— Да.

— Но… — хочу сказать что-то еще, но мне не позволяют, в прямом смысле этого слова, просто-напросто закрывая рот пальцем.

— Тихо, Стайл, могу устроить вашу встречу, когда мы вернемся, с ней все нормально, не беспокойся так.

— А мы можем вернуться? — Изумленно спрашиваю, нервно теребя сережку в ухе.

Я хочу вернуться, правда, вакуум, в котором я нахожусь, порой напрягает, мне хочется вернуть если не прежнюю жизнь, то хотя бы ее подобие. С дядей увидеться, наконец, поговорить о том, как так получилось, что я его дочь. Да и Бекка беспокоит, пока не увижу ее — не поверю, что все хорошо.

— Да, но немного позже, не сейчас.

— Откуда ты столько знаешь? О Бекке, обо всем? — Это, скорее, не вопрос, так — констатация.

— Я же говорил, что все держу под контролем.

Все… Это не вмещается в моей голове, как можно ВСЕ держать под контролем, но мужчина искренен в своих словах, а мне остается только проанализировать происходящее со мной, чтобы понять, что это правда. Немного страшная, на самом деле, но правда.

*24/7 — тематические отношения, носящие непрерывный характер, продолжающиеся 24 часа в сутки, 7 дней в неделю (в отличие от сеансовых форм БДСМ).

ГЛАВА 33

Время летит слишком быстро, когда над тобой больше не нависает угроза. Оно тут же ускоряет свой бег, а ты, наконец, перестаешь постоянно оглядываться назад в поиске людей, что желают тебе зла. Ведь если Мрак сказал, что он договорился и нам больше незачем опасаться — так оно и было. Бекку с Мраком мы больше не обсуждали, я только несколько раз спрашивала, все ли хорошо, больше не затрагивая тему, о которой мужчина не особо хотел разговаривать, он вообще редко что-то объяснял, постоянно твердя: "я все решу, обо всем подумаю, расслабься", но разве тут усидишь на месте? Успокоишься, когда столько всего происходит вокруг? Мне было о чем подумать.

Да, пусть он говорил, что подруга добровольно… что? Даже язык не поворачивается такое выговорить. Попала в рабство? Стала вещью? Или это такие жесткие тематические отношения, когда он полноценный хозяин, а она рабыня? Сложно представить, что она могла на такое согласиться. Ей стоило обратиться в полицию еще когда произошел первый инцидент, тогда она больно была похожа на жертву насилия. Ну и что, что забыла стоп-слово, это не умаляет того, что он с ней сделал. Единственное, что осознавала — я ничем не помогу. От меня ничего не зависит, и если Мрак говорит, что она принимает такие отношения — я не смогу на это повлиять, только иногда интересоваться, все ли с ней нормально, но Мрак уверял, что да, а я склонна ему верить, особенно после всего, что он для меня сделал.

Меня так напугала та перестрелка, я думала, может случиться все, что угодно, а мужчина не просто вышел из нее невредимым, но и договорился о нашей безопасности. Это говорило об очень многом. Правда, меня смущала психолог Марисса, с которой пришлось познакомиться, наслушаться сладких речей, а после увидеть собственными глазами, как на моего мужчину кладут не только руку, но и глаз. Когда же я сказала, что не хочу к ней больше ходить, и уж если он переживает о моих срывах, то лучше найти другого врача, Мрак внимательно на меня посмотрел и, улыбнувшись, спросил.

— Ты ревнуешь, да? — Я в ответ кивнула.

Скрывать не было смысла, изо дня в день я становилась только больше… Это же нормально, когда чувствуешь себя не достаточно красивой — ревновать?..

— Зря, Стайл, она никто, — с уверенностью сообщил, и я тихо выдохнула.

Даже если когда-то моя няня с этой девушкой дружила — это не делает ее близким другом, чтобы вот так бесцеремонно лезть в личное пространство. Радовало, что и Мрак это признает. Значит, мне не о чем переживать.

Да только всегда найдется из-за чего беспокоиться. Да, висевшая угроза отступила, позволив мне насладиться неким спокойствием, но теперь появились мысли о родах. Они оттесняли все. Я ждала их со страхом, не паническим, нет, больше нервным таким, все боясь, что что-то пойдет не так. В такие моменты, иногда особо раздражающий характер Мрака был как нельзя кстати — он своей непоколебимостью, уверенностью вселял и в меня спокойствие. И все же не хватало семьи… Дружной, большой, радостной.

Когда-то я думала, что если однажды буду ходить беременной, на радость родителям, ведь они часто говорили, что хотят внуков, то они будут вместе с мужем окутывать меня своей заботой, мама печь что-то вкусненькое, а отец скупать все магазины. Да только реальность оказалась далека от каких-то там мечтаний. Не в нашей семье такое ожидать, не с нашей ситуацией. Отец, после нашего с ним разговора, больше не звонил, а Мрак сказал, что он тут же уехал после нашей встречи, и я даже была в какой-то мере рада, обвиняя его во многом, но вот матери не хватало. Она всегда умела находить нужные слова, во всяком случае, до того, как мне открылась вся правда. Но даже в тех редких разговорах, которые иногда, впрочем, случались, между нами стояла тяжелая, давящая своей энергетикой, недосказанность, смешанная с обидой. А вместо мужа и вовсе парень-любовник, ведь о чем-то серьезном между нами речи не было, хотя куда уж серьезней? Я живу с ним, сплю, ребенка от него жду, и все же… то ли воспитание играет со мной злую шутку, то ли любовь ослепляет, заставляя верить во что-то такое же нереальное, как солнце ночью, и ждать признания, свадьбы…

— Мы можем вернуться, — слышу голос мужчины за спиной.

