Вы та самая Джессика! – восклицает невероятное видение, заключая меня в свои густо пахнущие чайной розой объятия. Вы должны понять: я никогда не обнимаюсь с незнакомыми людьми! Но этой женщине, похоже, нет абсолютно никакого дела до всех моих принципов, она как огромный вражеский таран, пробивающий двери осажденной крепости силой своего обаяния.

Продолжаю пребывать в неком моральном ступоре, но, по крайней мере, закрываю рот... и словно плыву на волнах дикой розы, запах которой обволакивает блондинистую незнакомку, как доспехами.

Я вас сразу узнала по описанию моего сына, –  заглядывает она мне прямо в глаза, словно пытаясь прочитать в них мой откик на каждое свое слова. Но отклика пока нет, и незнакомка продолжает: –  Пауль, Пауль Шрайбер, мой сын, вы познакомились с ним на этой площадке пару дней назад. Он сказал, что наши мальчики неплохо поладили между собой... сказал, что вы любите читать, прямо как он сам, хотя я, если честно, до сих пор не понимаю, в кого он такой у меня уродился... Я, знаете ли, вообще не люблю чтение, ни-ни, это не мое, скучно, зато я люблю готовить! Особенно печь. А вы любите печь? У меня превосходно выходят кексы и тортики...

Я окидываю внимательным взглядом тонкую фигурку своей визави: если она и любит печь, скептически думается мне, то сама явно своими печеностями не злоупотребляет – я даже втайне позавидовала ее формам, что уж душой кривить. Незнакомка на диво как хороша, кукла Барби в сравнении с ней – жалкая деревенщина: идеально уложенные пушистые локоны, пухлые розовые губки в сочетании с огромными черными ресницами (и дело даже не в том, что в природе таких вовсе не существует, главное, что она выглядит гламурной моделью с обложки журнала, которых вживую мало кому из нас, простым смертным, доводилось видеть), даже ее огромный смартфон с большими искусственными ушками, покрытыми стразами, зажатый в ее левой руке, выглядит естественным приложением к этой невероятной женщине.

И так как я продолжаю молчать, то эта невероятная модель с обложки журнала снова поясняет, поясняет так, словно я неразумный ребенок, нуждающийся в особом подходе:

Пауль, он сидел с книгой, а наши мальчики строили замок из песка...

Ее тон заставляет меня улыбнуться, и я говорю:

Да, я помню Пауля. Очень хороший мальчик!

Да, все мои мальчики чистое золото! – воскликцает женщина с материнской гордостью в голосе, и эта материнская чуткость так диссонирует с ее внешним видом, что я впервые задумываюсь о том, а много ли я вообще знаю о жизни, несмотря на кучу прочитанных книг. Во мне рождается любопытство... Эта женщина мне любопытна! – У меня их трое, представляете! – продолжает она между тем. – Еще вчера мне было шестнадцать, а сегодня – я мама троих детей! И они так быстро растут...

Мать троих мальчиков продолжает мне улыбаться, а потом хватает мою ладонь и добавляет:

Мы только что переехали в Нюрнберг и совсем никого тут не знаем, а потому это такое счастье познакомиться с вами, Джессика. Вы должны непременно прийти к нам на чай! Я испеку клубничный торт со взбитыми сливками... или шоколадный с орехами пекан... Который из них вы предпочитаете больше всего? – я не успеваю еще даже опомниться, а она уже снова продолжает: – Нет, ничего не говорите. Лучше я испеку оба, чтобы вам не пришлось выбирать. Как вы на это смотрите?

Отрицательно! Вот что хочется воскликнуть мне, схватив Элиаса под мышку и убежав домой самой короткой дорогой. Но я вежливо молчу ровно две секунды, решая как бы так потактичнее отказаться как от самого этого чая, так и от навязанного мне знакомства в целом... Обрезать на корню, так сказать. Но пока я продолжаю молчать, незнакомка без имени добавляет:

Паулю вы понравились, я это сразу поняла. Он редко сходится с кем-то столь быстро... Приходите, к примеру, сегодня вечером. Непременно всей семьей, конечно! В семь вам будет удобно? Думаю, к этому времени я вполне управлюсь...

Мои губы, как бы независимо от меня самой, складываются в безрадостную полуулыбку и произносят:

Да, конечно, почему бы и нет.

Ах, это было бы так чудесно!

Блондинка снова расцветает счастливой улыбкой и, протянув мне руку, наконец представляется:

Меня зовут Хелена и с этой недели я живу на Земмельвайсштрассе – совсем недалеко отсюда, – она указывает рукой в сторону противоположную данной улице, – и мне очень приятно с вами познакомиться, Джессика! Надеюсь, мы станем c вами добрыми друзьями.

От подобной перспективы меня даже слегка подташнивает, но я продолжаю мужественно ей улыбаться.


                                                                  2 глава.


                                                                                 «Таким был прежде мой Лис. Он ничем не                                                                                            отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете».

