За упокой, - пробормотала Люба, чувствуя себя очень неловко.

По всей видимости, ситуация требовала он нее выражения скорби, но скорби мадам Вербина никакой не ощущала, а актриса из нее никудышная.

 - А...аминь! - повторила она и потянулась к кубку. Слуга мгновенно сорвался с места, и пробормотав какие-то извинения насчет собственной забывчивости, налил в огромный кубок хозяйки вина. Мадам Вербина по привычке понюхала его и опьянела от одного аромата. Чистейшая, терпкая "Изабелла"!

- А белое есть? - нерешительно спросила она, вытянув шею.

К ней тут же подбежал другой слуга и налил в другой кубок белого вина.

Люба посмотрела на Алонцу, отрезавшую себе кусок поросенка, затем на дона Хуана, который спокойно обгладывал перепела, перевела глаза на отца Эрменегильдо, который чередовал кубок вина и ложку супа, и, наконец, на госпожу Эй-фор- Коровину, задумчиво жующую кусочек антрекота.

"Да что я, в самом деле!", - подумала мадам Вербина, решив, что поминальная часть банкета: окончена. Она оглядела стол, машинально подсчитывая количество калорий в каждом блюде.

 "Так... говядина в соусе, это как минимум пятьсот пятьдесят, свинина жирная под семьсот... Пироги... Нет, я их не ем", за размышлениями Люба прихлебывала вино, то из одного кубка, то из другого, и незаметно для себя, мгновенно напилась.

 "А-а! Ну, его на хрен!" - она махнула на все рукой и придвинула к себе пирог.

Через полчаса в ее тарелке уже не было свободного места. Люба, словно сорвавшаяся с цепи голодная собака, хотела съесть все! Не съесть, так хотя бы понадкусывать. Мясо таяло во рту, вкус теплого ржаного хлеба из печи не поддавался никакому описанию/Вино... Еще через полчаса, Люба уже почти ничего не соображала. Живот раздулся как барабан, а она еще не попробовала копченые языки и перепелов.

Люба блаженно жевала. Лозунг сидящих на диете: "Счастье - ЕСТЬ!", гремел и рассыпался разноцветными огнями в голове. Ощущение фантастическое. Люба так не наедалась с... Да она вообще никогда так не наедалась! Любина мама пожизненно сидела на диете, и приучила к этому дочь. Потом как-то выходило само собой. Мадам Вербина только сейчас, сидя за средневековым столом, в обличий доньи Инесс, поняла, что лишила себя стольких радостей жизни!

"Ты помнишь, что тебе нужно поссориться с Алонцей?" - время от времени раздавался в голове голос Ариадны Парисовны.

 Как назло "бешеная тыква" Алонца сидела тихо как мышка. Ариадна Парисовна уже начала припоминать какое- нибудь не сложное заклинание сварливости, чтобы донья де Бальбоа начала ссору с сестрой.

 - Кстати, я думаю, что дон Фердинанд должен рассказать нам о своих рыцарских подвигах, - начала светскую беседу мадам Вербина, и послала рыцарю обольстительную, улыбку. Дон Хуан это заметил и стал еще мрачнее. Люба торжествовала.

  Дон Фердинанд чуть было не поперхнулся. Он как раз отрезал себе огромный кусок свинины и пытался его прожевать, жир стекал тонкими струйками по его бородке. В этот момент в столовую тихонько вошел Ромуальд и присел возле камина, вместе с остальными слугами. Дожидаться объедков.

   - Я... Право, даже не знаю, с чего начать, - изрек рыцарь. - В моей жизни было так много героического, - дон Фердинанд замялся, а затем вдруг выпучил глаза и заявил, - кроме того, рассказывать о собственных подвигах нескромно. Кодекс рыцаря запрещает мне это.

- Тогда, может быть, ваш слуга поведает нам о ваших подвигах, - подал голос дон Хуан. - Я бы лично с интересом послушал о ваших подвигах. В наших глухих краях никто никогда не слышал о Фердинанде Кастильском, - на губах де Бальбоа заиграла тонкая усмешка.

 - Задайте тему, - насмешливо-высокомерно произнес дон Фердинанд. - А мы посмотрим, о чем с вами можно вести беседу, - рыцарь, исполнившись собственного достоинства, горделиво отпил глоток вина из своего кубка.

 - Расскажите о своих подвигах в войне с маврами. Это так интересно, - дон Хуан послал дону Фердинанду уничтожающий взгляд из-под опущенных длинных ресниц.

