Меня злит происходящее, раздражает, что со мной, по сути, никто не считается, если Мраку я неосознанно, а может, и осознанно, все прощаю, то родители, Бен… с ними не хочется ни видеться, ни говорить. Прав был Мрак, говоря, что мной играют, всю жизнь так делали, а я позволяла, думая, что решаю что-то, а на самом деле — решали они. Даже, если так подумать, все ими подстроено. Не случайно ведь Бена взяли в компанию отца? Вроде как совпадение, никто никого не знает, ни мой отец Бена, ни Бен его, да и, что со мной он — тоже, но не верится мне в такие совпадения. Новый сотрудник, сразу же хорошая должность, а после вообще — директор. Не удивлюсь, если и Бена родители выбрали, а мне просто подсунули этот "идеальный вариант". И ведь не подкопаешься, он жил в другом городе… Хотя… почему меня не смутил тот факт, что он так просто переехал ко мне? Почему я думала, что он меня так любит и ценит, что считается с моими стремлениями добиться чего-то здесь? Почему не подумала, что это могло быть запланировано раннее, а переезд, если он вообще был — оговорен? Почему не думала, а сейчас эти мысли появляются? Неужели я могла быть столько лет такой слепой? Непроходимая дура, пешка в умелых руках… Даже эта доморощенная самостоятельность, стремление стать карьеристкой — воля родителей. Сколько себя помню, родители всегда ставили в пример Дэвиса, а я, как бы ни хотела, засматривалась на него, хотелось стать похожей. Не зря говорят, если человеку говорить каждый день, что он свинья, однажды он захрюкает. Вот и я удачно хрюкаю. Боже… И ведь уже ничего не изменить, я уже и сама не знаю, что мое, а что навязанное. Еще и мужчина рядом не упрощает ситуацию. Если раньше мы виделись с ним только ради одного, то сейчас встречи с ним мало напоминают прошлое, хотя, что тут говорить, секс — движущая сила, наша основа, но… давление, это нескончаемое давление с его стороны выматывает все имеющиеся силы, а воспротивиться страшно. Страшно последствий, ведь Мрак не ласковый и пушистый зайчик, может и придушить ненароком.

Дядя говорил: "продержись месяц", да? Уже чувствую, что месяца мне не выдержать, я пошлю к черту Дэвиса со своим наследством, да даже самого Мрака, хотя от последнего я скорее сбегу, в прямое противостояние так и не осмелившись вступить, хоть, когда он весь такой из себя "злобный начальник", очень хочется. Ведь это не сексуальная игра, где я сама, по доброй воле, становлюсь в позу, это жизненное испытание, а Маркус только то и делает, что испытывает меня на прочность. Помнится, я думала, секс станет помехой в наших деловых отношениях. Если бы только это, еще можно было бы как-то мириться, а так…

Маркус не давал поблажек, вообще. Любовница, девушка? Шутите. Ему все равно, кто ты, какое положение занимаешь, работа, вот о чем ты должен думать. Я думала, Дэвис — сложный начальник. Ха, и еще раз ха, он плюшевый мишка по сравнению с Маркусом. В офисе Маркуса — тишина, все сотрудники вышколены по струночке. Любое указание — моментальное исполнение. Как блестят полы в офисе идеальной чистотой, так и коллектив: одеждой, поведением, исполнительностью. Однажды я задала вопрос одной из многочисленных, но крайне молчаливых сотрудниц: (что удивительно даже женский серпентарий, во многих офисах кишит сплетнями, — здесь отличительный — никаких ни сплетен, новостей, ничего) почему они все это терпят? На что получила краткий, но емкий ответ: "с такой-то зарплатой землю будешь грызть". Какая именно у нее зарплата, я так и не выяснила. Люди здесь вообще не отличались разговорчивостью, что сказать, какой начальник, такой и состав компании, только я не вписывалась, не потому, что не хотела, или отсутствие разговоров как-то на меня влияло — нет. Просто я была любовницей, и мне казалось, все об этом знали, да и Маркус не разубеждал, зачем ему это? Его все устраивало, я бегала по этажам по его поручениям, когда он был занят, а когда свободен — удачно проводил время с моим участием в горизонтальной плоскости. И все бы ничего, да только он завалил меня работой. Бумажной, электронной, любой, я была и девушкой на побегушках, и личной секретаршей, к слову, у него были для этих целей и та и другая, но все обязанности были возложены на меня. Чему он меня хотел этим научить? Непонятно. Но ноги ломились от усталости, что не удивительно после целого дня на шпильках, а мозг плавился от перегруза, отказываясь соображать. Вечерами я была похожа на выжатый лимон, но это его не останавливало от вызова к себе на ковер. И слова "на ковер", в данном случае, имели самое что ни на есть прямолинейное значение. В одни дни я злилась на него за его потребительское отношение, за ту ложь, что скармливал мне на протяжении длительного времени. Злиться вообще было на что, но моя злость была больше похоже на недовольное сопение, которое, впрочем, Маркуса только забавляло, он не воспринимал меня всерьез, а в другие — просто не было слов, меня снедала усталость. Маркус же все также молчал о прошлом, о себе, а я в какой-то момент не выдержала. Никогда не любила ссор, никому не нужного ора, который выматывает обе стороны, но эмоций накопилось много, а сдерживание вылилось… в то, что я, ни с того ни с сего, когда мы вернулись с работы, накричала на него. Маркус даже не успел переодеться, да и вообще еще толком не зашел в комнату, как я набросилась на него.

