— Я закончила балетную школу — говорю, чувствуя прикосновение ее тонких пальцев к своей коже, споро расправляющихся с миллионом веревочек. Мне не приятно.

— Да, это здорово тебе поможет — невесело смеется она. — Я не знаю, что у вас происходит. Но ты явно очень сильно задела Дэна. Берегись, девочка, он не тот человек, с которым можно играть.

— Я поняла — холодно, или просто от нервов меня знобит. Стелла выдает мне туфли, в которых не то, что танцевать, я и шагу сделать не сумею.

— Идем — говорит она, и я покорно бреду за ней. Сердце вот — вот, остановится, или чего доброго, выскочит из груди.

— Да, готова — говорит моя крестная фея в телефонную трубку, — поняла. Повезло тебе — обращается уже ко мне. Дэн передумал. Ты не выйдешь в зал.

От радости я готова расцеловать ее. Но Стелла отстранившись, достает из кармана халатика черную, бархатную повязку и одевает ее мне на глаза. Я погружаюсь в полную темноту, чувствуя, как ядовитый страх запускает щупальца в сердце.

— Будешь танцевать приват нашему постоянному клиенту. Все будет хорошо — тихо шепчет мне наставница, и я слышу, как за ней закрывается дверь.

Тишина. Звенящая. Но чувствую, что я не одна. Ощущаю оценивающий взгляд. Шаги.

Руку на своем бедре.

— Я не умею танцевать — сдавленно выдыхаю. Мужские руки жадно скользят по телу.

Вскрикиваю, понимая, что лишилась бюстгальтера.

— Ты прекрасна — слышу я знакомый голос, — Непорочная шлюха.

— Зачем ты так со мной? — всхлипываю, и поднимаю руку, чтобы снять с глаз повязку. — Дэн, я чуть не умерла от страха. За что?

Он молча отводит мои руки, от лица, не позволяя освободится от бархатного безумия, и тянет на себя, заставляя опуститься к нему на колени. Я чувствую его эрекцию, и понимаю, что умираю от страшного желания. Распадаюсь на части, ощущая его руки на своих ягодицах. Слышу утробный стон, рвущий горло.

— Ты будишь во мне то, чего я боялся много лет, Катя Романова — хрипит он, — За это я тебя ненавижу. И хочу, просто до одури.

От его слов внутри меня все переворачивается, болезненное томление внизу живота мешает соображать.

— Ненавижу — стону, изнемогая от яростного желания, терзающего мою плоть.

Сильные руки подхватывают мое тело, и бережно опускают на холодные простыни, в которые я тут же вцепляюсь пальцами, боясь, что просто взлечу, если не зацеплюсь за что то.

— Сними с меня маску — умоляю, зная, что напрасно — Я хочу видеть тебя.

— Нет, дорогая — шепчет Дэн, стягивая с меня веревочное безумие, и я чувствую его губы на внутренней стороне бедра.

— О, боже — уже кричу — пожалуйста, перестань мучать меня. Умоляю.

Дэн стонет, а потом руками разводит мои ноги в стороны, и я чувствую проникающий в меня палец, которым он касается моего клитора. Словно электрические импульсы, пронзают мое тело.

— Хозяин — извиваясь под сладким мучителем, хриплю, в момент обезумев.

— Ты такая сладкая, Кити — шепчет он, и рывком сдирает с меня маску.

— Трахни меня — слова сами слетают у меня с языка.

— Уверена? — он серьезен, как никогда. Нет ехидной насмешки в голосе, к которой я привыкла.

— Да — отвечаю, не сомневаясь и секунды.

— Смотри на меня, — приказывает мне хозяин, и спускает боксеры, выпуская из их плена внушительных размеров член.

Он входит в меня медленно, сантиметр за сантиметром. Обжигающая боль разрывает мои внутренности, и я вскрикиваю, принимая его в себя полностью.

- Боже, — стону я, и умоляюще прошу — не останавливайся.

— Да — выдыхает он, и начинает двигаться во мне все быстрее, уже буквально вбиваясь, тараня меня членом. Это прекрасно, невообразимое чувство полета, и внутреннего разрушения, захватывает меня в свой плен. Дэн, склонившись ко мне, захватывает губами заострившийся сосок, и я взрываюсь. Оргазм накрывает меня горячей лавиной, заставляя орать и извиваться. Я ощущаю горячие струи его спермы, когда Дэн кончает в меня, рыча, словно дикий зверь. Он падает рядом со мной на кровать, и молча смотрит в потолок, не произнося и слова.

— Что — то не так? — тихо спрашиваю я, умирая от желания продолжения, и жгучей обиды.

— Все не так — говорит он — ты не должна будить во мне таких чувств, шлюха. Он встает с кровати, и быстро одевшись, покидает кабинет, оставив меня одну, наедине с горькими мыслями. Я лежу на смятых страстью простынях, в позе эмбриона, и глотаю горькие слезы. Боль от потери девственности, ничто в сравнении с сжирающей душу болью от унижения и яростного желания любви того, кто тебя ненавидит и с трудом выносит твое присутствие. А еще мне очень страшно от понимания, что я и дня больше не смогу прожить без этого ядовитого, нестерпимого мужчины, укравшего мою душу. «Ненавижу тебя» звучат в моем мозгу его слова, заставляя задыхаться от обиды.

— Ненавижу — кричу я в темноту пустой комнаты, прекрасно осознавая, насколько смешна в своей лжи.