- Юноша, - тон дона Фердинанда сделался презрительным, - если вы считаете, что война с маврами велась на полях сражений, то глубоко заблуждаетесь, - рыцарь говорил это, разрезая мясо. - Мавры окутали нашу страну плотной сетью шпионов, готовых в любой момент совершить преступления против веры и простых испанских крестьян. Война была выиграна специальными войсками его Величества, которые раскрывали злобные антинародные заговоры.

 - И вы, конечно, были в этих специальных войсках? - в голове дона Хуана послышалось недоверие.

- Юноша, - дон Фердинанд сделался, высокомерен настолько, насколько это вообще возможно, - коль вы уж столь недогадливы, я скажу, что существует государственная тайна, - многозначительно изрек рыцарь.

 - И что же маврский заговор? - невозмутимо продолжал допрашивать соперника дон Хуан.

- Какой ужас! - Алонца перекрестилась. - Боже, храни Испанию, короля и королеву!

- Я бы на вашем месте не был так доверчив к официальным властям, - многозначительно заявил дон Фердинанд. - Ведь именно кровавая Изабелла и Фердинанд Арагонский, наши правители, бросили камень в этот пчелиный улей. Именно из-за них страна погрузилась в нищету, голод и войны! Сотни мирных крестьян больше не могут мирно обрабатывать землю и служить своим сюзеренам. Из-за королевской семьи, которая находится в преступном сговоре, - тут дон Фердинанд понизил голос, и мрачно сверкнув глазами, произнес страшное разоблачение, - с евреями! Наша страна так бедствует. Более того, чтобы держать народ в повиновении, королевская семья отдает приказы закладывать порох, бесовское изобретение мавров, под дома мирных крестьян, а потом делает вид, будто воюет с этими маврами, охраняя свой народ.

- И кто же закладывает порох под дома мирных крестьян? - поинтересовался отец Эрменегильдо, скромно молчавший до этого момента.

 - Вы меня просто поражаете! Неужели вы думаете, что доминиканский орден, которому выданы столь широкие полномочия, занимается исключительно вопросами поимки ведьм? Наивные! Все это часть заговора против испанского народа.

 - А-ата, - протянул францисканец. - Значит это дело рук доминиканцев. Хорошо, что отец Бартоломее этого не слышит.

  Дон Хуан прыснул со смеху, представив себе реакцию фанатичного охотника за ведьмами на обвинение дона Фердинанда. Этот чванливый рыцарь тут же был бы изжарен на медленном огне, прямо в своих начищенных доспехах. Отец Бартоломео запек бы его, как черепаху, в собственном панцире. Впервые за всю свою жизнь де Бальбоа пожалел, что сварливого доминиканца нет рядом.

 - Зря вы смеетесь, я бы рекомендовал вам прочесть политическое сочинение отца Пантелеймона, которое называется "Порох". Раз король запретил этот труд - значит, есть чего бояться, - заявил рыцарь со знанием дела.

- Да? Странно... - протянул отец Эрменегильдо, - а я слышал, что его Величество запретил труд отца Пантелеймона по сугубо эстетическим причинам. Якобы "Порох" создан в приступе одержимости, когда этому монаху везде начали мерещиться пейсатые черти в одеждах раввинов.

 - Ха! Больше слушайте королевских герольдов! Они вам еще скажут, что земля круглая, а человек от мартышки произошел! Нельзя же быть такими доверчивыми простофилями!

 - Значит, если мы правильно поняли, весь мир опутан еврейским заговором? Так, дон Фердинанд? - спросила, нахмурившись, как грозовая туча, мадам Вербина.

  - Совершенно верно, о прекрасная донья Инесс, - расплылся в слащавой улыбке рыцарь. - Впрочем, в том, что вашей хорошенькой головке это невдомек, очень мило. Если женщина начинает думать о политике, тем хуже для политики! Наша прекрасная королева Изабелла тому доказательство. Энергии много, а толку для страны никакого. Гы-гы-гы! - дон Фердинанд опрокинул еще один кубок с вином.

"И это рыцарь на белом коне?" - Любино лицо выразило такое презрение, что даже без чтения мыслей Ариадна Парисовна поняла - "романтический штамп" в сознании мадам Вербиной благополучно самоуничтожился.

- Но разве Великий Инквизитор, Томас Торквемада, не изгнал всех евреев из Мадрида? - наигранно наивно спросил дон Хуан.

 - Это только ширма! Торквемада - лишь пешка в большой игре, - небрежно бросил дон Фердинанд. - Это я вам говорю, - он приподнял бровь и снова обвел присутствующих многозначительным взглядом.-