— Надеюсь, что парни не понадобятся, они неплохие, правда, но я хочу, чтобы рядом был ты.

Такая эмоциональность находит, что я просто не выдерживаю, говорю, что думаю, не взирая на последствия, и в любви каждый день признаюсь, и улыбаюсь, когда вижу его. Да и мужчина, на удивление, меня не останавливает, не рычит в ответ, снисходительно относится к моей нежности, да что там, даже сам одаривает — вот как сейчас, обласкивает взглядом так, что и слов не нужно — все и так ясно. В такие моменты хочется обнимать его, прижиматься к сильному плечу или к ноге, как он любит, правда, с ростом живота, не настаивает.

— Не все мечты сбываются, — пожимает плечами и, развернувшись, выходит за дверь, бросая напоследок. — Звони, если что, даже если ложная тревога или что-то показалось.

— Хорошо, — шепчу вслед и откидываюсь на диван, думая о том, насколько он прав.

Я хотела быть когда-то бизнес-леди, стоять во главе компании, руководить людьми, как мой дядя, быть успешным управленцем, а в итоге сижу дома, беременная, и никем не управляю, разве что говорю домработнице, что мы будем на ужин, пока Маркус выполняет то, что хотела я… но главное не это, главное — он отстаивает нас и справляется со всем тем, что на нас свалилось.

Четыре месяца не такой большой срок для изменений, но не в нашем случае, и причиной тому даже не моя беременность, хотя именно она и сыграла важную роль. Он попросту знал куда больше меня, намного больше, даже о моей беременности узнал раньше, хотя вроде как женщины это должны чувствовать, только я не чувствовала, потому даже не представляю, как он о ней догадался… Я не делала тестов, не думала о задержке вовсе, да и не до нее было, я даже на это не обратила внимание, как девчонка восемнадцатилетняя, но вот Мрак учел или вычислил, а может, просто догадался — он не признается до сих пор, откуда знал, и сделал выводы. Нет, о беременности он мне ничего не говорил, не аргументировал ею при отъезде, нет, просто не давал права на выбор, как всегда решив все за меня.

Мы улетели в другую страну и, как бы я не сопротивлялась, Мрака нельзя было переубедить вернуться, а может быть, мое сопротивление было вялым, ведь, по сути, он был прав во всем. Что меня держало в родном городе? Семья, что оказалась насквозь пропитана лицемерием и фальшью? Или работа, карьера, что полетела крахом, стоило мне перевестись в компанию Мрака? Нет. Меня ждал разве что дядя, но я не знала, как посмотреть в его глаза, зная правду о том, кто он мне. Мы созванивались, да. Он даже шутил о свадьбе с Мраком, хотя о ней и речи не было. Я ведь знала, на что подписывалась, начиная отношения с таким мужчиной, соглашаясь на его условия, и пусть от них не осталось и следа, а мы давно вышли за пределы "Плазы" — ничего не изменилось. Слова любви не звучали, объятья не стали нежнее, бережней, да… возможно, но, наверное, по совсем другой причине, а не той, что мне бы хотелось, и все же прогресс наметился, а мое влюбленное сердце в этого невозможного мужчину хочет верить, что это не только из-за ребенка.

Позже, когда мы были за сотни километров от дома, он все же объяснил причину такого скорого отлета. Моя выходка дома, так он называл мое своеволие, не осталась незамеченной, а ведь он меня предупреждал, говорил, что пока не решит все, чтобы я не высовывалась — вела себя как прежде, но я разве думала? Нет, меня вели эмоции, слишком сильные, чтобы думать головой, чтобы понимать последствия. Я ведь боялась больше всего реакции Мрака, а вот о других и думать забыла, понадеявшись, что отец меня не предаст. Мрак же предполагал наличие подслушивающих устройств в моем доме, ведь отец клялся Мраку, я с ним так и не разговаривала, игнорируя его звонки, как и мамины, что не рассказывал обо мне и о том, что я все помню, когда Мрак прижал его к стенке, узнав, что на меня готовится покушение. Откуда Мрак об этом всем узнал? Почему, когда я была одна, меня никто не схватил? Не убрал? Не сделал мишенью? Я так и не выведала, лишь была благодарна за влиятельных друзей, ведь наверняка кто-то ему сообщил, и предосторожность Мрака. Хотя, может, я и ошибаюсь, а мишенью я была не раз, просто команда охраны у меня хорошая — до нашего вылета — незаметная.

ГЛАВА 31

Мрак приезжает домой без настроения и оно, естественно, передается мне, хочется подойти спросить: "что произошло, все ли нормально?", но я останавливаю себя, чувствуя исходящую от него ауру недовольства. С ним вообще сложно невероятно, он закрыт на несколько засовов, запечатан от проникновения посторонних. Его мир, даже не смотря на то, что мы живем вместе, делим постель, быт, остается для меня тайной, как и мысли… Сложно понять, что творится в его голове, и хоть я, в какой-то мере, уже привыкла к его такой неразговорчивости и скрытности, все равно как-то не по себе от этой мрачной энергетике.