Глава 10

— Куда ты все ходишь? — Зинка недовольна, буравит его злобными глазенками, в которых плещется ярость. — Я же предупреждала, что сегодня товар привезут. Подкалымил бы, я же не лошадь тебя, лба здорового на горбу тащить.

— Зинуль, ну у меня дела — ненавидя себя, заискивающе говорит он. На зоне он тоже ненавидел себя. Долгие годы унижений могли бы сломать, не имей он цели. Ничего, перетерпит, оно того стоит. Мужчина потер ладонью шрам на запястье. Он сам выжег позорную татуировку, на которой была изображена поросячья физиономия. Но боль физическая ничто, в сравнении с унижениями, пережитыми им.

— У тебя всегда дела. Знать бы какие — буркнула Зинаида, но тон сбавила — Ладно, найду кого — ни будь. Андрей, прошу тебя, обещай мне, что ты не задумал глупостей.

— Не бойся, все будет ништяк — хохотнул он, — И не зови меня этим именем. Я Василий теперь. Сама же меня крестила.

Женщина не ответила, лишь кивнула головой и торопливо вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.


2002 год. Тавда.

— Молодец. Собаке — собачья смерть — Лева сплюнул под ноги, глядя на мальчишку надзирателя, уставившегося в небо бесцветными, мертвыми глазами, в груди которого, алым маком, расплывалось кровавое пятно — Давай, чухан, валить надо.

— Слышь, бугор — услышал мужчина слабый голос Червя — Зацепило меня.

Блатной повернулся в сторону шныря и, брезгливо, сморщился, думая о чем — то своем.

— Ты знаешь, что делать, Андрюша — тихо сказал он мужчине, оскалившись, словно волк,

— Нам бы до реки успеть, пока хозяйские не спохватились. Балласт ни к чему, сам понимаешь. Только не шмаляй, и так атас сквозим.

— Эй, чего ты? — задергался Червь, зажимая окровавленной рукой рану в животе. Мужчина был собран, но душа его ликовала. Возбуждение сплелось в низу живота, от одной только мысли о том, что сейчас он уничтожит эту тварь, которая все эти годы мучила и издевалось над ним. Червь пополз в сторону, с трудом отталкиваясь от земли ослабевшими ногами, осознавая неизбежность. — Только приблизься, сука — захрипел он.

— И что ты мне сделаешь, дятел? Бугор приказал, тебя вальнуть — ухмыльнулся мужчина, читая в глазах приговоренного к смерти недоверие. Зэка не верил ему, не хотел. — Ничего личного.

Лева с интересом наблюдал, с каким удовольствием чушок, взятый им коровой, свернул шею его шестерки. Червь дернулся в руках убийцы, и обмяк, а убийца все выкручивал в руках его голову, наслаждаясь влажным хрустом, в сломанном позвоночнике своей жертвы.

— Выйдет из тебя толк, чухан — одобрительно хмыкнул старый вор — Давай, валим. Вырулим, с божьей помощью.

Мужчина осклабился в улыбке. Почувствовав кровь, он уже не мог остановиться. Ликование заполнило его звериное сердце. Он глядел в спину блатного, который сам подписал себе смертный приговор. Хищник стал жертвой, сам того не подозревая, считая себя неприкосновенным. Но, пока он был ему нужен.


Дэн

— Дэн, Дэни — плачет в телефонную трубку мама — Где ты?

— Мама, что случилось? — спрашиваю, чувствуя, как сердце мое уходит в пятки от лютого ужаса — Что то с отцом?

— Приезжай, скорее, приезжай — всхлипывает она, на глаза, словно падает пелена, возвращая меня туда, куда я не желаю. «Денечка, динь- динь, колокольчик мой» — слышу я давно забытый голос, в своей голове, полный слез и боли. Воспоминания ослепляют. Мама, мамочка. Я вижу мертвые глаза, той, без которой не знал, как жить. Чувствую холод мертвого тела. Забыть. Не могу забыть.

— Дэни, Денис Николаевич, словно сквозь вату, слышу голос Стеллы, буквально бегущей за мной, но не обращаю на нее никакого внимания. Завожу машину, с трудом соображая, что нужно делать, и жму на газ. Страх, жгучий, разрывающий внутренности, не дает мне сконцентрироваться на дороге. Словно в бреду, добираюсь до дома. В кармане, вновь звонит телефон, но я не отвечаю.

Дома тихо. Страшно тихо. Звенящая тишина разрывает сознание. Мать сидит на диване в гостиной и тихо напевает, раскладывая очередной пасьянс. Только слышно тихое позвякивание Глашиных спиц. Она, притулившись, сидит на краю кресла, и беззвучно шевелит губами, считая петли.

— Что случилось, дорогой? — улыбается мать, но увидев мое лицо, вскакивает с места и, с грохотом, уронив стул, подбегает ко мне, с тревогой заглядывая в глаза. — Катя? Где девочка? Что то случилось?

— Мама, с Катей все нормально, — поморщившись, говорю я, чувствуя запоздалый стыд перед девчонкой. Я совсем забыл о ней, поддавшись паническому ужасу. Виноват. Опять, виноват, перед той, которая может меня оживить. Вернуть мне жизнь. Нет. Не хочу, мне не нужны отношения, в которых я могу опять потерять ту, которая будет нужна мне, как воздух. Нельзя привязываться. Для меня — это смерть.