— Ну да, ведь скоро Рождество. Мы могли бы пойти в лес, наломать сосновых веток и…

— У меня, между прочим, большой опыт в этом деле, — перебила ее Сьюзен. — Я обеими руками за.

Джесс по привычке покрутила кольцо. Оно поддалось с трудом — пальцы сильно распухли. Лучше всего было бы его снять, но после истории с пропажей не было никакого желания это делать.

— У меня в этом году далеко не праздничное настроение, — заметила Пи Джей.

— Пи Джей, я понимаю, как тебе тяжело без отца, но и я впервые буду праздновать Рождество без мамы. Может быть, вместе нам с тобой будет легче?

— А ведь ты, Джесс, права, черт подери! — подала голос Джинни. — Отличный способ хоть как-то убить время.

После завтрака все надели теплые куртки, мисс Тейлор снабдила каждую хозяйственной сумкой, и девочки направились к лесу, подгоняемые прохладным ветерком.

— Когда вернетесь, попрошу миссис Хайнс приготовить вам по чашке горячего шоколада! — крикнула она, стоя в дверях черного хода.

Девушки с трудом брели по лесу: под ногами шуршала листва да скрипели сухие сосновые иголки.

— Я знаю отличное местечко, — проговорила Джинни.

— Там что, есть пышные сосновые ветки? — спросила Джесс.

— Ага, я его обнаружила, когда только приехала сюда.

Кажется, сто лет прошло с тех пор.

К обеду руки у всех были липкими от смолы, спины разламывались от постоянных наклонов, да и животы, надо признаться, изрядно мешали, но щеки полыхали румянцем и настроение было отличным.

— Ну хватит! — весело крикнула Пи Джей. — И так восемь сумок набрали. Весь город можно украсить, а не только Ларчвуд-Холл!

Когда они вернулись домой, миссис Хайнс напоила их горячим шоколадом. Джесс даже показалось, что она заметила на ее обычно суровом лице тень улыбки. Мисс Тейлор принесла проволоку и большие красные бархатные банты.

— Пока вы бродили по лесу, мы с Попом тоже времени даром не теряли — сходили за покупками.

И скоро Ларчвуд стал неузнаваемым. В гостиной, в музыкальной комнате и в столовой — повсюду были подвешены на проволоке сосновые ветки и банты. Мисс Тейлор откопала где-то старенький сборник рождественских гимнов, однако девочкам было не до песен, да их никто и не услышал бы из-за царившей вокруг суматохи. Отовсюду только и слышалось:

— Нет, нет! Туда не вешай! Лучше над дверью…

— Подержи конец, я привяжу…

— Сюда нужен еще один бант…

— Сьюзен, повесь это над дверью, а то я не достаю…

Джесс весело улыбалась от царящей вокруг радостной суеты. Наверное, так готовятся в семье к празднованию Рождества. У них же дома они с мамой только елку наряжали, всем остальным занимались слуги.

Когда все было почти сделано, с черного хода раздался голос Попа:

— Эй, а мне кто-нибудь поможет?

Девочки ринулись на кухню. Поп затаскивал в дом огромную голубую ель.

— Ой, Поп! — воскликнула Пи Джей. — Ты принес нам елочку! Вот здорово!

Джесс не могла и слова сказать — слезы застилали глаза. Она знала: когда настанет Рождество, она будет дома, в Манхэттене, в окружении разряженных гостей, за праздничным столом, среди множества подарков, купленных Маргарет по поручению отца, и никогда больше не испытает атмосферу теплоты и дружеского участия ее подруг из Ларчвуд-Холла…

Когда с украшением жилища было покончено, появилась миссис Хайнс с большой коробкой, которую достала откуда-то из безграничных недр стенного шкафа.

Джесс заглянула в нее — на дне лежала гирлянда лампочек да кучка елочных игрушек, а под ними аккуратно сложенный кусок красного фетра. Девочки дружно принялись украшать елку. Джесс пришла в голову отличная, на ее взгляд, мысль. Она попросила миссис Хайнс дать ей ножницы и спросила разрешения взять красный фетр.

Если каждая из девочек получит к Рождеству по маленькому красному чулочку, подвешенному к камину, то-то будет радости!

Когда елку нарядили, Джесс, прихватив с собой ножницы и материю, отправилась в свою комнату. Вытянув из-под кровати чемодан, она вытащила из него белый кашемировый свитер, расшитый блестками и жемчугами — для украшения чулочков в самый раз. И тут она заметила в углу чемодана какой-то предмет — шарик, завернутый в папиросную бумагу. Развернула его. Внутри оказалась красная головка Санта-Клауса с пышной белой бородой, которую она купила на ярмарке для первого Рождества своего малыша. Несколько секунд подержав ее в руке, Джесс спустилась вниз, осторожно ступая по темной лестнице, и повесила игрушку на елку.

— Это тебе, мой маленький, — прошептала она. — Счастливого Рождества. , И, сдерживая уже готовые брызнуть слезы, Джесс вернулась в комнату и принялась за работу. Она собиралась утром пораньше — миссис Хайнс наверняка будет еще возиться с индейкой — спуститься вниз и, пока девочки не проснулись, повесить чулочки над камином. Это будет ее рождественский подарок верным подругам, ее единственной семье.

