«Я вернулся», — мягко отвечает он, заканчивая упаковку картины и снимая ее с мольберта. «Я только что видел дедушку».

«Дороти сказала не звонить тебе и не беспокоиться излишне». Нам нужно беспокоиться? Взяв мольберт, я отношу его в угол комнаты и ставлю на законное место. 'Как он?'

«Он был очень сонным. Я оставил его отдыхать».

Я расслабляюсь с облегчением. 'Я рада. Он меня испугал».

'Да, меня тоже. Он будет в порядке.» Он выдыхает с усталым видом. Истощенный. Волновался? «А теперь поговорим об Audi».

Мои руки превращаются в камень, упираясь в края мольберта. Блядь. Я забыл об этом. «Я продала картину», — выпаливаю я, оборачиваясь. Он смотрит на меня, скрестив руки на груди. «Тридцать пять миллионов», — гордо заявляю я. «Не тридцать, а тридцать пять миллионов». Беккер слегка склоняет голову набок от удовольствия. — Я сказал ей, что ее хочет National. Она откусила мне руку». Его лицо по-прежнему не впечатляет, и меня это начинает раздражать. Он бросил меня на дно и заставил в одиночестве выкарабкивается. И я чертовски хорошо справилась. «По крайней мере, ты мог бы выглядеть довольным», — раздраженно бросаю я. — «А раз уж ты так хочешь поговорить об автомобилях, давайте…»' Я только успеваю обуздать себя, прежде чем я сообщу ему о своих подозрениях по поводу винтажного Ferrari. Я все время забываю, что Беккер не знает о моей встрече с Брентом. И он не должен. Это его только разозлит его и подтолкнет к продолжению этих безумных игр.

"Что?" Он делает угрожающий шаг ко мне.

'Ничего.' Я уклоняюсь от его взгляда.

«Принцесса… ' Он настороженно повторяет мое домашнее имя. "Что такое?"

'Ничего.' Я смеюсь, стремясь к безразличию, но добиваюсь только чувства вины. Я все еще не смотрю на него и не смею. «Мне нужно разобраться с грудой документов». Я переворачиваю плечо и отступаю. «Надо идти». Я поворачиваюсь и спешу прочь, гадая, в какой момент он поделится своим недавним грабежом, если вообще расскажет. Возможно, я ошибаюсь. В конце концов, он обещал больше без секретов. Но Брент сказал мне, что у него есть машина; Беккер также сказал мне, что в его жизни появилась новая женщина. Итак, у кого эта гребаная машина?

Я слышу телефонный звонок Беккера, когда убегаю, благодарна за то, что он отвлекся от преследования и давления на меня. Во всяком случае, пока. Я не знаю, как с этим справиться. — «Звонишь позлорадствовать?» Беккер спрашивает, вместо обычного приветствия, эй или добрый день. За этим вопросом также скрывается масса опасностей. Я слышу, как он ругается, и рискую заглянуть через плечо, увидев, как он ткнул пальцем в экран своего телефона. Он прервал звонок. Он выглядит сумасшедшим. Зачем? Я не знаю, и, судя по его лицу, не хочу. Я поворачиваюсь и поспешно ухожу. «Стой на месте, принцесса».

Я заикаюсь и замираю, как будто он мог бы нажать на паузу на меня кнопку. Я не авторитет в его команде. Мне также не нравится то, что я напугана, а не мое обычное похотливое «я», когда он приказывает мне. Тогда мой мозг, кажется, вздрогнул.

Позвонил злорадствовать?

Ой… нет…

Я сжимаюсь, как распустившийся цветок, облитый горячей водой. Есть только один человек, которому Беккер задаст этот вопрос, и, торопясь убежать, я не подумала об этом достаточно быстро. Я бы бежала быстрее, если бы мой мозг работал быстрее.

— Что мне сказать? — спрашивает он хриплым от раздражения голосом. Я закрываю глаза, когда чувствую, что он приближается, пока он не прижимается к моей спине и не дышит мне в ухо.

Я трясу головой ему в щеку, не открывая рта. Не знаю, почему я это отрицаю. Это был Брент по телефону, и он любезно рассказал Беккеру о нашей небольшой встрече возле моей квартиры. Это означает, что Беккер явно предположил — и правильно — что Брент сказал мне, что выиграл машину. Так почему он так упрекает? Он виноват, а не я.

— «Почему ты не сказала мне, что Брент Уилсон обнюхивает твою квартиру?» — спрашивает он, его бедра упираются мне в спину — расчетливое движение, которое могло бы сработать для него. Измучить меня своим греховным опытом. Сделай меня безрассудной, отчаявшейся и готовой броситься в огонь, если он только потворствует мне.

Я вдыхаю. «Зачем мне, если я знаю, что ты рассердишься?»

«Я не сержусь», — хрипло шепчет он. «Ты пахнешь яблоком».

Мои зубы впиваются в губу, когда я борюсь с желанием, которое он обнаруживает. Он злится, но играет хладнокровно, и мне приходит в голову, что он злится не из-за того, что Брент Уилсон бросил его в это дело, а из-за того, что Брент проигнорировал требование Беккера держаться от меня подальше. Но нам нужно вернуться к делу. — «У тебя есть что мне сказать?» Я возражаю.

'Да, у меня есть.' Он обнимает меня за талию и хватает меня, оттаскивая назад. «Сегодня я обокрал Брента Уилсона более чем на сто миллионов». Он заканчивает свое спокойное объявление легким поцелуем в мое ухо.

