Мне удается заметить слезу, скатывающуюся по его щеке, прежде чем он ее вытирает. Еще некоторое время Лукас смотрит вдаль. Возобновляя монолог, он предпочитает не смотреть на меня.

— Ты можешь не верить мне, я этого не прошу, но в тот вечер… помню, я все начал… но потом, когда все стало совсем ужасно… я не думал, что до этого дойдет, клянусь!.. Вот тогда я протрезвел. Как будто не пил, как будто не курил травку! Я увидел, что ты страдаешь. Я не придумал ничего лучше, чем начать оскорблять тебя, унижать перед парнями, чтобы они почувствовали к тебе отвращение и отстали.

Он не видит, но теперь и я начинаю плакать. Постоянно стирая влагу с лица.

— Говорю тебе со всей ответственностью, никто бы из нас не сотворил такого, прибывая в трезвом состоянии…

Я резко прерываю его:

— Заткнись!

Лукас возвращает свой взгляд ко мне. Увидев, что и я проливаю слезы, он смотрит на меня с жалостью. Может, невольно, но делает это. И тогда я машу рукой в его сторону, зверею, наваливаюсь на стол, наклоняюсь к нему ближе. И мне плевать, как я выгляжу сейчас!

— Не смей, ясно?

— Ч-что…? — Не смей меня жалеть!

— Ева, я…

— Заткнись!

Зарывшись рукой в волосы, я пытаюсь отдышаться, откидываюсь на спинку стула, ловя на себе любопытные взгляды гостей бара. Не хватало еще, чтобы обо мне сплетничали в районе, в котором я живу. Чтобы не натворить глупостей — а на них я способна, когда нахожусь рядом с Лукасом, — я поднимаюсь из-за стола и бросаюсь к выходу из шатра, прилегающего к маленькому помещению ресторанчика.

Блэнкеншип, что не удивительно, идет за мной.

— Подожди, — звучит его голос мне в след. — Пожалуйста, подожди.

Но я и не думаю останавливаться. Потом он внезапно хватает меня за локоть, заставляя развернуться к нему. Я резко вырываю руку и толкаю Лукаса в грудь. Отстраняюсь от него, ведь если буду стоять совсем рядом, боюсь не сдержаться и влепить пощечину. Хотя он ее абсолютно заслужил.

— Что тебе еще нужно? — не сдержавшись, кричу на него. — Желаешь убедиться в правдивости моих слов?!

Тогда я поднимаю подол сарафана и демонстрирую свой шрам на правом бедре, повернувшись к Блэнкеншипу боком.

Длинные пушистые ресницы парня касаются нижних век, он отворачивается.

— Не нравится смотреть? — сквозь зубы цежу я. — Не нравится? — удар в зону локтя. — Не нравится?! — грубый, несдержанный удар в плечо.

Но этой скале мышц, этому накаченному идиоту даже не больно. Он не шевелится, продолжая прятать от меня взгляд.

— Так вот, — переведя дыхание, я держусь теперь от Лукаса в нескольких шагах, — передавай своим дружкам, чтобы они держались от меня подальше. И ты сам… ты тоже оставь меня в покое. Мне придется входить в твой дом, потому что у тебя прекрасный брат, а твои родители — люди, достойные подражания. Но не ты. И неважно, был ты пьян много лет назад или был трезв. Хороший человек, сколько бы ни выпил, не тронет беззащитного.

Я бросаю ему это в лицо и ухожу. Плевать, что он так и не поднял на меня глаз. Стыдно этому парню? Стыдно этому ублюдку? Пускай. Я ни капли не жалею, что высказала ему все.

Поднявшись на свой этаж, я лбом прислоняюсь к двери нашей квартиры. Первую минуту не могу попасть ключом в замочную скважину. И когда мне это, наконец, удается, захожу домой.

Включаю воду в душе, лишаюсь мигом всей одежды и захожу под горячие струи. Необходимо смыть грязь, которую я ощущаю буквально под кожей после разговора с богатым и самовлюбленным Блэнкеншипом.

* * *

— Нет, я не могу ошибаться, — Доминик продолжает настаивать. — Ты действительно расстроена.

Мы общаемся по скайпу. Подруга сидит в гостиной, и мне видно, что на заднем плане по телевизору идет итальянско-аргентинский сериал «Мятежная земля». Я концентрируюсь на судьбе аристократки Елены, но Доми не дает мне отойти надолго от темы.

— Просто сегодня состоялся неприятный разговор с одним человеком.

На экране хорошо видно, как Доминик вскидывает брови. В ее глазах появляется плохо скрываемая хитрость. Подруга с интересом пододвигается ближе, положив локти на рабочий стол. И не смогла задать встречный вопрос только потому, что ее телефон зазвенел. Девушка извиняется, отвечает на вызов, повернувшись к компьютеру спиной. Она вертится на стуле, смеется, смотрит на мгновение на экран и подмигивает мне. А потом отводит смартфон от уха, чтобы сказать мне:

— Это Селест. Они с Пьетрой хотят устроить групповой видеочат.

Сделав глубокий вдох, я зачем-то откатываюсь на стуле от стола. Понимаю, что не способна сейчас вести беседу со всеми девчонками вместе. Они в любом случае начнут расспрашивать о моем настроении. Может быть, они и не заметят, что я не в духе, но Доминик обязательно обратит на это внимание. Это в ее стиле. Я мысленно бросаюсь подушками в Доми, немного злясь на нее за то, что она очень сильно любит доставать лишними вопросами, когда для них совершенно не то время.

