Я прохожу мимо Лукаса после дельной речи отца, показываю парню язык, а он так мило усмехается в ответ, глядя на меня из-под ресниц, что, если кто-то щелкнет пальцами у меня перед носом, и я очнусь — это не будет для меня шоком.

Лукас… ну, он не такой. Может, атмосфера нашей квартиры повлияла на него так. Может, он скромничает, потому что в гостях. Я не знаю, но хочу поцеловать его, потому что лазурные глаза манят к себе с необычайно силой. Наконец, мы усаживаемся за стол. Я так голодна, что сразу набрасываюсь на еду, наплевав на то, как пялится на меня

Лукас. Может, он думает — я дикарка? Да и все равно. Слишком сильно хочу есть.

— Дочка, если бы с нами сегодня ужинал не твой друг, а парень или жених, сбежал бы в эту же минуту?

С набитым ртом я интересуюсь без всякого притворства:

— Почему?

И папа, и Лукас находят это очень смешным. Они переглядываются и гогочут, пока я, пожав плечами, продолжаю есть. Через какое-то время задушевных бесед и невероятно вкусной пищи все уже не кажется настоящим. Я начинаю понимать: все — правда, и никуда не исчезнет.

Папа просит меня помыть посуду, а сам стелет Лукасу на диване. Включает по телевизору центральный канал, по которому передают сейчас повторение вечерних новостей, и медлительно, негромко обсуждает их с нашим гостем.

Разобравшись с порядком на кухне, я прохожу в свою спальню, бросив взгляд на Лукаса. Он поднимает на меня глаза, тяжело сглатывает, а я, тем временем, прячусь за дверью. В комнате быстро проверяю почту на своем ноутбуке, но и телефон полон сообщений. В основном, это оповещения из Фейсбука от «друзей». Кьяре Φранко — мы с ней учимся на одном потоке — повезло попасть на вечеринку к Алистеру. Я говорю так, потому что она только и мечтает о том, чтобы быть там, где много популярных студентов. А Шеридан, как ни крути, является одним из таких. Она то и дело выкладывает все новые и новые фото с места событий. Ей там определенно нравится, и ее неприлично широкая улыбка это выдает.

В дверь постучали. Я убираю мобильный, посмотрев на появляющееся лицо Лукаса в проеме. Он почти неслышно вторгается в мое личное пространство, закрывает за собой дверь так тихо, что ему позавидовал бы любой грабитель.

Стоит ему оказаться в моей спальне, как я срываюсь с места, и Лукас подхватывает меня на руки. Он неистово целует меня, приближая к стене спиной, тесно меня к ней прижимая. С неким блаженством зарывается пальцами в мои волосы, оттягивает пряди вниз. На губах у него играет слабая, но по настоящему счастливая улыбка, чего мне, наверное, не понять.

Лицо безмятежно. Лукас не выдает своим поведением беспокойства либо грусти. Я не могу понять, как к этому отношусь.

— Разве ты не переживаешь за ваши с отцом отношения? — зная, что могу испортить момент, спрашиваю я у него.

Как ни странно, Лукас не отстраняется и вновь легко касается моих губ.

— Это ему стоит переживать. Мой старик думает, что спорить с ним неправильно. Мы повздорили и…, — Лукас поднимает одну руку и взлохмачивает свои светлые волосы. — Я сказал, что уйду из дома, хоть Иса пыталась меня остановить. Но он дал понять, что если выйду за порог, не смогу рассчитывать на его поддержку. А потом этот… папа позвонил своим друзьям, и Маркусу с Дейлом запрещено было давать мне ночлег.

Я с сочувствием смотрю на него, глажу красивые, высокие скулы. Провожу пальцем по носу, касаюсь им полноватых губ, которые хочется целовать без остановки.

— Вы с ним еще помиритесь, — убеждаю я его, на самом деле, веря в это.

У Лукаса прекрасный папа. Со временем у них все наладится. Как и любой родитель, мистер Блэнкеншип беспокоится за своего сына. Инцидент с лишением прав расстроил обоих, но родители, наверное, всегда воспринимают такие случаи более остро, чем их дети.

— Извини, что я пришел прямиком к тебе. Мне показалось это единственным верным решением, — меняет тему Лукаса, обнимая меня крепче.

Я обвиваю его бедра сильнее, чуть ли не сливаясь с парнем.

Мне так нравится тепло его тела, терпкий и свежий запах его одеколона, ощущение мягких волос Лукаса под пальцами. Я чувствую себя желанной рядом с ним. Возможно, мне нужно рассказать ему об Алистере, который приезжал, чтобы забрать меня на свою «дискотеку», но я решаю это скрыть. Не хочется портить такой красивый эпизод в нашей жизни.

— Я очень рада, что ты пришел сюда. Только папа не очень обрадуется, если обнаружит тебя в моей спальне.

Лукас негромко смеется, запрокидывая голову вверх.

Припустив ресницы, парень смотрит на меня из-под них. Это нельзя назвать хищным взглядом, но однозначно и не трогательным.

Подарив мне ещё один будоражащий поцелуй, Лукас ставит меня на пол и выходит из комнаты, пообещав, что вернется, когда мой отец уснет. Эта ночь, надеюсь, будет особенной.


Пояснения к главе

[1] — Популярный итальянский замороженный десерт из свежего коровьего молока, сливок и сахара, с добавлением ягод, орехов, шоколада и свежих фруктов. Это мороженое кремообразное, нежное и плотное по текстуре, оно медленно тает из-за малого содержания в нём воздуха (около 25 %, в то время как в традиционном мороженом содержится чуть больше 52 % воздуха).

