Может, ты предпочитаешь кексики? – интересуется он как бы между прочим. – Уверен, у мамы найдется и такая выпечка.

И к чему он вдруг спрашивает?! Уж не намекает ли на те миленькие маффины, что я каждый день нахожу на пороге нашей квартиры со времен нашего с ним примирения? Да, я их съедала без зазрения совести, но к чему сейчас поднимать эту тему... Не понимаю.

Кажется, в последнее время я замечаю за собой явную нелюбовь к данному виду выпечки, – парирую я насмешливо. – Нынче от кексов у меня несварение...

С каких это пор?! – всплескивает руками Хелена, кажется не на шутку пугаясь возможной потери своего самого верного дегустатора, то есть меня, конечно.

Где-то со вторника, если мне не изменяет память, – подпускаю я в голос трагичности. – Некоторые «кексы», – тут я делаю особое ударение, – хоть и красивы снаружи, внутри абсолютно несъедобны...

Слышу, как Пауль прыскает со смеху, и Ева начинает похихикивать следом за ним, хотя, не думаю, что она понимает причину данного веселья. А вот Юрген снова сжимает мою руку в предупреждающем жесте... Да, да, иногда меня заносит, но это бывает лишь в тех случаях, когда, как мне кажется, попирается справедливость, а разве справедливо сначала заставлять нас битый час ждать себя, а потом заявляться как ни в чем ни бывало да еще и лезть с многозначительными вопросами...

Борец за права униженных и оскорбленных поднимает во мне свою голову!

Хочешь сказать, я разучилась печь кексы? – вопрос Хелены разряжает тревожную атмосферу, вызванную моими словами. Ну не прям-таки тревожную, но взгляд Доминика мне совсем не нравится, он словно бросает мне вызов своей невозмутимостью. Уверена, только внешней...

Мам, твои кексы самые лучшие! – отвечает ей Ник, отворачиваясь от меня. – Просто некоторые не могут прочувствовать все тонкости вкуса...

И что бы это могло значить?! Я наклоняюсь к мужу и шепчу ему в ухо:

Это была провокация или мне только показалось?

Думаю, иногда стоит просто прикусить язычок, милая! Не нападай на парня в его день рождения,  – и Юрген поглаживает меня по щеке.

Это я-то нападаю?!

Мне придется тебя поцеловать, если ты сейчас же не примешься за этот чудесный торт! – отзывается на мое возмущение Юрген. – Когда в твоей крови падает уровень сахара, ты становишься немного... злой?

Дело вовсе не в сахаре, и мой муж это знает, но я позволяю ему себя уговорить и принимаюсь за торт, запихивая огромные порции в рот и бросая недобрые взгляды на Доминика, который невозмутимо поглаживает колено своей спутницы. Та сидит неестественно выгнувшись в попытке прикрыть свои кружевные трусики, белоснежный цвет которых то и дело мелькает между ее почти обнаженными ножками. Это даже забавно! Уверена, Паулю и Юргену ее телодвижения тоже бросаются в глаза...

Вскоре я успокаиваюсь, поддавшись харизме Хелены, которая устраивает пантомиму с отгадываниями, полностью сглаживающей всеобщее настроение, даже девица Алина, отбросив жеманство, хохочет громче всех, как простая девчонка. Можно с уверенностью утверждать, что праздник удался. Ура! И когда Элиас с Томми утаскивают меня купить им мороженое, я пребываю в самом благодушном настроении, прямо добрая фея на пороге благих дел, и те, кого мне следует облагодетельствовать, несутся рядом счастливые донельзя. Я покупаю им два рожка с фисташковым мороженым и внезапно слышу знакомый голос:

Какое мороженое предпочитаешь? Я угощаю.

Окидываю парня насмешливым взглядом.

Думаешь, любую ссору можно заесть сладким? – выгинаю скептически бровь.

Ну, во-первых, я с тобой не ссорился, – говорит он с улыбкой, – а, во-вторых, в первый раз это сработало, разве нет?

Ну да, спорить не буду, сладкое я люблю, а потому отвечаю:

Хорошо, у меня сегодня вишневомороженное настроение. Спасибо! – Ник протягивает мне мой рожок и вдруг выдает невероятное:

Ты сегодня хорошо выглядишь, этот сарафан тебе очень идет! Тебе надо почаще носить такие женственные вещи...

На мне, действительно, мой любимый бирюзово-желтый сарафан, который, как мне казалось до встречи с Алиной, делает меня очень даже привлекательной, и потому этот комплимент  приятен, что уж тут скрывать.

Правда? Спасибо на добром слове. – И тут же по глупости добавляю: – Но с твоей подружкой мне уж точно не тягаться, не та весовая категория.

А Доминик – в ответ:

Ты права, ей до тебя далеко – ты красивее раз в сто.

Сначала мне кажется, что я ослышалась или что Ник шутит таким вот престранным образом и сейчас рассмеется мне в лицо, мол, ты, надеюсь, не поверила, дуреха, но, нет, он смотрит как-то уж очень серьезно и потому... рассмеялась я. Он что, взаправду так думает?

И пока я продолжаю веселиться, лицо парня делается прямо-таки обиженным, словно я ненароком надругалась над малышом...