— Как же ты меня бесишь. Не уважаешь, унижаешь, пользуешься, как какой-то доступной вещью, а мне надоело. Ты, Дэвис, родители, все вы одинаковые. Жизнь мою прописали, как удобно, как хочется, а мое мнение никому не интересно. Даже тебе все равно. Ляг, ноги раздвинь. Знаешь, что, а пошло оно.

— Стой, Энн, — слышу вдогонку, когда уже почти выбегаю за дверь, но мне все равно.

Не остановит, а бегать за мной не будет — это же выше его достоинства. Я выбежала из квартиры, дома. Ноги несли вперед, подальше от моего личного кошмара под названием жизнь. Сколько бежала, не помню, но, очутившись в каком-то парке, всхлипнула опустившись на колени. Плач, больше похожий на вой раненного животного, вырывался судорожными всхлипами из моего горла. На меня странно косились прохожие, но мне было все равно. Я практически никого не видела, была слишком поглощена собой и своими переживаниями. Разве может быть у нас нормальное будущее? Нет. У людей, между которыми одна голая страсть и крышесносный секс, а в остальном одни сплошные тайны, ничего не может быть. От отчаянья хотелось выть. Никому не нужна на самом деле, ни Бену, внимание и ухаживания которого показные, а его честное обращение — шлюха, ни родителям, которым вообще наплевать на мое мнение, чего хочу, они уже все для себя решили, зятя даже выбрали, а что хочу другого, мало кого волнует. С Мраком вообще отдельная история, не любит, лишь пользует тело. Одна механика, чувствами и не пахнет. Нет доброй ласки, одни команды да указания, а мне так это надоело…

Нет, вначале это захватывало, со мной долгое время носились, пылинки сдували, во всяком случае, пока следовала намеченному сценарию, а Мрак… Ему было все равно, легко мог унизить, показать место — в прямом и переносном смысле. Но постоянное третирование на работе и потребительское отношение переполнило мой лимит терпения. Мрак относился ко мне не лучше, чем к мебели, будто я для него никто. От этого даже больнее, чем от хлестких ударов. Если физическая боль, как бы я не отрицала, вносила остроту, доставляла несравнимое наслаждение, то морально выносить безучастие, даже некую отстраненность человека, которому отдавала всю себя, невозможно. Вот и сейчас клубок жгучей боли и ярости не то на себя за свои чувства, не то на него за их отсутствие, не давал нормально дышать. На что я вообще рассчитывала? Чего хотела от мужчины, который сразу же обозначил свое ко мне отношение? Как и все девушки — любви? Да только от бесчувственной скотины любовь — неоправданное ожидание.

Продолжая всхлипывать, я не заметила, как ко мне подошел мужчина, и лишь прикосновение к плечу вывело меня из мира слез и горечи. Я посмотрела на посмевшего потревожить меня в момент самоедства, и в тот же миг прошлое настигло меня. Все так тщательное спрятанное моим раненным разумом в столь раннем возрасте обрушилось одним сплошным потоком. Я уставилась в глаза мужчины с ужасом. На губах замер крик, который так и не покинул моего рта, потому что весь воздух будто выкачали из легких. Это не может быть правдой, вопил мой разум сигнальными огнями. Этого не может быть.

— Рассказал, да? — Угрожающей змеей навис надо мной мужчина, но я только и хватала ртом воздух в тщетной попытке позвать на помощь.

— Вспомнила. — Констатировал, выплюнув, он, а после мир померк.

Последнее, что я почувствовала, прикосновение к шее, и холодное, отрешенное:

— Давно нужно было это сделать.

Мысли так и не смогли сформироваться, объятые первобытным ужасом, тем самым — детским, который заблокировал многие воспоминания. Мозг не успел разобрать угрожающее послание, как был отправлен в другой мир — без чувств, полного забвения.

ГЛАВА 21

Приходила в себя с неохотой, голова раскалывалась, будто по ней прошлись сотня молоточков. Я зажмурилась, вспоминая, где могла так напиться, но в голове было пусто. Вообще пусто, я даже не могла вспомнить, как меня зовут. Это испугало. Что могло со мной произойти? Но сознание продолжало упорно молчать. За дверью слышалась какая-то непонятная возня, не то крики, не то ругательства, мало что понимая о происходящем, я открыла глаза. Обведя незнакомую обстановку взглядом, я зажмурилась снова, надеясь, что мне это поможет что-то прояснить, но оглушительная пустота в голове не добавляла ясности, наоборот, пугала. Попробовав пошевелиться, поняла, что не могу. Слабость во всем теле не давала двигаться. Какое-то время я так и лежала, смотря в потолок, в тщетной попытке что-либо вспомнить, прежде чем незнакомый, но довольно симпатичный мужчина, зашел в комнату. Калейдоскоп эмоций промелькнул на его лице: облегчение, радость, неверие, прежде чем они исчезли перед появившейся настороженностью.