«Ульяна? — эхом отдалось в голове молодого человека. — Как она могла увидеть мой сон?»

— Внучка моя, Уленька. Приболела чуток. 

 Бабка терять времени не стала, указала рукой на большой медный таз.

— Мыть я тебя сейчас буду. Вставай!

Макс поежился. Это что, он должен голым стоять в тазу, а она, эта старушенция, будет его мочалкой натирать?

— Не боись, что я, мужских причиндалов за свой век не видала? А ну марш!

Максим вытаращился на неё. Как это он поднимется, когда у него сил нет, даже чтобы вымолвить слово? Бабка уставилась на него своими глазами-угольками, и парень вдруг почувствовал прилив сил. Он попытался сесть — и у него это получилось.

— Портки снимай.

Он уже понял, что спорить бесполезно и лучше слушаться приказов — не дай бог ещё заколдует его. Макс послушно, хотя и с трудом — руки не слушались — стянул с себя спортивные штаны. Старуха взяла их, недовольно что-то бормоча. Максим прислушался. Что-то опять про эту самую Ульяну, вроде возмущалась, что у него грязная одежда. Молодой человек хмыкнул.

— И трусы снимай свои. Давай-давай!

Макс оставшись голышом, стыдливо прикрыл причинное место. Ступил в таз с приятной тёплой водой. А, к черту, хочет мыть его — пусть моет. Он постарается получить из этой процедуры удовольствие. Конечно, было бы лучше, если бы ее внучка мыла его...

— Ты Ульяну не обижай, — строго сказала бабка, натирая его мягкой вспененной мочалкой.

Неужели она читает мысли? Похоже, он попал либо в настоящее логово ведьм, либо же в пристанище сумасшедших.

* * *

Игорь напрасно стоял у двери Марины, глубоко впечатывая в стену кнопку звонка. Ему казалось, что она была дома, но по какой-то причине не хотела открывать ему. Он объехал все цветочные магазины, чтобы специально купить для неё белоснежные розы. Что если она вернулась к своему бывшему парню или он сделал с ней что-то? Надо бы попросить охрану разузнать про этого типа поподробнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Игорь провёл ладонью по лицу, поморщился от боли. Его скула невыносимо болела. Ещё вчера по приезду из этого дикого края съездил в частную клинику, сделал рентген. Результат огорчил его: сломанный нос, трещина в челюсти и скуле — это не считая фиолетовых кругов вокруг глаз, которые он хоть как-то мог прикрыть большими чёрными очками.

А вдруг Марина видела его входящим в подъезд и испугалась? Игорь выругался и смачно сплюнул на соседский коврик. С раздражением оглядел букет и, спустившись по лестнице, сунул его в мусоропровод.

Водитель послушно ждал его у подъезда.

— Домой, — плюхаясь на мягкое сиденье, устало сказал Игорь.

Водитель не двинулся с места. Молодой человек стукнул кулаком по обшивке автомобиля, зло прошипел.

— Что стоим? Поехали.

— К вам или к Виктору Игнатьевичу?

— К отцу, — буркнул молодой человек.

Ему надо поговорить с ним. Игорь, конечно, натворил дел, и отец имел полное право быть недовольным им, но, в конце концов, они завязаны вместе в этом бизнесе, и Игорь его единственный сын. Пусть, черт побери, помогает!

Вчера он так и не дождался отца. Сидел у него в гостиной, курил его сигареты и пил дорогой виски. Хотел остаться на ночь — так неохота было подниматься с мягкого дивана, но дома спалось лучше.

* * *

Поднявшись на лифте в пентхаус, который Круглов-старший приобрёл, чтобы иметь все удобства для работы в столице, Игорь немного замялся. Посмотрелся в зеркало. Да, видок у него ещё тот. Удивительно, как его не остановили полицейские на вокзале.

Упругой походкой прошёлся по коридору в гостиную. Домработница, вытиравшая пыль, увидев его, улыбнулась.

— Игорь Викторович, доброе утро.

Тот в ответ что-то буркнул. Неизвестно ещё, какое оно будет у него.

— Доброе утро? — Игорь поднял голову на голос отца, показавшегося из дверей своего кабинета. — Сомневаюсь я что-то, — кивнул головой, приглашая войти.

Неприятно засосало под «ложечкой». Игорь молча прошёл внутрь небольшого помещения, обитого дорогой кожей и деревом. — Сними очки...

Игорь послушался.

— …Да уж... неплохо тебя отделали.

Игорь пожал плечами.

— Па, я замочил их... что делать?

— Ты меня спрашиваешь? — Виктор Игнатьевич расхохотался.

— Троих.

— Кто это ещё видел?

— Да никто, па. И камни не нашёл.

— Черт, Игорек, тебе ничего нельзя поручить — все обосрёшь. Значит, кто-то их вытащил оттуда. Идиот ты, и твои проваренные люди такие же бараны. И, поверь мне, эти бараны ещё свидетелей найдут. И лететь тебе голубым петушком по этапу, Игоряха.

— Что делать-то, отец?

— Поедешь в другую страну. Куда-нибудь далеко. Может, поучишься где.

— В Англию?

— Не угадал. Есть у меня местечко для тебя в Канаде, подальше от всего.

