— «Украли» — по-моему, слишком некрасивое слово, — протянул Очаровательный Микки. Ирландский акцент делал его речь почти ласковой. — Должен предупредить вас, госпожа Холлингбрук, что я никому не позволяю произносить его в моем присутствии.

Сайленс решила не извиняться. Ведь этот человек угрожал жизни ее мужа.

Микки склонил голову набок, и черный локон скользнул по его плечу.

— Чего же вы хотите от меня, дорогая? Она вздернула подбородок.

— Я хочу, чтобы вы вернули груз. Микки ее слова, видимо, позабавили.

— И какого черта я должен сделать такую глупость? Сердце билось так громко, что Сайленс боялась, что он может его услышать, но, не дрогнув, произнесла:

— Потому что, вернув груз, вы поступите правильно. По-христиански. А если не вернете, моего мужа посадят в тюрьму.

Микки, удивленно поднявший черную бровь, стал похож на самого дьявола.

— Ваш муж знает, что вы здесь, дорогая? — Нет. — Сайленс прикусила губу.

— Понятно. — Он снова подозвал мальчика с подносом и снова выбрал конфету.

Сайленс уже открывала рот, но Гарри толкнул ее в бок, она поняла его предостережение и закрыла рот.

Микки медленно ел конфету, а все, находившиеся в тронном зале, ждали. Сайленс заметила позади него черную мраморную статую какой-то римской богини. На ее голове была тиара, а длинные нити жемчуга украшали обнаженную грудь.

— Ну, дело обстоит так, дорогая, — сказал Микки так неожиданно, что Сайленс подскочила. Он снова улыбнулся. — Видишь ли, хозяин судна, на котором служит капитаном твой муж, и я немного поссорились. Он думает, что не заплатить положенную мне долю груза — это ничего страшного, а я… я не могу этого допустить. Это проявление неуважения, по моему скромному мнению. Поэтому я взял на себя смелость конфисковать груз «Финча». Можешь назвать это крутыми мерами, и я бы с этим согласился, но все равно ничего не изменишь. Как постелешь, так и спи.

И Очаровательный Микки изящно пожал плечами, словно показывая, что его это дело больше не касается.

Вот и все. Ее аудиенция окончена. Гарри положил руку ей на плечо, чтобы увести, а Очаровательный Микки, наклонившись, уже слушал, что шептал ему худенький маленький человечек. Но Сайленс не могла сдаться. Она должна сделать хотя бы еще одну попытку. Ради Уильяма.

Сайленс набрала в грудь воздуха, чувствуя, как Гарри предостерегающе сжал ее плечо.

— Пожалуйста, мистер О'Коннор. Вы сами сказали, что вас огорчил хозяин судна, а не мой муж. Не можете ли вы вернуть груз ради него? Ради меня?

Микки медленно повернул голову, но улыбки на его лице больше не было. В его глазах было странное равнодушие, а губы недовольно скривились.

— Берегись, дорогая. Один раз я позволил тебе поиграть около моих когтей и сбежать целой и невредимой. Если ты снова попадешь в мои когти, тебе некого будет винить, кроме себя самой.

Сайленс нервно сглотнула. От его тихого предупреждения у нее на затылке встали дыбом волосы, и она впервые осознала, что находится в смертельной опасности. Ей захотелось поджать хвост и убежать.

Но она не убежала.

— Пожалуйста. Прошу вас. Если вы не сделаете этого ради моего мужа или ради меня, то сделайте это ради себя. Ради спасения вашей бессмертной души. Окажите такую милость, и, обещаю вам, вы никогда не пожалеете об этом.

Очаровательный Микки смотрел на нее холодным, отстраненным, равнодушным взглядом. В зале стояла такая тишина, что Сайленс слышала каждый свой вздох. А рядом с ней, совсем не дыша, стоял Гарри.

Микки медленно улыбнулся.

— Ты, должно быть, очень любишь его, этого капитана Холлингбрука, этого расчудесного своего мужа.

— Да, — с гордостью сказала Сайленс. — Да, люблю.

— И он отвечает любовью на твою любовь, моя дорогая?

— Конечно, — удивилась Сайленс.

— А, — пробормотал Очаровательный Микки, — тогда, может быть, найдется другой способ разрешить это дело к нашему обоюдному удовлетворению, моему и твоему.

Стоявший рядом Гарри оцепенел.

Она знала. Она знала, что бы ни предложил Очаровательный Микки, для нее ничего хорошего в этом не будет. Она знала, что невозможно сбежать из этого зала, из этого ужасного, великолепного, бездушного дома.

— То есть, конечно, если ты действительно любишь мужа, — подобно самому дьяволу, сказал Микки.

Уильям был для нее всем на этом свете. И она готова была сделать все ради его спасения.

Сайленс посмотрела дьяволу в глаза и гордо подняла голову:

— Люблю.

Глава 11


Остаток дня Мег провела, наслаждаясь возможностью помыться. На следующее утро она снова предстала перед королем Ледяное Сердце. Увидев ее, он немного удивился — может быть, он не узнал ее, ведь она смыла сажу? — Но вскоре он принял обычный, недовольный вид.

Перед ним, стояла большая толпа придворных, одетых в роскошные меха, бархат и драгоценные украшения.

Он спросил собравшуюся знать:

— Вы меня любите?

Придворные не закричали в один голос, как это сделали накануне стражники, но ответы были такими же: да!

Король насмешливо посмотрел на Мег:

— Видишь! Признайся теперь в своей глупости…

«Король Ледяное Сердце»


— Значит, ты собираешься опять встретиться с ним? — тихо спросил ее Уинтер.

