Ключи. Черт возьми, ключи. — Я разберусь, Эдвин.

Мы прощаемся, и я смотрю на свой телефон. Просто сделай это. Убери это с дороги. Я набираю номер Дэвида и набираю его. Он отвечает почти сразу. «Эль?»

«Ты не вернул ключи от папиного магазина». Я сразу перехожу к делу. «Агент только что позвонил мне. Он продан, поэтому им понадобятся все ключи для завершения. Не мог бы ты забросить их агенту на главной улице, когда будешь проезжать мимо?

Он молчит секунду. 'Конечно.'

'Спасибо.'

— Послушайте, Эль, насчет той ночи в пабе… '

«Давай, Дэвид, — говорю я, направляясь к двери. Сегодня никаких перефразировок. Или в любой день.

«Я просто хотел извиниться, вот и все. Я был вне очереди».

Я снова замедляюсь до остановки. Это сложно с его стороны признать. 'Ладно.'

— И вообще обо всем. Прошу прощения за все».

Я улыбаюсь в воздухе передо мной. Он может сожалеть, но я не могу. Его предательство привело меня в особенное место. И сейчас… закрытие. «Это очень много значит, спасибо. Слушай, мне правда пора. Спасибо за ключи».

'Нет проблем.'

Я кладу трубку и выдыхаю, но мое расслабленное тело вскоре снова напрягается, когда поет мой мобильный. Беккер. Боже, держу пари, он бурлит после того, как проиграл машину Бренту. Я продолжаю свой путь, осознавая, что мне еще нужно подготовить демонстрационный зал, и спешу в Большой зал, когда подключаю вызов. «Привет», — пискнула я, сжимая шею в плечах, ожидая его ярости.

«Привет, принцесса». Он удивляет меня своим радостным приветствием. Он звучит слишком бодро для того, кто только что проиграл своему заклятому врагу. «В моей жизни появилась новая женщина».

'Что?' Я кашляю, останавливаясь перед Рембрандтом. Я знаю что это означает… Я думаю. Такая женщина, как Глория?

«Нам нужно освободить место в гараже», — продолжает он. «Я не могу решить, избавиться ли от Merc или Audi, чтобы освободить для нее место».

Я должен воздержаться от советов ему, что его затруднительное положение относительно того, от какой машины ему следует избавиться, технически уже решено. Он сам увидит, когда подъедет к заводскому блоку. Я немного сжимаюсь, но затем снова выпрямляюсь, когда головоломка начинает медленно складываться вместе: самодовольство Брента; Веселость Беккера. Это знакомо. Ясность шлепает меня по лицу, как валун. Мне не нужна удача. Доверьтесь мне. О добрый греческий бог. Он обещал мне больше без секретов. Он обещал! Я хочу ошибиться, но, судя по самодовольным новостям Брента ранее и счастливому настроению Беккера прямо сейчас, плюс тот факт, что я знаю, что Беккер будет расплачиваться после кражи О'Кифа, другого объяснения быть не может. Беккер звучит так же весело, как и тогда, когда мы уезжали из Countryscape, когда он только что отдал Брента за пятьдесят долбаных миллионов.

Я нащупываю свой путь к стулу — тому, на котором меня трахнул Беккер после того, как сегодня утром сделал мне предложение изумрудом за три миллиона фунтов — и падаю на него. Моя рука лежит на животе, чтобы держать его, животик кружится. Как он думает, что ему это сойдет с рук? Я даже не знаю, что он сделал или как он это сделал, но я чертовски все выясню. Просто еще нет. Я хочу смотреть в его испорченные глаза, когда я поражаю его своими подозрениями. Кроме того, он не знает, что у меня есть повод для подозрений и откуда они взялись. Он не знает, что я встретила Брента сегодня, и я думаю, что не должен.

'Элеонора?' — говорит Беккер. 'Ты там?'

«Поздравляю», — воплю я, вздрогнув. Я не могу быть уверена, но я думаю, что звук удара мог быть из-за того, что Беккер уронил свой телефон, вероятно, также в результате того, что он испугался.

Перед тем, как он вернется, слышны приглушенные звуки в течение нескольких секунд. «Спасибо», — говорит он с явной настороженностью.

«Добро пожаловать». Я сжимаю зубы и нервно улыбаюсь Рембрандту. «Графиня скоро будет здесь. Мне нужно отнести картину в выставочный зал.

— Ты еще этого не сделала?

«Нет, я… ' Мои слова заканчиваются, когда я вспоминаю, почему я отстаю. Я не должен рассказывать Беккеру, что наткнулся на Брента. Или что я разговаривал со своим бывшим. Не сейчас. Может, никогда. «Мне позвонил агент по недвижимости, занимающийся магазином моего отца. Было предложение, и я его принял». Мой разум кружится от мысли, что сделал Беккер и как, черт возьми, он это сделал.

'Замечательно. Ты должна почувствовать облегчение».

— Ага, — спокойно отвечаю я. Отлично. Это? И как, черт возьми, у него появилась новая женщина?

— Ты сегодня видела дедушку? Он врезается в мой невнятный разум своим вопросом, и я благодарена ему, потому что мой мозг начинает болеть.

— Три миллиона фунтов, Беккер.

— Ой, я тебе об этом не говорил?

Он чертовски хорошо знает, что этого не сделал, как будто он забыл упомянуть, что планировал снова сдать Брента. Разве пятидесяти миллионов не хватило самоудовлетворения? «Нет, ты этого не сделал».

Он хихикает, легкий и сладкий. «Не волнуйтесь, он застраховано. Но не теряйте его, а?

