Агата Лель - Грешники

Дочь Вари, в такой же фривольной юбке, как её предшественница.

— Я здесь подрабатываю после учёбы. А ты здесь чего?

— Вот, пива зашёл выпить.

— А, — и подумав: — Это ты зря, пойло здесь дерьмовое, наши тут никто не пьёт.

— А я уже "ваши"?

— Ну вообще, да, чего это я. — И, занеся над обшарпанным блокнотом ручку, деловито: — Чесночные гренки? Орешки? Кальмары в кляре?

Забавная.

— Посиди со мной, — киваю на стул напротив. — Попроси, чтоб нормальное налили. Я угощаю.

— Ты что! — озирается по сторонам. — Нам нельзя с клиентами отираться, штрафуют сразу.

— А с гостями, кто оставляет щедрые чаевые?

Она секунду как будто бы мнётся, а потом застывает, глядя куда-то перед собой. Выражение лица разительно меняется:

— Если что-то будет нужно — зовите, — и убегает.

Поворачиваюсь в ту сторону, куда она только что смотрела и сразу понимаю, на кого был обращён её взгляд. Молодой черноволосый парень стоит у барной стойки и пялится на меня с откровенной яростью.

А вот и наш темпераментный Казанова по ходу подоспел.

Впрочем, как она мне там сказала вчера: не лезь не в своё дело? Она права — меня это не касается.

Салютую ему бокалом и делаю глоток пива. Действительно откровенная гадость, но я всё равно пью, режим уже нарушен, а убить вечер здесь всё равно больше не на что.

Интересно, а что дочь Вари вообще забыла в этой дыре? Я и про кафе это и про город. Здесь же молодым совсем делать нечего. Ни работы приличной, ни перспектив. Ни "жениха нормального". Да здесь даже ни одного ВУЗа, так, одни шараги. Где она тогда учится?

Снова словно невзначай смотрю в сторону барной стойки: "казанова" на прежнем месте нет. Вики тоже нигде не видно, хотя её коллеги-подружки рассекают по заполненному залу, с ног сбиваются.

Отворачиваюсь. В попытке расслабиться разминаю движением головы шею, смотрю через мутное окно на проезжающие мимо редкие развалюхи. Хватит уже, ну сколько можно жить в режиме боевой готовности? Пора прекращать. Я не в армии, войны здесь тоже нет, разве что исключительно полов.

Как-то одна подруга назвала меня "бойцовским псом", я оскорбился, а она, может, не так уж и была неправа. Ведь я действительно всегда на чеку, везде ищу подвох, непрерывно держа руку на пульсе.

Довольно быстро добиваю первый бокал. Осматриваюсь. Этих двоих по-прежнему нет.

Конечно, меня лезть никто не просил и вообще… но всё-таки она дочь Вари, мало ли. Просто удостоверюсь, что там нормально всё и вернусь. Судя по воплям у плазмы, там как раз не за горами третий раунд, успею.

Оставив куртку на спинке стула, поднимаюсь, ещё раз быстро осматриваю помещение, а потом выхожу на улицу…

— Остань уже, Рустам! Ты не понял? Просто отвали! Я на работе! Меня турнут сейчас из-за тебя!

— А ты давай не уходи от темы. Думаешь, я дебил? Не видел, как ты ему улыбалась? Этому вахлаку. Кто это? Точно не местный, всех местных я знаю. Кто-то городской? Специально к тебе приехал, да? — и наверняка больно встряхнув её за плечи: — На меня смотри!

— Да говорю тебе — я не знаю, просто клиент!

— Кому ты чешешь?! Отвечай давай!

— Проблемы? — хлопаю парня по плечу, но тот даже не сразу реагирует. Бью ладонью сильнее, и только тогда он оборачивается. Чёрные глаза зло сужаются. Узнал.

— Чего тебе от моей девчонки надо?

— Мне — ничего. Думаю, тебе тоже. Она же попросила отвалить.

— Чего-о? — брезгливо морщится. — Ты кто такой вообще?

— Я тот, кто может совершенно случайно выбить тебе к хренам собачьим все зубы, если ты сейчас же её не отпустишь.

— Саш, хватит. Не лезь! — вмешивается Вика, но я вытягиваю руку, отодвигая её подальше.

— Саша? Всё-таки знаешь его! — петушится её дружок. Низкорослый, но довольно крепкий. Такой по морде точно нормально дать может. Особенно женщине. — Это что за хрен, Вик?

— Да я не знаю его толком! Клянусь! Это матери хахаль или кто он ей там. Брат хахаля.

— Я не понял — это ты и с матерью и с дочкой, что ли, хочешь? — задирает до локтей рукава кожаной куртки и встаёт в стойку. — Ну иди сюда, если такой смелый. Кто кому ещё зубы пересчитает.

Честно? Смешно, вот правда. Я настолько уже далёк от местячковых разборок, что вот это всё казалось бы сейчас даже забавным. Если бы не одно весомое "но" — по ходу он бьёт Вику, а это едва ли не первое в списке того, что мне претит.

Смотрю на девчонку — тушь рамазана. Снова до слёз довёл и кажется, делает он это с завидной регулярностью. И если уж такая как Вика — а она не из слабых — плачет, то спускать это точно нельзя.

— Ну, чего ты? Очканул? — пружиня, подступает ближе, не убирая от груди сжатых кулаков. — Иди сюда, кретин недоделанный.