— Я-я…, - растягивая одно слово, лихорадочно размышляю, как бы отвертеться от чата.

И вдруг голос отца, только что пришедшего домой, спасает меня. Входная дверь хлопает, и затем он зовет меня по имени своим неизменно бодрым голосом.

— Папа пришел! — не сумев скрыть счастье, указываю пальцем на дверь.

— Ну, ты слышишь? — возмущается Доминик, говоря с Селест, и надувает губы. — Она вновь решила слиться.

— Это всего лишь второй раз. — Скорчив смешную рожицу, закрываю крышку ноутбука.

Папа, положив пакеты с продуктами, радостно разводит руки в стороны, ожидая, что я подойду, чтобы обнять его. И я ужасно, просто ужасно соскучилась! Поэтому буквально прыгаю в его объятия, вдыхая запах офисной бумаги, пыльных улиц и свежего одеколона, который все ещё не выветрился. А темный коричневый пиджак и вовсе пропитался им.

Папа гладит меня по спине. Но от его ласки, заботы мне не хочется заплакать. Может быть, и хорошо, что наш разговор с Лукасом сегодня состоялся. Да, он был тяжелым, но теперь я чувствую себя легче. Не хочу предаваться печали — лучше поужинать и посмотреть какое-нибудь ТВ-шоу.

— Как провела день? — спрашивает мужчина, крепко обнимающий меня.

Я улыбаюсь. Когда есть человек в моей жизни, интересующийся моим настроением, — все отлично.

— Все отлично, — озвучиваю свои мысли.

Отстраняюсь, чтобы поцеловать отца в лоб. Он треплет меня по плечу, широко улыбнувшись. Его прическа — волосы на голове довольно редки — изрядно истрепалась. Сняв с себя пиджак, папа принимается высвобождать бумажные пакеты от еды.

— Купил твое любимое мороженое. — Он показывает мне упаковку клубнично-шоколадного десерта, который я люблю больше остальных

Мы стоим по разные стороны кухонной стойки. Я наблюдаю за ним, видя, что отныне отец уверен в себе, счастлив, хорошо себя чувствует, даже решил бегать по утрам.

Однако последний пункт пока что не был реализован.

— Спасибо. Ты всегда стараешься меня порадовать.

Он замирает над одним из пакетов, нерешительно поднимает глаза. В следующую секунду продолжает заниматься купленными продуктами.

— Что такое?

Папа мычит, прежде чем нормально ответить:

— М-м… ну, как бы тебе сказать… На самом деле, я не хочу разрушать нашу идиллию, но, — он жестикулирует левой рукой, все время касаясь ею лба и избегая зрительного контакта со мной, — наверное, я пока точно не уверен…

— Папа! — я сержусь и тороплю отца, чтобы он, наконец, сказал то, что собирается.

— Ладно… — Насыщенный вздох. — Скорее всего, мне прибавят смен, поскольку не хватает сотрудников из-за сезона фиесты, милая. — Увидев мое недовольство и разочарование, папа обходит стойку и становится рядом со мной. — Это ненадолго, дочка. Не грусти. — Рукой ведет по моему предплечью, пытаясь взбодрить. — Ева? Я гляжу на него, когда он просит.

— У тебя совсем не будет выходных?

— До ноября месяца они будут нечастыми. Очень нечастыми, — не без грусти добавляет отец.

Я возмущаюсь тот час же:

— Но, папа, о чем думает твое руководство? Фиеста заканчивается в середине сентября!

Он со мной тих, не повышает голоса, даже когда я не права и веду себя по-детски. Я понимаю, прекрасно осознаю, что рабочий график не зависит от моего отца, но зачем-то продолжаю дискуссию.

— Милая, послушай, — терпеливо начинает мужчина, — я только устроился, хорошо? Я не хочу быть настойчивым и идти наперекор указаниям начальства. Тем более, — акцентирует на этих словах важность, — они хорошие люди, Ева.

— Кончено, — бурчу я.

Папа не обращает внимания на мой настрой, касательно

Блэнкеншипов. Но последний мой отклик касался исключительно Лукаса. не его отца. О мистере Мэтью у меня сложилось великолепное впечатление. Как и о его жене.

— Но обещаю, — папа вновь заговаривает, в этот раз — оптимистично, — в следующем августе мы посетим Испанию. Договорились?

Я ахаю, понимая, что он не забыл про мое желание.

— Испания во время фиесты, папа, так колоритна!

Карнавал, танцы, фейерверки…

Папа угукает, пальцем коснувшись моего подбородка. Он вызывает у меня улыбку и сам не может от нее сдержаться.

— Ну, что! — потерев ладони в предвкушении, восклицает мужчина и бежит к плите. — Кто хочет ужинать? Лично я невероятно голоден!

* * *

В прошлом году Пьетра писала мне, Селест и Доминик в общем чате, что ее родители и родители двоюродного брата-то есть, Маркуса — подарили ей на день рождения машину.

Первую в жизни подруги и единственную в нашей маленькой женской компании. Вместительный Fоrd Mоndео принял в себя четырех девушек, надеющихся, что будущий учебный год, который начнется вот-вот, будет крутым. Так же, как и предстоящая вечеринка.