Воздух надувает мои щеки. «У меня есть работа. Увидимся скоро.' Я расскажу ему о машине, когда смогу смотреть ему прямо в его тенистое лицо.

«На самом деле, — говорит он. «Что-то только что пришло. Я должен заехать в Клэпхэм. Сможете ли вы сами позаботиться о графине?

Клэпхэм? Что в Клэпхэме? Я подозрительно прищуриваюсь. «Конечно», — медленно говорю я. «Где я найду бумаги на случай, если она захочет их увидеть?»

'В файле в библиотеке. До скорой встречи, принцесса.

Я вешаю трубку и хлопаю ногой, пытаясь понять, что случилось. Я знаю, как сильно Беккер хотел эту машину. Как он это сделал? — Чем вы занимались, Сент- Беккер? Я спрашиваю в воздухе, пытаясь думать. Мой мозг снова начинает болеть. У меня нет на это времени, и что-то подсказывает мне, что это нужно. Мне также нужно немного аспирина, чтобы успокоить мою голову. Я иду в библиотеку за бумагами, прежде чем собирать картину и с особой осторожностью пробираюсь через лабиринт других сокровищ Беккера, заглядывая поверх них на ходу.

Я дохожу до демонстрационного зала и аккуратно положила его на пол, заправила файл в угол, прежде чем взять единственный мольберт в комнате и расположить его у задней стены, точно по центру, поэтому, когда вы входите в комнату, это первое, что вы увидеть. Моя следующая работа — снять все защитные покрытия, поэтому я начинаю ковырять и нащупывать кромку, которую можно отклеить.

«У нас есть посетители».

Я оглядываюсь через плечо и вижу, что миссис Поттс выглядывает из-за двери. 'Пару минут.'

Она кивает и пятится из комнаты, оставляя меня продолжать аккуратно сдирать покрывало. Картина раскрывается во всей красе, и у меня буквально захватывает дух. «Ого, ты такая красивая», — размышляю я, скользя взглядом по масляной панели. Рамка теперь идеальна, и картина выглядит намного ярче во плоти, отполированной и почти новой.

Пронзительный смех отвлекает меня от восхищения, напоминая, что у меня нет времени сидеть здесь и смотреть на великолепное произведение искусства. Я вскакиваю и кладу картину на мольберт, убедившись, что она в мертвой точке и надежно закреплена, прежде чем осторожно отпустить ее и осторожно отвести руки.

«Готовы, дорогая?» Миссис Поттс вернулась.

Я резко киваю, чувствуя себя необоснованно нервно, и с вопросительным лицом поднимаю защитную пленку. Миссис Поттс протягивает руку, и я кидаюсь отдать ей мусор. «Спасибо», — говорю я, поправляя платье и отступая на несколько шагов.

'Добрый день.'

Приветствие заставляет мою голову вскинуть, а спина принимает форму. Акцент подсказывал мне, с чем мне придется столкнуться, прежде чем я смогу посмотреть, поэтому я не знаю, почему я удивляюсь, когда нахожу женщину в мехах. Это везде, в виде шляпы на голове, епитрахиль на плечи, манжеты из нее замшевых перчаток, и дифферент ее сапог из кожи. Она сжала челюсти и смотрит на меня с головы до ног.

"Где Беккер?" — спрашивает она, нюхая свое очевидное разочарование от того, что я вместо него нашла меня здесь.

Мне нужно это сделать. Улыбнись и перенеси это. Так и делаю. У меня на лице появляется нелепая улыбка. «Он связан». Я не хотел этого говорить.

Она смотрит на меня, ее брови образуют высокие арки. — Вы говорите, связан?

Она это воображает. Беккер связан. Ей должно быть шестьдесят. Наблюдатель, даже если у нее есть задница. «Сегодня вы будете иметь дело со мной». Я машу рукой, показывая на картину. «Петронелла Байс, жена Филипса Лукаса». Просто поговорим о картине. Я могу это сделать. — Вы знакомы с Рембрандтом, мадам? — спрашиваю я, нежно улыбаясь картине.

'Конечно.' Она фыркает, это не впечатлило ее и, возможно, немного оскорбило. Я не теряю улыбки, пока она входит в комнату, наклоняет голову из стороны в сторону, изучая картину. «Во плоти это не так зрелищно, как я ожидала», — говорит она, и я лишь проглатываю свое удивление, прежде чем оно вылетает из моего рта. Это чертовски потрясающе, невежественная корова. Она мне уже не нравилась. Теперь я ее категорически ненавижу. Я смотрю, как она сканирует искусство, скручивая губы. «Что ты думаешь, милая?»

Милая? Я хмурюсь. Это немного знакомо. «Ну, я думаю, что это красиво…» Я задыхаюсь, когда кто-то появляется в дверях демонстрационного зала.

«Я думаю, что это среднее, тетя». Алекса пригвоздила меня взглядом, который может превратить сталь в пепел, когда она пробирается в комнату. Ой… милый… Греческий… Бог. Мои глаза следят за каждым ее шагом, мой сердитый взгляд соперничает с ее. Это требует каждого крохотного кусочка моего самоконтроля, но мне удается оставаться в этой части комнаты, а не бросаться через нее и вытирать самодовольную ухмылку с ее лица.

Тетя? О, мои дни. «Простите меня на минутку». Я отрываю свой смертельный взгляд от Алексы и выскакиваю из комнаты, оставив графиню и ее племянницу — ее гребаную племянницу — одних в демонстрационном зале. Я предполагаю, что это не часть протокола показа, и Беккер не обрадуется, если узнает, что я оставил его сокровище без присмотра, но это срочно. Мне нельзя доверять в той комнате с этой женщиной.