Поднимаю глаза к небу — чёрное, красивое. Проклёвываются звёзды. Господи, вечер-то какой был хороший…

Набираю полные лёгкие воздуха и на выдохе заряжаю ему лбом в табло. Пацанчик, покачиваясь на пятках, несколько раз трясёт башкой, в тщетной попытке прийти в себя.

Неприятное чувство, по себе знаю. Голова потом будто мокрой ватой забита и тупишь. Хотя ему не грозит. Куда уж больше.

— Ты совсем больной?! — визжит Вика и, прижав ладонь ко рту, не знает, что делать дальше: то ли на меня кинуться, то ли жениху помочь. — Ты же его убить мог! Посмотри, как кровь из носа хлещет!

Дурочка молодая. Ну ты слепая или как? Да хрен с ним.

Берусь за ручку двери:

— Подождать тебя? Вместе домой пойдём, если хочешь.

— Иди в задницу лучше! И не лезь, куда тебя не просят!

Вообще, она права, меня никто не просил.

— Как хочешь.

Возвращаюсь обратно в кафе, забираю куртку и снова выхожу на улицу: вмиг растерявший спесь казанова стоит поодаль, трогает пальцами драгоценный клюв.

Да не сломал, не трясись ты так.

Вика, дрожа от холода, стоит рядом с ним, а на меня смотрит волчонком. Впрочем, как и на него.

— Ну и нужен он тебе такой? — торможу рядом и киваю на притихшего "жениха", а потом перевожу взгляд на растерянную дочь Вари: — Внутрь иди, пневмония — штука неприятная. Два раза болел, — и накинув куртку, ухожу.

Весело у них здесь. Прям то ли "приколы нашего городка", то ли "бандитский Петербург". Впрочем, пусть варятся в своём котле как хотят. Я домой. Спать.

Слышу, как шуршит в замочной скважине ключ. Скрип двери. Громкий хлопок и снова поворот ключа.

Пришла. Время два часа ночи. А утром ей на учёбу, и куда только мать её смотрит? Она знает вообще, чем тут её дочь занимается?

Брат мой человек небедный, вполне может содержать и себя с Варей, и сына их общего, и Вику. И вроде как они отправляют ей ежемесячно нужную сумму. Тогда зачем она в кафе это работать потащилась?

Лежу, пялюсь в темноту, прислушиваясь к звукам за стеной. Вика ходит там туда-сюда, чем-то шуршит. Отчётливо потянуло табаком. А потом улавливаю скрип деревянных половиц прямо возле двери моей комнаты. Подошла. Притихла. И не уходит.

— Спать иди, — произношу в пустоту.

Впустив прямоугольник тусклого света в спальню бесцеремонно заходит Вика. В свободной майке едва прикрывающей бёдра, по плечам рассыпаны влажные волосы. И сходу так:

— Ты зачем Рустама ударил? Я тебя просила?

— Он тебя бьёт?

— А тебе больше всех надо, что ли, я не пойму? Мне вообще-то девятнадцать, сама за себя постоять могу. И за тебя, если потребуется.

— Так бьёт?

Сажусь, спустив одеяло до талии. Ловлю на своей голой груди её взгляд. Она ловит мой на своих ногах.

Ненамеренно посмотрел, клянусь, как-то так получилось.

— Ну, бывает, — дёрнув плечом, прислоняется к стене на скрещенные за спиной ладони. — Если психанёт, может замахнуться. Придурка кусок. Но он ревнивый просто, как чёрт.

— А ты поводы даёшь?

— Я же не смертница. Попробуй только посмотри просто хоть на кого-то, сам видел реакцию.

— И зачем он тебе такой, Вик? Если руку один раз поднял, поднимет ещё. Это я тебе как мужик говорю. Если заложено что — поганой метлой не вымести.

— А ты типа мозгоправ? — вскидывается. — Не лечи, ладно? Уже залеченная по самые гланды, без тебя как-нибудь разберусь.

Маленькая, а язык без костей. Осуждаю муд**ов, которые руку на женщин поднимают, сам бы эти руки им повыдёргивал, но ведь выводит же. Стоит и нарывается. Куда такое годится?

— Не разговаривай так со мной, идёт?

— А то что будет?

— От меня — ничего. Я тебе никто и скоро уеду, а вот жизнь ошибок не прощает.

— Ну ты, блин, и зануда, дядь Саш, — закатывает глаза.

— Какой я тебе дядя? Мне тридцать четыре всего.

— Уже! У нас разница ого-го, так что ты для меня старпёр. Пошли покурим?

— Не курю. И тебе не советую.

— Бла-бла-бла, — проходит мимо и бесцеремонно снимает со спинки кресла мой свитер. Натягивает поверх майки и, щёлкнув шпингалетом, выскальзывет на балкон в холодную осеннюю ночь.

С голыми ногами! И непросушенной головой! Ну что за…

А впрочем, ну кто я ей в самом деле? Не отец, не муж, не опекун.

Вижу через давно не мытое стекло как она быстро подносит фильтр к губам, затягивается и тут же выдыхает дым. Огонёк загорается и потухает. Загорается и потухает. Замёрзла, но всё равно стоит, упёртая. Чего кому доказать хочет?

— А ты знаешь, что у нас с Маратом сестра есть? — спрашиваю, повысив голос, чтобы она услышала через едва прикрытую дверь.

— Не знаю, — затягивается. — Мне пофигу.

— Так вот ей сорок два уже, а детей нет. Тоже вот так любила с голыми ногами покурить зимой выйти.

— А я не хочу детей, — швыряет окурок с балкона и заходит в дом. — Вообще. От кого рожать, если кругом одни козлы?