– И что дальше? – произнесла я, с трудом разлепив пересохшие губы, а потом криво усмехнулась, явно научившись этому у телохранителя: – Остановимся?

Он смотрел на меня, дышал тяжело, почти болезненно. Бедром я ощущала каменную эрекцию, пальцами – удары сердца.

Мгновение, два, три…

– Иди сюда, – выдохнул Стас, перехватывая меня за шею и дёргая на себя.

И я, чёрт возьми, не стала сопротивляться!

Снова поцелуй, секундная заминка – и его майка отлетела в сторону, то ли на пол, то ли на стол, неважно! Ещё одно долгое, мучительное касание губ – и мы избавились от моего платья, а потом и от лифчика. Фиалковая ткань, должно быть, живописно укрыла своими лепестками ковёр.

Кожа к коже, я прижалась к его груди, бешеный стук сердец слился в одно, потерялся в шуме дождя. За окнами грохотал гром, сверкала молния, а я радовалась только тому, что в домашних джинсах Стаса не было ремня, с пряжкой которого определённо пришлось бы провозиться целое столетие. Зато имелся презерватив – Бо-оже, вот не зря всё же тогда нагло их закупила! А ещё были чуть грубоватые руки, ласкающие моё тело, от каждого движения которых по коже пробегали мурашки; горячие губы, жадный взгляд.

Было безумие, которое наконец-то наступило. И я не верила в него, просто боялась верить. Даже когда расстёгивала пуговицу на джинсах, даже когда падала спиной на матрас, придавленная крепким телом, когда стонала от поцелуев, жаждая большего.

Он вошёл рывком, потому что я сама так просила. И сама же потом шипела от боли, наслаждаясь дискомфотртом после почти трёхлетнего отсутствия секса. Шипела, смеялась звонко и немного истерично, прося себя поцеловать, умоляя не останавливаться, продолжать, двигаться, хотя телохранитель заботливо замер, испугавшись реакции. Но нет, я просила делать что угодно, лишь бы это не закончилось слишком быстро.

Ох-х, Станислав, мать твою, Вероцкий! Что ты со мной делаешь, если рядом с тобой даже боль кажется высшей наградой? Если в твоих объятиях я – Я! – думаю о сексе и наслаждаюсь им, хотя постоянно максимально оттягивала момент близости?

Стас не знал ответа. Он молчал, заменяя слова поцелуями, заменяя любые объяснения прикосновениями, а я прижималась к его груди, раскрывалась, кайфуя от момента единения… и думала, что просто умру.

Вот оно сейчас закончится. И умру.

Но когда Стас хрипло и так сексуально застонал, содрогаясь в оргазме, когда его тело прижало меня к кровати, а зубы впились в шею в поцелуе-укусе, я не умерла. Я ощутила такое безграничное наслаждение, что оказалась смыта его волной, охвачена каждой клеточкой. Казалось, оргазм охватил даже мозг, свёл судорогой руки, навеки сцепляя их на шее Стаса.

Но я очнулась. Обняла его крепче, поцеловала во влажный висок и одними губами прошептала.

«Я люблю тебя».

Чем бы всё ни закончилось на этот раз.

Стас держал в своих руках эту нежную блондинку, обнимал её, целовал, обладал… и чёрт возьми, думал лишь о том, что зря не сделал этого раньше. Какая разница? Он ведь и так сходил от неё с ума, но боролся, боролся, боролся. Зачем?

Чтобы сейчас, после секса, срывая с её губ ленивые поцелуи и не желая выпускать из своих рук, особенно остро осознавать, что скоро всё это закончится? Сколько продлятся их бега? По словам матушки, не больше пары недель. Светлана Борисовна обещала, что – хоть деньги и хорошие – она сделает всё возможное, чтобы найти придурка, который угрожает клиентке и засадить за решётку. Как? О, она придумает.

 А это означает: довольно скоро – что есть каких-то две недели, когда он стережёт Регину уже больше месяца? – они вернутся, услуги Вероцкого больше не понадобятся, а у клиентки снова будет дорогой босс (Ежова Стас в расчет не брал, а вот Сергея Всеволодовича приходилось). И что тогда? Почему нельзя было перестать строить из себя идиота уже пару недель назад? Всё равно он окажется именно там… будет «плакаться сестре о разбитом сердце».

Стас опустил голову, продолжая накручивать на палец прядь волос девушки. Она лежала с открытыми глазами, водила пальцами по узору на пододеяльнике. Растрёпанная, с припухшими от поцелуев губами, крепко обнимающая его поперёк груди – такая она казалась Вероцкому ещё более красивой, чем всегда.

Он никогда не думал, что настолько сентиментален. Что когда-либо будет лежать в одной постели с девушкой и думать о том, какая она неземная вот именно сейчас, в этот момент.

И вспоминать брошенное в порыве злости признание: «Зря я в тебя влюбилась…»

Честно, если бы она ещё раз повторила эти слова, Вероцкий поверил бы, что иногда его мать бывает неправа.

* * *

Была у меня подружка, которая обожала повторять: «Нет лучшего снотворного, чем секс». Серьёзно? Если бы она попробовала вякнуть мне это сейчас, получила бы в глаз. И плевать, что столь агрессивное поведение не соответствует образу настоящей леди.

