Алексей Чурбанов - Грешники

— Она сказала, что посоветуется с вами.

— Ну, так ещё не посоветовалась, правда, Лен?

— Ладно, решайте. Я действительно очень хочу, чтобы вы здесь пожили: день, неделю, на ваше усмотрение.

— Хорошо, подумаем, — Валентин не ожидал такого поворота и был несколько раздосадован тем, каким образом его ввели в курс дела. Лена тоже была явно не в своей тарелке. Посидели ещё, теперь уже, скорее, из вежливости. Потом Катя пошла в дом и стала выносить картонные коробки с детской одеждой, а Шажков грузил их в машину. В конце Катя передала Лене большой пластиковый пакет:

— Здесь самые лучшие вещи. Не торопись отдавать, придержи. Мало ли, пригодятся. Такого у нас ни за какие деньги не купишь.

Выехали молча. За ними закрылись ворота, потом опустился шлагбаум. Шажков проехал метров двести и остановился в центре дачного посёлка. Порывисто притянул к себе Лену и, целуя в шею, прошептал: «Извини меня. Я себя плохо повёл. Я собой очень не доволен».

— Что ты. Это мы поставили тебя в неловкое положение. Катюшка, она, не со зла. Она от всей души предложила. Просто нужно было не так это сделать, — ответила Лена, поглаживая его по волосам.

— А ты хочешь у неё пожить?

— Не знаю. Могу и пожить, но только, если у нас обоих не будет ни малейшего сомнения, никакого напряга.

— Ладно, решим. Может, и в самом деле пожить? Вон какое лето на дворе.

— Я подумала: ты устал за год. Другие в санатории ездят. А ты, неужели не заслужил отдых?

— Конечно, заслужил.

— Ну вот…

Лето и в самом деле стояло знатное. Жара постепенно ослабла и перешла в устойчивое, уверенное тепло, столь редкое в северных широтах. С начала июля Шажков ушёл в отпуск, и они с Леной проводили дни на островах, совершали не очень дальние броски в дворцовые пригороды: Пушкин, Петергоф, гуляли по городу, казавшемуся пустым и немножко чужим (группы иностранных туристов только усиливали это впечатление).

Валентин познакомил Лену с Алексеем Бриком. Знакомство произошло почти случайно в летнем кафе в Юсуповском садике. О памятном концерте не говорили ни слова. Брик был сентиментален, комплиментарен и тороплив. Представил Валя Лену и другу Фелинскому, который вроде заинтересовался, но, в противоположность Брику, проявил не совсем свойственную ему сдержанность и даже осторожность. С родителями Шажков свою возлюбленную пока не знакомил, не потому, что стеснялся или в чём-то сомневался, но скорее уж по причине своеобразного эгоизма. Ему самому Лены было мало. Это чувствовали и его друзья, и Ленины подруги. Шажков и Окладникова были полностью поглощены друг другом, а потому не представляли большого интереса для окружающих и сами не страдали от этого.

Подошло время принимать окончательное решение по поводу предложения Кати Тертерьянц. На самом деле каждый из них уже про себя решил, но кому-то надо было проявить инициативу. Это сделал Валентин, заслужив благодарственный поцелуй Лены и буквально окрылив её. Она сию же минуту позвонила подруге и разговаривала с таким доброжелательным спокойствием и уверенностью, как будто это не её приглашали пожить в гостевом домике, а наоборот. «Йес, — сказала она, повесив трубку, — мы сделали это!»

Рано утром в оговорённый день Валентин с Леной подъехали к воротам четвёртого домовладения — ровно за час до отъезда Кати в аэропорт. В лучах утреннего солнца сосны казались ярко-рыжими, и их длинные тени пересекали сверкавшую от росы дорогу с набухшими влагой обочинами. Перед домом у лужайки стоял чёрный джип «лексус» с затемнёнными стёклами и распахнутым багажником («как катафалк — не к месту пришло в голову Валентину, — но правда же, похож»). Рядом стояли несколько человек, а перед ними ходила Катя Ковальчик-Тертерьянц и, жестикулируя, отдавала какие-то распоряжения. В этот момент она показалась Шажкову особенно высокой, но при этом была изящна, только, кажется, раздражена. Увидев подъезжавшую машину Шажкова, Катя приветственно махнула рукой и улыбнулась своей неотразимой улыбкой.

Вместе пошли в домик для гостей, который представился впору Валентину. В нём хотелось остаться и жить. Катя проводила последний инструктаж:

— Если что-нибудь случится, набирайте вот этот короткий номер. Охрана будет здесь через минуту. Лена, и учти, что за вами, возможно, будут смотреть. Не знаю, кто, и не знаю, откуда, но будут. Это неприятно, конечно, но я привыкла. В остальном — полная свобода.

— Камер слежения в домике нет? — поинтересовался Валентин.

— Нет, внутри нет. Впрочем, кто его знает.

— Ничего себе!

— А что у вас записывать?

— Как что? — вступила в разговор Лена.

— Шучу, Ленусик. Мы в этом домике сами с Ваней иногда балуемся и ничего не боимся. И вы не бойтесь. Когда будете уезжать, на день или насовсем, просто отдайте ключ охране.

— С садовником, дворником, охранниками и вообще с теми, кто приходит, общайтесь без стеснения. Вы для них — хозяева. Они сами знают, что им делать. Если будут мешать — смело говорите об этом.