И так каждый день… порой сдерживать себя и не атаковать его миллионами вопросов невероятно сложно, а выхода как такового нет, потому я бываю — несдержанна, настойчива в своем желании узнать, что происходит. Ведь никуда особо выходить мне нельзя, даже на улицу и ту ненадолго, потому как Мрак уверяет, что есть опасность для моей жизни. Я доверяю ему, у меня-то и выбора нет, потому что Мрак не только защищает, но и содержит, ведь, по сути, у меня ничего нет, а что было осталось в другой стране. Здесь же даже собственной карточкой не разрешает пользоваться, что додумалась захватить в спешке, собираясь уезжать, но она оказалась бесполезным пластиком — ненужной и заброшенной в его столе. И не знаю, какая в этом случае причина важнее, точнее основная, не позволяющая мне рассчитываться за себя самой, чтобы меня и мое местонахождение не выследили или же, чтобы я полностью зависела от него. Отчего-то кажется, что второе. Зависимость ведь тоже один из способов подчинения.

— Что-то случилось? — Спрашиваю, заламывая руки.

Язык враг мой, ругаю себя. Знаю, что он не любит моих бесполезных, в данной ситуации, метаний, потому как в сложившихся обстоятельствах от меня ничего не зависит, но неуемное любопытство и желание узнать, что с ним происходит, делает меня бесстрашной.

— Ничего такого, — отмахивается, чтобы после огорошить.

— Твой отец здесь, — резко перепрыгивая со спокойного тона в недовольный, в только ему присущей манере, пугает.

— Папа? Он знает, что мы здесь? — Спрашиваю, нервно сглатывая.

Если отец здесь — это плохо, очень плохо…

Я ведь думала, этот дом моя крепость, ошибочно полагая и надеясь, что никто не знает, где я, а Мрак всего лишь лишний раз страхуется, опасаясь за мою жизнь.

— Еще бы ему не знать, — усмехается.

— Чего он хочет? — осторожно спрашиваю.

Нельзя Мрака злить, когда он в таком настроении, мне может не понравиться результат, и сейчас я будто около обрыва хожу, на самом краю, щекоча себе нервы. Не то, чтобы он меня наказывал физически, давно этого не было, да и то, что было, скорее и не наказание вовсе, так… ведь от наказания не получают удовольствие. Но когда он вот такой — недовольный, задумчивый, сложно предположить, что твориться в его голове. Мрак может и не бить, но он найдет способ сделать так, чтобы я лишний раз слово побоялась сказать, но мое любопытство неуемное. Именно моя вспыльчивость и нежелание думать головой прежде, чем говорить или делать, причина многих моих бед, но и умнее я, видимо, не становлюсь, из раза в раз совершая те же ошибки. Даже не останавливает его предостерегающий взгляд, означающий — "осторожней, девочка, ты ходишь по тонкому льду". Мазохистка.

— Увидеться с тобой.

Повисает тишина, мрачная такая, неприятная.

— Мне это не нравится, — озвучивает задумчиво то, о чем все мои мысли.

— Думаешь, он их посланник? — Не могу скрыть в голосе дрожь, что охватывает тело при мысли о том, что может что-то случиться. Даже не со мной, за себя я так не переживаю — с ребенком.

— Не знаю, потому и не нравиться его появление. Ненавижу, когда происходит что-то незапланированное.

Я киваю, согласная с ним полностью. Ой, не к добру это.

— Хочешь увидеться с ним? — спрашивает.

Я неопределенно пожимаю плечами в ответ.

Ну, что он мне скажет? Что не хотел? Так ничего уже не исправить. Да и я сейчас не в том положении, чтобы подвергать себя двойному риску. Я хочу быть Мраком, предполагаю, что именно ребенок наш путь к счастливому будущему — звено, что сможет соединить нас прочной нитью, когда все останется позади.

— Подумай, — говорит и, вставая, бросает предостерегающий взгляд на меня, прежде чем выйти из комнаты, означающий, что я не должна идти за ним.

Наверняка опять направился в кабинет, в котором проводит больше времени, чем в собственной кровати со мной. А меня огорошил новостями. Теперь сиди, думай, какова причина приезда отца. Да только о чем тут думать? Я не должна идти на встречу с ним. Не должна снова пускать его в свою жизнь, но маленькая девочка во мне, что помнит детство, папу… другим — добрым, заботливым, когда еще не было всего того, во что он ввязался, строя не то свою репутацию, не то бизнес, плачет, прося, чтобы я с ним встретилась. Но я давно уже не маленькая, и детство прошло…

Да, возможно, сложно заработать честным путем, это сейчас он вроде как честный бизнесмен, но разве деньги, репутация, влияние стоят жизни? Здоровья дочери? Не думаю.

Я долго ворочаюсь, не могу уснуть, мысли не дают покоя, ведь вместе с приездом отца — мыльный пузырь, в котором я находилась четыре месяца, лопает. Нет чувства безопасности, даже с браслетом на руке, даже с Мраком где-то в доме. Злюсь на себя, свою жизнь, что не может быть нормальной. Все у меня не как людей.

Слышу звук открывающей двери в спальню и замираю, сердце так и норовит выскочить из груди, беспокойно стучит в страхе, что меня уже нашли и придет расплата. Правда, я до сих пор не понимаю, за что расплачиваюсь? В чем я виновата? Ведь молчала столько времени, ничего не рассказала ни об отце, ни о Мраке и о его подельниках, да, даже о том мужчине из парка, портрет которого смогла бы нарисовать с закрытыми глазами. Ведь если детские воспоминания хоть и вернулись, но все равно в какой-то мере стерты, как старая испорченная кинопленка, вроде бы видишь, помнишь картинки, но все как в тумане, то похищение из парка свежо в памяти. Но я не сделала ничего, как и просил Мрак, как намекал отец, я просто сдалась течению, но эти люди не останавливаются и остановятся ли они вообще когда-то? Слишком сильно я им мешаю, слишком большие ставки, чтобы пустить на самотек мою осведомленность.