[2] — Блюдо римской кухни. Сальтимбокка представляет собой тонкий шницель из телятины с ломтиком прошутто и шалфеем. Также вместо телятины иногда используют свинину или куриное мясо. Мясо маринуется в вине или солёной воде в зависимости от региона и личных предпочтений.

[3] — Популярный итальянский певец, победитель основного конкурса фестиваля Сан-Ремо.

[4] — Район Рима — бойкое туристическое место.

[5] — Один из наиболее известных итальянских сыров, отличающийся характерным островатым вкусом. Родиной сыра является Ломбардия, главное производство сыра сосредоточено в окрестностях Милана, Новары, Комо, Павии.

Глава 34

Лукас


Я собирался позвонить Еве и предложить ей встречу, но потом папа вырвал у меня из рук телефон, обвиняя в безалаберности и не серьезности к собственной судьбе. Ни он, ни Исабэл не в курсе о моих чувствах к Еве, и после вечернего скандала мне не хочется вести задушевных бесед с отцом на сердечные темы. Может, у меня помутнился разум от своих чувств к Мадэри, но я не хочу концентрироваться только на учебе, отдавать ей все свое время. И хоть раньше был убежден, что желаю всецело отдать себя обучению, чтобы построить фундамент для будущего бизнеса, сейчас ощущаю себя счастливее, чем когда-либо. Просто потому, что, благодаря Еве, замечаю всю красоту этого города. Она мне нужна.

Каждая ее частичка души и тела необходима мне. Я знаю, что если позволю сомнениям взять верх, есть вероятность, что больше никогда не испытываю подобного… счастья? Как иначе назвать то, что я лежу на неудобном диване, смотрю в потолок, вспоминая улыбку девушки за стеной. Как назвать то, что я жду, когда ее отец уснет, чтобы пробраться к ней? И если она не позволит ничего лишнего, я согласен просто обнимать Еву всю ночь.

Всю оставшуюся ночь.

Проходит немало времени, прежде чем мужчина выключает у себя телевизор. Из-под нижней щели больше не проникает какой-либо свет. Я выжидаю еще около десяти минут, потом встаю с дивана очень осторожно, чтобы он не скрипел. Ева сидит на кровати, поигрывая со смартфоном в руках — она ждала меня больше часа. Я чертовски рад этому. Повернув замок и двинувшись в сторону кровати, становлюсь на нее коленями. Ева вытягивает шею и вторит мне, встав на колени. Я, положив одну руку на ее красивое лицо, я сначала принимаюсь ласкать пальцами нежную кожу щеки, вторую руку приложив к затылку. Когда мои губы притрагиваются к ее губам, машинально сгребаю в кулак длинные светлые волосы.

Она распыляет меня, практически сразу приглашая мой язык в свой рот. Я чувствую нереальное возбуждение, когда проникаю в него далеко внутрь, когда касаюсь им ее языка, когда становлюсь властным и несдержанным. По всей видимости, Мадэри тоже в восторге от этого, потому как только что непроизвольно застонала. Мы отрываемся друг от друга на мгновение, чтобы улыбнуться, а потом я вновь разжигаю в ней страсть. Краем глаза мне видно, как Ева тянется за своим телефоном. Я отвожу голову назад в изумлении, но потом из динамика зазвучала мелодия. Я понял, что она не хочет, чтобы нас услышал ее папа.

— Новая песня Hаlsеy, — комментирует девушка, коротко, но жарко меня поцеловав. Ева облокачивается о спинку кровати с горящими глазами и говорит: — «Римские каникулы».

Я слабо улыбаюсь, не сразу сообразив, о чем она.

— Что?

— Название песни, — объясняет итальянка.

Она напевает припев трека, снимая с меня рубашку, расстегивая пуговицу за пуговицей:

«Потому что мы пойдем за солнечным лучом, Или светом фар, Пока наши глаза не заболят ожогов.

Мы будем завязывать шнурки на тех же ботинках, В которых мы ходили

На край света.

И мы знаем, что наше упрямство не знает границ, И наши сердца не подчиняются нам, И время никогда не играет в нашу пользу, Но прямо сейчас, давай сбежим

И устроим себе Римские каникулы.

Римские каникулы, Римские каникулы».

Мы вместе избавляемся от ее одежды. Я осыпаю ласками ее ключицы, избавляясь от светло-голубого лифчика.

Приглушенный свет в комнате помогает мне различать все цвета, а также эмоции Евы. Она вновь стонет, когда я ловлю губами бугорки ее груди. Уделив внимание одному соску, я перехожу к другому. Моя восхитительная итальянка ладонями упирается мне в плечи, держа их у краев рубашки, которую мы еще не швырнули в угол, как, например, ее спальные шорты.

— Ты должна была ждать меня голой, — шучу я.

Она смеется, и затем делает наш очередной поцелуй диким, бешенным. Я не ожидал от нее такой активности: Ева поваливает меня на постель — я оказываюсь лежать головой в ногах кровати. Девушка садится верхом на меня. Ее действия сводят с ума: влажные поцелуи в область шеи, живота. Чуть позднее она языком ласкает место у самого пояса джинсов. Я шумно выдыхаю, прекращая смотреть на нее, и опускаю голову на одеяло. Покончив с металлической пряжкой, Ева отводит края ремня и расстегивает пуговицы, ведет молнию вниз. Я решаю взглянуть на нее в этот миг — и, о, черт, она ждала этого.