ДЖИННИ

Джинни лежала на кровати в своей комнате, не зажигая света, задумчиво глядя в потолок. Ну и денек сегодня выдался! Странный какой-то… А в общем-то, что врать себе, здорово было! И по лесу вдоволь погуляли, и комнаты украсили, и елку нарядили — все успели. У них с мамой тоже была елка. Правда, всего один раз. Они тогда жили в квартирке размером с чулан. Общипанное такое деревце, но ей тогда казалось, что лучшей рождественской елки на свете не бывает. Они украсили ее поп-корном и клюквой, да еще вырезками из журналов. Никаких гирлянд, естественно, не было — они с мамой, как всегда, сидели на мели, — но мама помогла ей вырезать из алюминиевой фольги звезду, и когда вечером они задернули штору, свет от неоновой вывески из бара напротив упал на звезду, и она засияла…

Джинни повернулась на бок и закрыла глаза. Она и теперь сидела на мели. Кольцо и сто долларов вернула Джесс.

Сорок долларов, которые она украла у миссис Хайнс, давно ушли на сигареты и еще на что-то. Теперь ей не увезти маму от отчима, не добраться до Лос-Анджелеса. Можно, конечно, попробовать доехать автостопом, но это значит оставить мать в Бостоне, с этим…

Если, конечно, она не примет предложение Джесс…

Джинни незаметно задремала.

Проснулась она оттого, что почувствовала на своих губах чью-то руку. Еще не открыв глаза, поняла — это ей не снится. Сна как не бывало. Она открыла глаза — в темноте» мелькнула чья-то тень.

— Только пикни, и тебе крышка! — послышался мужской голос.

О Господи! Это он! Джинни забилась изо всех сил. Раздался тихий треск — от рулона оторвали кусок клейкой ленты. Руку убрали со рта и тут же залепили его скотчем. О Боже! Боже милостивый!

— Ах ты, сучка! — Он хрипло расхохотался. — Сбежать от меня хотела?

Она со всего размаху ударила его по лицу.

Схватив ее за запястья, он рванул ее за руки и прижал к кровати.

— Знаю, как ты любишь, мерзавка, — грубо, и чем грубее, тем лучше.

Отмотав свободной рукой еще один кусок скотча, он зубами перекусил его и быстро замотал им запястья крепко-накрепко. Пальцы тут же онемели. Джинни заметалась по кровати, но он с силой швырнул ее на подушку.

— Скажи-ка, это мой ребенок?

Расхохотавшись, он подтянулся на руках, приблизив нижнюю часть тела к ее лицу, предварительно расстегнув ширинку.

— Помнишь его? Ты ведь скучала по нему, признавайся!

И он ткнул напряженный пенис ей в лицо. Даже сквозь клейкую ленту Джинни ощутила запах — мерзкий, тошнотворный. В голове билась одна-единственная мысль:

«Если меня сейчас вырвет, я задохнусь!» Она попыталась не думать об этом, переключившись на что-нибудь другое, чтобы справиться с охватившим ее отчаянием.

«Он не такой уж плохой», — вспомнила она слова матери. Эх, мама, мама…

А он все не отходил от нее. Внезапно он снова хрипло захохотал и, ухватившись за подол ее ночной рубашки, задрал ее. Джинни поняла: он смотрит на ее живот. Тело ее покрылось липким потом от ужаса.

— Это ведь мой ребенок, верно? — прорычал он. — Ну, тогда тебе это совсем не помешает!

Он наклонился так низко, что она почувствовала неприятный запах у него изо рта. «Убирайся к чертовой матери!» — хотелось закричать ей, но она не могла этого сделать — рот был залеплен.

Не обращая внимания на отчаяние Джинни, он грубо вошел в нее. Джинни почувствовала острую боль, такую же, как в детстве, когда много лет назад на нее набросился незнакомый мужчина, мамин дружок. Такую же, какую ощущала всякий раз, когда к ней в постель забирался отчим. Она закрыла глаза, решив подчиниться неизбежному.

Но внезапно она вспомнила о ребенке. Нет, она не позволит причинить ему боль! Перед глазами почему-то возник образ котенка — беленького, окровавленного, мертвого…

Плевать ей на то, что это нежеланный ребенок! Обидеть его она никому не позволит!

С силой, которую она от себя не ожидала, Джинни согнула ноги в коленях и пнула своего мучителя в пах. Тот завопил во весь голос и рухнул с кровати на пол, потянула ее за собой. Она продолжала наносить ему удары куда придется. Внезапно дверь распахнулась. На пороге возникла фигура в ночной рубашке, заслонив льющийся из холла свет. Джинни еще раз саданула отчима в пах, тот опять завопил как резаный.

Не дав ему опомниться, она резко развела руки в разные стороны, пытаясь избавиться от проклятой клейкой ленты. Ей это удалось.

В этот момент фигура шагнула к кровати, вскинув над головой руки, в которых был какой-то большой предмет. И не успела Джинни опомниться, как руки опустились отчиму на спину. Света из холла оказалось достаточно, чтобы увидеть его глаза. Они вылезли из орбит. Джинни, отбросив клейкую ленту, плюнула насильнику в лицо.

Внезапно в комнате вспыхнул свет. Джинни выбралась из-под распростертого на ней тела и увидела Джесс. Она стояла, держась за выключатель и не сводя с отчима полных ужаса глаз. Джинни проследила за ее взглядом. Из спины его торчали портновские ножницы миссис Хайнс и фонтаном била кровь.