— Да. — Темперанс заплела прекрасные светлые волосы Мэри Литтл и улыбнулась девочке: — Вот и все. А теперь спать.

— Спасибо, мэм.

Мэри Литтл присела, как ее учили, и выбежала из кухни.

— Теперь ты, Мэри Черч. — Темперанс взяла щетку и сосредоточенно принялась расчесывать густые каштановые локоны, стараясь не слишком сильно их дергать.

Остальные три Мэри сидели в рубашках перед очагом и сушили волосы, склонившись над своим рукодельем. Банный день всегда был нелегким днем, но тем не менее Темперанс получала от него удовольствие. В том, что все дети становились чистыми и ухоженными, было что-то успокаивающее.

Она вздохнула:

— Мне надо сегодня уйти.

Они с Уинтером старались говорить спокойным и вежливым тоном.

Мэри Уитсон не отрывала глаз от работы, но задумчиво сдвинула брови.

Темперанс вздохнула. Жаль, что она не смогла поговорить с Уинтером наедине, но она обещала посетить бал, на который пригласил ее Кэр. Ей хотелось думать, что она только ради приюта с нетерпением ждала этот вечер. Но сердце забилось сильнее, едва она подумала, что снова увидит Кэра. Она обеспокоенно взглянула на стоявшие на каминной полке часы.

— Я надеюсь сегодня поговорить с одним джентльменом. Уинтер отвернулся от камина.

— С кем?

Темперанс старательно разбирала спутанные волосы Мэри Черч.

— Это джентльмен, которому Кэр представил меня на музыкальном вечере, сэр Генри Истон. Он, кажется, заинтересовался нашим приютом, он спрашивал меня, как мы устраиваем мальчиков подмастерьями, и об одежде, которую мы им предоставляем. Я надеюсь, мне удастся убедить его помочь приюту.

Уинтер взглянул на девочек, все они с жадностью прислушивались к их разговору.

— И ты уверена, что он оправдает твои надежды?

— Нет. — Темперанс слишком сильно дернула за волосы Мэри Черч, и девочка вскрикнула. — Прости меня, Мэри Черч.

— Темперанс… — начал Уинтер.

Но она перебила его, заговорив тихо и торопливо: — Я ни в чем не уверена, но я все равно должна быть там. Разве ты не понимаешь, брат? Я должна цепляться за малейшую возможность, даже если она окажется ложной. Уинтер поджал губы.

— Хорошо. Но постарайся не отходить от лорда Кэра. Мне неприятно думать, что ты будешь на одном из этих аристократических балов. Я слышал… — он взглянул на девочек и, видимо, сказал не то, что собирался, — о том, что случается на таких балах. Будь осторожнее, пожалуйста.

— Конечно. — Темперанс улыбнулась Уинтеру, а затем Мэри Черч. — Вот и готово.

— Спасибо, мэм.

Мэри Черч взяла за руку Мэри Свит и вышла вместе с ней из кухни.

— Ну а теперь остались три головки и шесть косичек. — Уинтер улыбнулся оставшимся у очага девочкам.

В ответ они захихикали. Несмотря на то что Уинтер всегда был ласковым, он не часто говорил таким веселым тоном.

— Я пойду наверх, почитаю на ночь Псалтырь, — сказал Уинтер.

Темперанс кивнула:

— Доброй ночи.

Она почувствовала, как, проходя мимо нее, он коснулся рукой ее плеча, и с облегчением вздохнула. Его неодобрение огорчало ее больше, чем неодобрение других братьев. Уинтер был ей ближе по возрасту, а совместная работа в приюте еще больше сблизила их.

Темперанс покачала головой, поспешно заплела косички еще двум малышкам и отослала их спать, с ней осталась только Мэри Уитсон. Это был своего рода ритуал, установленный ими обеими, Мэри Уитсон всегда была последней из всех, кому на ночь заплетали косички. Темперанс подумала, что делает это уже девять лет, с тех пор, как Мэри появилась в приюте. Скоро они найдут для нее место. И вечера, проведенные вместе у очага, закончатся.

От этой мысли у Темперанс сжалось сердце.

Она вплетала в косу Мэри ленту, когда в дверь постучали. Темперанс встала.

— Кто это может быть? — Для лорда Кэра было еще рано. Она поспешила к двери и отперла ее. У двери стоял лакей с большой закрытой корзиной.

— Это для вас, мисс, — сказал он и, вручив ей корзину, повернулся, чтобы уйти.

— Подождите! — окликнула его Темперанс. — Это зачем? Лакей уже отошел на несколько ярдов, но обернулся:

— Милорд сказал, чтобы вы надели это сегодня вечером. И он исчез.

Темперанс заперла дверь и внесла корзину в кухню. Поставив корзину на стол, Темперанс сняла покрывавшее ее простое полотно. Под ним лежало платье из яркого бирюзового шелка, с вышитыми крохотными букетиками желтых, красных и черных цветов. У Темперанс перехватило дыхание. По сравнению с ним чудесное алое платье Нелл казалось мешком. Под платьем лежали красивый шелковый корсет, сорочка, чулки и вышитые туфельки. Там же лежала завернутая в шелк маленькая шкатулка. Темперанс взяла ее дрожащими пальцами, не решаясь раскрыть. Конечно же, она не могла принять такой подарок. Но с другой стороны, она едет на торжественный бал с лордом Кэром и не хочет позорить его скромностью своего туалета.