                                           ***************************


«Меня зовут Хелена, и мне очень приятно с вами познакомиться, Джессика!», я целый день прокручиваю в голове свое нынешнее знакомство с настоящей живой куклой Барби и каждый раз недоумеваю, как же это меня так угораздило согласиться на этот пресловутый вечерний чай... Не иначе, как меня одурманили ее розовые духи или загипнотизировала ее искренняя, доброжелательная улыбка! Она была так по-настоящему рада мне, что я не смогла сказать привычное «возможно, однажды» и ляпнула непонятно что.

Мне вообще не нужна подруга! Мне вполне хватает Юргена, чтобы делиться  с ним всем наболевшим...

Муж как раз возвращается с работы, дребезжа за дверью ключами, но я опережаю его –  распахиваю входную дверь и кидаюсь ему на шею. Он такой родной, такой уютный... такой понимающий.  Утыкаюсь на секунду в изгиб его шеи, замираю – как же хорошо! – а потом стремительно огорошиваю такими словами:

Дорогой, мы сегодня идем на чай! Надевай смокинг и будь готов к потрясению...

Потрясением станет уже сам факт надетого мною смокинга, – в тон мне отвечает мой муж, –  которого, заметь, у меня даже нет... Что случилось?

Я нервно вышагиваю из угла в угол.

Сегодня я познакомилась кое с кем и этот кое-кто пригласил нас на чай, – неуверенно выдаю я, следя за реакцией своего мужчины.

Этот «кое-кто» меня уже пугает, – улыбается он, стягивая ветровку. – Ты сама не своя, как я посмотрю...

Ты же знаешь, незнакомые люди меня напрягают.

Тогда зачем согласилась?

Это мама того мальчика с книгой, помнишь, я тебе рассказывала о нем?

Муж молча кивает.

Сегодня мы идем к ним на чай с тортом. Она обещала испечь клубничный... или шоколадный... или оба. Я не знаю! Это все так странно.

Юрген молча привлекает меня к себе и целует в макушку.

Я рад, что у тебя появилась подруга, – говорит он с улыбкой. – И не паникуй по пустякам!

Я не паникую! – возмущенно восклицаю я, хотя, да, паникую, еще как паникую. – И вовсе она мне не подруга. Ты бы только видел ее : она настоящая кукла Барби!

Тем интереснее. Жду этой встречи с нетерпением!

О, я мысленно стону, как он может быть таким невозмутимым, когда я вся извелась от волнения!

И вовсе она мне не подруга, – повторяю я вслух, еще и не подозревая, что эта мантра бессильна против маленьких, златокудрых блондинок, заманивающих наивных чаехлебателей своими клубнично-шоколадными тортами со взбитыми сливками.


Юрген крепко держит меня за руку, когда мы переступаем порог дома Хелены Шрайбер, маленького двухэтажного коттеджа в десяти минутах хотьбы от нашего дома – должно быть, Юрген боится, что я дам деру. Ну право слово, не такая уж я и дикарка! Тем более, что и Элиас и  моя десятилетняя дочь Ева, встретили сообщение о походе в гости с невероятным воодушевлением. Оба едва ли не пританцовывают от нетерпения...

Хозяйка встречает нас объятиями и поцелуями в щечку (никогда не понимала этого странного обычая!), Ева даже хихикает от восторга, за что я награждаю ее сердитым взглядом, Элиас же сразу же скрывается из виду вместе с Томми, который увлекает его в экскурсию по собственной комнате.

Пауль со смущенной улыбкой жмется на пороге кухни, откуда распространяются одурманивающие запахи свежей выпечки.

Здравствуй! – обращаюсь я к нему с улыбкой. – Вот мы снова и встретились...

Не стоило мне рассказывать маме о нашем знакомстве, – отзывается он смущенным голосом. – Не думал, что она будет навязываться вам...

Вот, значит, почему он выглядит таким смущенным – ему претит материнская жажда общения, которая для него граничит с навязчивостью. Ох, как я его понимаю! Но вслух говорю о другом:

Глупости, я очень рада этому знакомству.

По его глазам вижу, что он мне  не верит, но в этот момент подходит Юрген и протягивает парню руку, после чего они заводят абстрактный разговор о Мюнхене. Я иду на кухне, где Ева бойко пархает от тарелки к тарелке, словно суетливая пчела над медоносным цветком, и жужжит, то есть охает и ахает, как заведенная... Ну что ж, посмотрим, чего там наколдовала наша хозяйка!

Передо мной два невероятного вида торта, украшенных так искуссно... так умопомрачительно красиво, что я даже сомневаюсь – не будет ли непростительным варварством с нашей стороны взять и раскромсать сие произведение искусства кухонным ножом... Банально жалко. Я, действительно, впечатлена, если не сказать больше.

О, это невероятно, Хелена! Вы сами это сотворили? – присоединяю я свой восхищенный голос к сонму восторгов моей дочери. – Не знаю даже, как мы станем это есть...

Хелена краснеет то ли от удовольствия, то ли от жара на кухне – думаю от всего одновременно разом. Вот тебе и кукла Барби:  кухонная столешница так и ломится от обилия вкусностей: от двух упомянутых мною сногсшибательных тортов и еще целого блюда кексов с карамельной глазурью. Мне бы такого в жизни не приготовить!