— А как лучше всего добираться до залива? — спросил Валя.

— Да, чуть не забыла про средства передвижения, — Катя пошла к хозяйственному строению в прибалтийско-хуторском стиле и открыла кодовый замок. — Велосипеды — выбирайте любые. Скутер. Вы (обращаясь к Валентину), я думаю, умеете ездить (Валя не умел), да и Ленусик пробовал один раз. Вон там в канистре бензин. На побережье найдёте кафе «Дилижан», а там спросите Ваграма. Скажите, от меня. У него можно оставлять велики и скутер, когда купаетесь или гуляете. Готовит Ваграм очень вкусно. Ну а если что, то он и подвезти к нам наверх может. Но это в крайнем случае.

Прощаясь, она, на секунду утратив отстраненный деловой вид, порывисто обняла и поцеловала Лену. Потом подошла к Валентину и, чуть отклонившись назад, протянула ему тонкую руку с браслетиком и длинными молочно белыми ногтями. Шажков бережно двумя руками пожал её, а Катя наклонилась и чмокнула его в щёку, тут же изящно вытерев помаду тыльной стороной ладони.

Всё было, наконец, загружено в машину, и дверь багажника медленно закрылась. К автомобилю за руку подвели смуглую очаровательную девчушку по имени Диана, которую Катя легко подняла и посадила в детское креслице за водительским сиденьем. Потом, обойдя машину, сама села сзади, и охранник аккуратно закрыл за ней дверь. Джип резко тронул с места и, не притормаживая, выехал за ворота, которые тут же стали закрываться. На лужайке перед домом остались пожилой охранник в защитного цвета форме, няня и ещё двое, которым Катя давала указания, наверное, дворник и садовник. Шажкову хотелось сказать что-нибудь типа: «всем спасибо, все свободны». Впрочем, народ и сам стал расходиться.

— Прошу отдыхать, — по-военному обратился охранник к Валентину, — если что нужно, звоните, не стесняйтесь.

— Спасибо, — Шажков взял Лену за руку, и они пошли через лужайку к гостевому домику, как (почему-то подумалось Вале) американский президент с супругой обычно идут от вертолёта к своему Белому дому. Хотелось помахать кому-нибудь рукой, но лужайка уже опустела.

Шажков и Окладникова остались одни в центре свежего солнечного утра, обещавшего прекрасный тёплый день.

Осень наступила скоро и, как всегда, неожиданно. Сентябрь зачался тёплым и солнечным, но уже через неделю посмурнело, и покатились прохладные дождливые деньки. У Шажкова прямо с начала месяца начались лекции. Эту часть своей работы он любил и (стыдно признаться) скучал по ней на излёте лета. Особенно любил начало — первые несколько лекций, которые можно было не привязывать жёстко к программе обучения, а махнуть широко, заинтересовать, обаять ещё не остывших от летнего солнца студентов. К тому же в первые недели учебного года молодёжь очень восприимчива к новому, и в незаполненные студенческие головы хорошо укладываются знания. Зная это, Шажков смело делал крутой дискуссионный замес, вкрапляя в него экзаменационный материал как изюм в тесто. К первым лекциям Шажков всегда готовился тщательно. За год появлялись новые знания и наблюдения, рождались свежие мысли, которые хотелось представить на суд молодого поколения. Через неделю-две он уже мог наблюдать результат своих вводных лекций и оценить аудиторию, с которой ему предстояло работать весь семестр.

Своих студентов Валя делил на несколько (всегда одних и тех же) категорий.

«Девчонки-отличницы» (иногда к ним примыкали и один-два парня-«ботаника»), которые, в свою очередь, делились на «умненьких» и «зубрилок» — очень приятный контингент слушателей (правильнее, слушательниц), в основном из приезжих, поступивших сразу после школы: мотивированных, энергичных и открытых новому Из таких выходило много кандидатов в аспирантуру. Лена Окладникова, несомненно, была из этого контингента — из «умненьких».

«Позитивное большинство» — основной контингент парней и девчонок, которых объединяла учёба, являвшаяся их единственным на тот момент занятием, и которые имели оптимистичный взгляд на мир и верили в собственное будущее в этом мире. Даже если «позитивных» было не так много в какой-то группе, Шажков воспринимал их как большинство, ему очень хотелось, чтобы они были большинством. Именно «позитивные» — это молодёжь, которая интересовалась политикой, сочувствовала политическим партиям, а наиболее активные из них участвовали в политических и молодёжных движениях. Если были среди студентов неформалы — то только в этой категории.

«Болото» — работающие, вышедшие замуж или на выданье, а чаще всего просто «ленивые и нелюбопытные».

«Никто» — этих Шажков до экзамена не знал в лицо по причине их полного отсутствия на лекциях. Иногда, впрочем, из этого «никого» всплывали довольно интересные фигуры, например, известный боксёр «веса мухи», который выучил и оттараторил единственный билет и вручил Шажкову хрустальный графин с редкой, любимой в спортивной среде водкой; молодой бизнесмен, будущий олигарх всероссийского масштаба — пришёл, попытался сдать, но, не преуспев, ретировался, и больше Шажков его не видел, зато увидел его фотографию на доске почётных выпускников. Попадались и парни-уникумы, которые, не посетив ни одной лекции, приходили и сдавали экзамен на «отлично», но это редко.