Игорь погрустнел. Он бы с удовольствием провёл своё изгнание где-нибудь в Европе.

— Три жмурика — это не шутка, Игорь. Так что, сына, давай собирайся. Сиди там и не рыпайся. А у меня своих дел полно, времени на разборки нет, — Виктор Игнатьевич отошёл к окну. — Женюсь я, сынок. 

— Кто на этот раз?

— Великолепная девушка. Да вот, смотри, все газеты пестрят фотографиями, — Круглов-старший протянул Игорю утренний номер газеты.

Парень с усмешкой открыл первую страницу.

Сердце бешено забилось, готовое вылететь из груди. Прямо на него смотрела улыбающаяся и счастливая Марина.

Я еле досидела последнюю пару. Все всматривалась в темневшую за окном улочку, осыпанные снегом деревья. Светлана — училка по физике — уже стала подозрительно посматривать на меня. Под конец вообще выдала:

— Гречишкина, ты что в облаках витаешь, влюбилась?

Парни из класса заржали как сивые мерины, а некоторые девчонки ехидно захихикали.

Я стиснула зубы, притворилась, что все это время внимательно слушала физические законы. А меня просто распирало от нетерпения. Никак не могла дождаться, когда, наконец, вернусь домой.

Вчера мы с бабушкой перевезли Максима к нам в избу. За день до этого я вычистила комнату для гостей, собственноручно приготовила ему постель, даже нашла какую то старую прикроватную тумбочку. Постелила на неё кружевную салфетку — бабушкино рукоделие. Теперь он наш гость.

Я вздохнула. Никак не могла взять в толк, что же со мной творится, почему мне так не хочется отпускать его от себя? Мне нравился совершенно другой тип парней — как Антон. Светловолосый, с ясными голубыми глазами, в которых хочется утонуть. И чтобы ямочки на щеках, когда улыбается. А этот... Этот полная его противоположность. Я успокоила своё разбушевавшееся сердце — этот человек просто первый, которого я спасла, и поэтому он мне очень дорог.

Едва прозвенел долгожданный звонок, я вскочила и побросала тетради и учебники в рюкзак. Подошедший Ромка схватил меня сзади за локоть.

— Ты куда, Улька? Отец же ждёт нас сегодня.

— Ромк, миленький, только не сегодня. Ну никак не могу...

— Блин, Гречка, мы уже сто лет не виделись. Зашла бы хоть потрепаться.

— Ну как не виделись? А что мы сейчас делаем?

— Да ну тебя, — парень обиженно махнул рукой. — И к себе не зовёшь...

— Да позову, конечно, позову, только не сейчас. Мы с бабушкой ставим эксперимент, — соврала я, хотя на самом деле так оно и было. Дома лежал «подопытный кролик» Максим. — Все, Ром, мне надо бежать. Уже темнеет. 

Он ещё что-то сказал, но я, пропустив все мимо ушей, уже галопом сбегала по лестнице. Даже не огрызнулась на очередной снежок, врезавшийся мне прямо в шею. Глупцы. Дети и подростки бывают такими жестокими. Я знала, что они будут сожалеть об этом спустя годы, и поэтому не злилась на них. Зачем? Они ведь как мартышки — бессознательно повторяют глупые выходки взрослых.

Пока я добежала до конца улицы и ворвалась в лес, уже совсем стемнело. В это время года дни укорачивались с катастрофической скоростью. Мне не было страшно идти по лесу. Вскоре мои глаза привыкли, к тому же деревья были покрыты снегом, и от этого было светло. Уютный желтый свет из окна нашего дома заставил меня ускорить шаг. Мне не терпелось увидеть бабушку, стоящую у плиты, Весну, радостно виляющую хвостом, да и, что там скрывать, Максима. Да, я, наконец, скрепя сердце призналась себе в этом. И тотчас же щеки мои полыхнули огнём. Я охнула, оседая в сугроб и по-дурацки счастливо улыбаясь. Похоже, я влюбилась!

* * *

Он лежал, глядя в потолок. В голове копошились вялые мысли-жуки. Знал, что ему надо что-то срочно сделать, но никак не мог сконцентрироваться. По-видимому, напиток, которым поила его эта Ульяна, оказывал на ум Макса замедляющее действие. Как ни странно, у него было прекрасное настроение — никуда не торопился и ни о чем не волновался. Где-то позади остались переживания о Ваньке, о Марине, о матери. Ну, может, слегка волновался, что не чувствует свои руки, особенно пальцы. Они вроде как и двигались, но ничего не ощущали. А, и ладно.

Губы Максима тронула лёгкая улыбка, он повернулся на шум, донесшийся из соседней комнаты. Молодой девичий голос и скрипучий — бабкин. Наверное, это ее внучка. До этого Макс слышал только ее шёпот, когда она сидела у его лежбища. Брр, там было так холодно и одиноко.

Молодой человек скользнул взглядом по стенам, на минуту задержавшись на смешной детской картине-подделке. Комната была чистая и уютная, на окне висели темно-синие шторы. Макс попытался приподняться на постели, но боль в груди не позволила ему это сделать. Странно, ведь вчера он сам шёл по снегу, шёл достаточно долго, и у него ничего не болело. Чертовщина какая-то. Хотя что тут гадать — бабка сама сказалась ведьмой.