Я лежала, положив голову на руку Стаса, чувствовала, как он лениво перебирает пряди моих волос, глубоко, размеренно дышала… и не могла заснуть. Совсем. Мысли бродили где-то в заоблачных далях, лениво перекатывались по черепушке, но отрубиться не позволяли. Хотя после первого захода был душ, в который телохранитель сам нагло меня оттащил, заявив, что промокшие под дождём барышни обязаны хотя бы так попытаться справиться с возможной простудой. А потом был второй заход, потому что ночную рубашку я выбрала слишком вызывающую, а Стас решил всё же «поговорить» и завалился в мою комнату как раз в процессе её надевания.

И теперь мы лежали на моей кровати. Просто лежали, а тишина казалась тёплой и приятной.

Я не была против. Но всё происходящее до сих пор казалось каким-то невероятным сном, из которого ужасно не хотелось выныривать. И рушить его не хотелось, хотя на языке вертелась сотня фраз, куча вопросов. От судьбоносного «Завтра это закончится?» до простого «Что же изменилось?». Но я молчала, решив: пусть всё идёт своим чередом. Если с утра господин телохранитель решит, что снова обязан вернуться к исполнению рабочих обязанностей… что ж, так тому и быть. Полно. Я устала.

И теперь была просто счастлива. Возможно, именно поэтому сон не шёл?

Ощутила, как рука Станислава осторожно потянула меня за волосы, и покорно подняла голову, подставляя губы поцелую. Легкому, неспешному и такому прекрасному. Боже, если ты есть, я готова молиться тебе день и ночь, лишь бы эти поцелуи, эти мгновения никогда не заканчивались!

– Боже, – словно вторя моим мыслям, простонал Стас и прислонился лбом к моему лбу, – я не хочу никуда уезжать.

У меня сердце дрогнуло, так отчаянно это прозвучало. Нет, мы не говорили друг другу слов любви. С меня хватило одного спонтанного признания, Станислав… не факт, что он испытывал то же, что и я. Но желание «не уезжать» почему-то показалось сродни признанию.

– Почему? – прошептала я, неосознанно принимаясь чертить пальцами круги у него на груди. От нервов. Но нервов приятных.

– Мы здесь как в вакууме, – отозвался он. – Заперты вдвоём в квартире, вокруг ни единого знакомого человека, ни единого живого существа, которое бы нас знало и могло бы помешать.

– С этим ты сам успешно справлялся, – усмехнулась я, ловя его взгляд.

Сейчас даже в полутьме я видела золотые искорки в глазах Стаса, но от возбуждения зрачок полностью поглощает радужку. Эх, знала бы я это раньше, дожала бы господина телохранителя ещё в первый раз! Хотя сейчас мне было приятно: он тоже ощущает её – нереальность происходящего, словно мы попали в сказку. Ведь у любой сказочной принцессы бывали тяжёлые времена, правда? А для меня переломный момент наступил вчера.

Вопрос в одном: сумеем ли мы – я? – это удержать? И хочет ли того Стас?

Следующие его слова во всех смыслах меня поразили. В самое сердце.

– Извини, – пробормотал телохранитель, целуя меня в щёку. Он уткнулся носом в мою шею и крепко-крепко прижал к себе, словно хотел сломать рёбра. Почему даже от этого, особенно от этого, я получила такой кайф? – У меня сложно с привязанностями. А к тебя я начал привязываться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сердце снова ёкнуло. Замерло на мгновение, чтобы потом продолжить бег, но мне казалось, с каждым разом оно замирает всё на более долгое время. Господи, если я так и дальше буду реагировать на каждую фразу телохранителя обо мне, в конце концов сердце просто остановится.

– Ко мне? – пробормотала почти беззвучно, но Стас услышал.

– Регина Денисовна, вот не начинайте, вы прекрасно знаете, что являетесь огромным соблазном для мужчин, – усмехнулся он, вновь начиная играть с моими волосами. А потом добавил удивительно тёплым голосом, таким трогательным, что сердечко вновь было готово остановиться: – Я просто понимал, что это неправильно, мне нельзя привязываться к клиенте. Нельзя, чтобы было… вот так.

– Как так? – спросила я.

Стас сглотнул.

– Как сейчас, – он обвёл рукой комнату, завершая полукруг на моём плече и легонько его сжимая. – Мы вдвоём в каком-то вакууме, я всё-таки не удержался, а теперь лежу тут и не могу заткнуться, – как-то до обидного горько усмехнулся Стас.

– Мне нравится, – проворчала в ответ. – Но всё в любой момент можно исправить, вы уже это делали, Станислав.

Слова всё же сорвались с языка, не удержались. А кто до начала этого разговора уверял себя, что устал и не хочет больше ругаться? Не я ли? Я. Вот только спасибо телохранителю: он, хоть и услышал их, комментировать не стал. Лишь сильнее сжал моё плечо и продолжил:

– С контролем эмоций у меня тоже проблемы, Регина, так и знай. Разбередила это осиное гнездо, разгребай последствия.

Он вдруг замолчал, заёрзал, заставляя меня сесть, подтянув простынь к груди, а потом поднялся сам. Пристальный, напряжённый взгляд был заметен даже в темноте. Не знаю, какое осиное гнездо я разворошила, но этот Стас был иным. Всё тем же, но Иным. То, как он смотрел, как двигался, как говорил… я ведь всё время видела это где-то внутри, но не могла достучаться. Как всего один день – нет, даже несколько часов – смогли это сотворить?