— Что? — Неверяще озираюсь на только что вошедшего Мрака.

Вот никак не ожидала такого заявления. Осталось всего лишь каких-то два месяца до родов. Я и так постоянно на взводе, переживаю, чтобы все прошло хорошо. Да, пусть нам больше не угрожают, Мрак даже часть охраны распустил, давая мне вдохнуть глубже без постоянно надзора, но переезд…

— Можем вернуться домой, — повторяет, будто я не услышала, но я — прекрасно, просто не могу осознать.

Присаживаюсь на диван, возле которого стояла, задумавшись, и серьезно обдумываю. Не время сейчас возвращаться. Не время. На душе и так постоянно неспокойно.

— Давай не сейчас, Мрак. После родов. Только-только перестала бояться нависшей угрозы, — запустив ладонь в волосы и сжав их, проговорила, — кажется, что если мы вернемся прямо сейчас — все повторится, — выдохнула печально. — А я не могу и об этом переживать, знаешь же, как боюсь предстоящего.

— Знаю, — кивает, — но не стоит, Стайл, ты здоровая, ребенок тоже — все будет хорошо. А об остальном не стоит волноваться. Я же говорил…

— Что ты все решил, — заканчиваю предложение за него, — но ты так ничего и не рассказал, — укоряю.

Он в ответ прищуривается, рассматривает внимательно, будто думает, оценивает, стоит ли мне рассказывать, а я молчу, не шевелюсь, боюсь спугнуть. Он так мало, так редко со мной делится.

— Я расскажу, но ты не психуй сразу же и не рвись что-то менять.

— Хорошо, — киваю, замерев в ожидании ответа.

— Теперь я в их команде, — ответ приговор, — снова.

Не может быть. Невозможно.

— Что? — Округляю глаза в попытке объять необъятное.

Это какой-то перевернутый мир.

— Не было выбора, — становится более серьезным на глазах, — я не могу изменить всю систему, как и уничтожить ее. Только поспособствовать изменениям. У меня не было шансов, а они бы никогда не успокоились.

— Но почему ты? — Тихо шепчу.

Не хочу в это верить, просто не хочу.

— Так я хотя бы смогу контролировать происходящее, тебя защитить. Ты же понимаешь? Да?

А я не знаю, что сказать. Соврать? Уверить его в том, что все нормально? Но это не так. Далеко не так. Эти люди уничтожили что-то во мне. Много лет я балансировала между "нормально" и "идеально", когда на самом деле все было фальшью. Даже мои желания не были моими. Потому что часть личности они уничтожили, стерев важные воспоминания, выстраивающие мою нервную систему, и теперь мужчина, которого я люблю, от которого в скором времени жду ребенка, говорит мне, что он работает на компанию снова? Это не вмещается в моей голове. Просто не может вместиться. Это путь в никуда, это дорога в ад.

— Стайл? — Спрашивает Мрак осторожно, увидев, что я так и замерла, выискивая признаки шутки на его лице.

Он же не может говорить это серьезно? Это не выход. Наоборот. Но по его взгляду, обращенному на меня, обреченно понимаю — это приговор. Для меня, для нас. Я не смогу нормально спать с мужчиной, зная, что это он участвует в проводимых опытах, договаривается об именах жертв, по-другому не назвать тех, кто попал под прицел организации.

— Как так вышло? — Хриплю я, голоса нет, эмоций тоже, вместо них черная дыра.

— Мне помогли.

— Тебе всегда кто-то помогает. Неужели нельзя было по-другому? — Мой голос жалкий, похожий на писк.

— Нет, — отрицает он, поспешно добавляя успокаивающим тоном, — я вижу по лицу, что ты не готова к правде, но, Стайл, это наш залог безопасности.

— Уж лучше бы была опасность, чем ты снова в этом участвовал.

— Это не жизнь.

— А разве это жизнь? Ты превратишься в одного из тех монстров, — обреченно заключаю.

— Стайл, девочка, — заключает меня в объятья, присаживаясь возле меня в попытке достучаться, успокоить, но это нисколечко не помогает, наоборот. В его объятьях меня, наконец, прорывает.

Слезы льются непрерывным потоком. Шепчу бессвязно — "зачем, почему, тебе все равно на меня, ты меня не любишь", а Мрак обнимает в ответ крепко-крепко, будто это может меня утешить, успокоить, но не успокаивает… Вдыхаю его запах, всегда вызывающий у меня бурю чувств, пытаясь найти выход, но его нет… просто нет.

— Тебе нельзя нервничать, успокойся, — слышу его настойчивое.

— Нужно об этом было раньше думать, когда соглашался на их условия, — шепчу сквозь слезы.