Нет, я, конечно, фантазерка, но уж точно не дура! – давненько мне не было так весело.

Ник продолжает сверлить меня почти злым взглядом, по крайней мере, это выражение точно похоже на злость. Хотя с чего бы ему злиться?

Нет, ты не дура, – произносит он с чувством, – ты круглая дура, Джессика. Даже не знаю лечится ли это.

Это ты меня сейчас оскорбил? – интересуюсь, нахмурив брови.

Нет, я тебе комплимент сделал, – отвечает тот с тем же обиженным выражением на лице, –  а ты меня оскорбила своим недоверием. По-твоему, я лжец и моим словам веры нет?

Так, это уже что-то новенькое: Доминик оскорбился, значит... зря я, конечно, смеялась над ним, но его слова показались мне такими нелепыми, такими смешными, а он, похоже, был искренен. Приятно, было бы еще приятнее, не будь мне так неловко... и стыдно.

Послушай, у меня и в мыслях не было тебя оскорбить, ты же знаешь, – выдыхаю я наконец одиным махом. – Просто сравнивать меня с твоей подружкой нелепо, согласись? Она красотка, даже я это вижу и потому твои слова...

И потому мои слова абсолютно искренни, хотя ты им и не веришь.

Он произносит это так просто, без тени своей обычной насмешливости, так что я невольно любуюсь и его красивым четким профилем, высвеченным ярким летним солнцем, и мальчишеской подтянутой фигурой с широким разворотом плечей, а потом открываю рот и говорю самые «умные» в своей жизни слова:

А... хорошо.

Кажется, Доминика забавляет моя нынешняя говорливость, поскольку он вдруг сжимает мои плечи обеими руками и произносит:

Для меня ты красивее любой женщины в мире! Даже не сомневайся.

Потом отпускает и спешит прочь, увлекая за собой Элиаса с Томми – те, вымазанные мороженым и счастливые, несутся за ним следом, не обращая на меня никакого внимания.

Выражаясь книжным языком, даже ударившая рядом молния, не поразила бы меня сильнее, чем сделало сейчас это странное признание. Что он вообще хотел этим сказать, уж не в любви же признаться, право слово? Хотя очень похоже на нечто подобное.

И я стою не меньше двадцати минут, прежде чем решаюсь вернуться назад к нашему пикнику...


                                                                       5 глава.


«Если ты любишь без надежды на взаимность, молчи о своей любви. В тишине она сделается плодоносной».

                                            *************************

Пикник в тот день, по-моему, удался на славу: слегка захмелевшая Хелена все продолжала сыпать шутками о своей прежней распрекрасной жизни, а Доминик, который совсем недавно убеждал меня в моей непревзойденности для него, возлежал на коленях Алины и смотрел на девушку таким плотоядным взглядом, словно был готов слопать ее вместе с ее розовой маечкой и юбкой-недоростком впридачу.

Я руками развела от этого его мальчишеского непостоянства и обняла Юргена – у меня было такое чувство, словно я совершила нечто предосудительное, и теперь, наконец, могла освободиться от этого. Что значат слова дамского угодника? Ровным счетом ничего, сказала я себе и потянулась за салатницей.

Теперь же, когда минула неделя с того памятного дня и мое волнение, вызванное словами Доминика, как-то выцвело и поисстерлось, мне казалось забавным собственное волнение... К тому же при трех наших последующих встречах, хоть и давольно-таки непродолжительных, Ник вел себя вполне обычно, словно ничего между нами и не произошло. Это радовало...

Теперь же нам с Юргеном предстояло сыграть роль нянек для двух босоногих мальчишек – Томми и Элиаса –  которые в предвкушении совместной ночевки возбужденно носились по дому, никак не желая угомониться.

Дело в том, что Хелена собралась на свидание! «Я так давно не была на свидании, что, верно,  забыла как это делается!» Я не стала ей говорить, что месяц назад у нее уже был подобный опыт, правда, в тот раз она была крайне разочарована скупостью своего спутника, который повел ее всего лишь в греческий ресторан, а все греческое, как она мне тогда пояснила, претит ей чрезвычайно. И вот  у нее очередной друг... и так как оба старших брата Томми имели на этот вечер свои собственные планы, то мы с мужем вызвались присмотреть за их младшим братом.

Он очень не любит спать не в своей постели, – в сотый раз повторяет нам Хелена, передавая из рук в руки своего сына и все необходимые ему для ночевки вещи. – Надеюсь, он не устроит вам концерт посреди ночи!

Мы уверяем ее, что ничего подобного не случится, хотя полной уверенности у нас, конечно же, нет, но дружеский долг заключается в этих маленьких убедительных полуобманах, и мы с Юргеном прибегаем к ним, не мешкая.

И все-таки я оставлю вам ключи от дома, вдруг что...

Вечер проходит абсолютно обыденно: мы играем с детьми в настольные игры, едим шпагетти  под соусом «болоньезе», потом позволяем им подольше побалагурить в постели, мысленно предвкушая скорые тишину и покой, а потом... я стою с маленьким Томми на пороге его дома и вставляю этот «а вдруг что»-ключ в замочную скважину.