Я с облегчением выдыхаю. По крайней мере, я думаю, это облегчение. Потому что я не слишком много думаю. Мое воображение не убегает со мной. Но говорит ли мне Беккер, потому что его поймали с поличным? Он не выглядит гордым, довольным или самодовольным. Он звучит почти безразлично. Это просто еще один счет Беккеру против Брента, но я начинаю задумываться, где можно найти удовлетворение, если Брент не знает, что с ним поступили несправедливо. Где в этом удовольствие? Но я должен была ожидать этого, когда «О'Киф» пропал. Беккер никогда не позволил бы этой лжи. Но чем это закончится?

Беккер немного приподнял меня и приложил губы к моей шее. Опасения исчезли, и знакомые желание и похоть вернулись в полную силу. Он чувствует себя неловко, зная, что Брент снова обнюхивает меня, пытаясь настроить меня против него. Ему не о чем беспокоиться. Я его и, видимо, никакие преступления этого не изменят. Будет ли он когда-нибудь показывать трюк, с которым я не смогу справиться с моральной точки зрения? Мое сострадание к истории Беккера помогает мне сочувствовать и принимать его преступления. И теперь я понимаю, что его потребность удержать власть над Брентом будет острой, поскольку он пообещал отказаться от поиска потерянной скульптуры. Беккер так или иначе нужно отомстить. Это один из способов — неоднократно грабить Брента — и Брент не помогает делу, отражая его атаки. Другой продолжает поиски и находит главу фавна, и после того, что я узнала о смерти его родителей, я никогда не должна этого допустить. Никогда. Так что я иду на компромисс. Я бы предпочел оставить Беккера и согласиться с тем, что он собирается обмануть Брента на всю оставшуюся жизнь вместе, чем потерять его в мифах. 'Как?' Я спрашиваю.

«Оригинал был заменен первоклассной копией».

Я остаюсь спокойной. Он поражает меня многими способами, больше чем раз. Резьба скульптур, подмена машин. — «Это то, чем вы занимались весь день?»

'Да.'

— «Значит, Брент заплатил миллионы за копию?»

'Да.'

"Где оригинал?"

Он разворачивает меня и с ухмылкой хватает меня за щеки. «В нашем гараже».

Я хмуро смотрю на него. «Ты обещал мне больше никаких игр».

«Он хотел этого только потому, что я этого хотела, принцесса. И теперь он думает, что она у него есть».

Я не могу поспорить с правдой. Проклятый Брент за подстрекательство Беккер. «Он обязательно узнает».

'Как?'

'Я не знаю. Может, когда он это продаст».

Он закатывает глаза. Не знаю почему. Это вполне разумное беспокойство. «Он никогда не продаст то, что, как он знает, я хочу. Это его удовлетворение. Каждый день смотреть на эту машину в моем гараже, зная, что думает, что она у него». Он нахально подмигивает, и я качаю головой, на сегодня все готово. Это самоудовлетворение в лучшем виде.

— «Могу ли я предположить, что твой дедушка не может знать об этом?» — прямо спрашиваю. Его беспокойный взгляд дает мне ответ, и я тяжело вздыхаю. «Не могу поверить, что позволила тебе затащить меня в свой развращенный мир».

Его палец встречается с моими губами. «Ты любишь мой развращенный мир». Он крепко сжимает мою задницу. «Я покажу тебе, насколько я испорчен сегодня в постели». Заменив палец твердыми губами, он целует меня страстно, глубоко и многозначительно, поглощая меня, пока в конце концов не останавливается и игриво прикусывает мою губу. — «Тридцать пять миллионов, а?»

«Я чувствую себя лучше, когда у меня на пальце три миллиона».

Он смеется и целует меня в голову, ведя нас обратно в выставочный зал и собирая картину своей свободной рукой. «Насколько она ужасна?»

'Который из?'

«Алекса». Он выплевывает ее имя как безвкусицу.

«Очень ужасна. Она настаивает, что ее тетя хочет иметь дело только с тобой в будущем, а не с твоей девушкой.»

— Бьюсь об заклад, она сказала это. В любом случае, давайте вернемся к вашему другому достижению сегодня. Он смотрит на мое хмурое лицо, пока я бегу через дверь. Другое достижение? «Моя искореженная Audi». Его губы выпрямляются. «Когда я приехал на фабрику, это было настоящим сюрпризом для встречи с возвращением домой».

«А». Я поднимаю палец, показывая, что собираюсь дать ему вполне разумное объяснение разгрому его машины. «Я знала, что ты привезете домой новую женщину, поэтому хотела освободить место в твоем гараже».

Он громко смеется, и я чувствую себя намного лучше. «Ты будете наказана».

'Как?' Почему я спрашиваю, мне непонятно. Все мы знаем, какое мне будет наказание.

«Ты будешь мыть Глорию в нижнем белье каждое воскресенье в течение года», — заявляет он, одобрительно улыбаясь. Я удивлена. Нет пощечины? «И я время от времени буду шлепать тебя по заднице, пока смотрю», — добавляет он, бросая взгляд на меня.

«Ты грязный осел».

«И скоро стану твоим грязным мужем». Он берет мою левую руку и целует кольцо своей бабушки, и по причинам, не зависящим от меня, все, что отягощает мой разум, поднимается вниз.