— Он всё время говорит, что на свидание я пойду только с ним под руку. Вот. — Она кладёт свою хрупкую кисть руки на салфетку и разглаживает бахрому. — Пойдём с ним под руки вдвоём.

Первым отмирает, конечно же, мужчина.

— Не понял. Какое ещё… какой ещё к… Какое свида… ние! — Играет желваками Никита.

Ноль реакции. Анастасия не обращает на него внимания.

— А если не отобьёт, если ты останешься с твоим парнем, то… то тогда не знаю. Проси, чего хочешь. Но что-то мне подсказывает, что не останешься, — продолжает она обрабатывать меня, но её за локоток уже поворачивает брат.

— Подожди, не гони. Тебе, что, уже есть с кем идти на свидание?

Оу! Какие люди! Найк вернулся! Узнаю Найка Громова. Знакомый блеск хрома в зелёно-карих глазах и гонор в голосе. Несите поп корн — сейчас что-то будет. Чувствуя себя третьей лишней, но меня это только радует.

— Да. — Вскидывает подбородок, как капризный ребёнок Настя, но потом низко опускает голову и начинает рассматривать свой довольно дорогой маникюр.

Громов закатывает глаза и зажимает рот, видимо проглатывая очень нехорошие слова.

— И кто же… этот смертник?

— Ой, Ник, я тебя…

— Я его знаю?

Анастасия долго молчит.

— Да. — Выпускает из себя очень тихо.

— Сколько ему.

— Чего… сколько…

Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не присоединиться к вопросу и не спросить у самого Никиты, сколько осталось этому смертнику. Больно уж на то похоже.

— Сколько годков ему, спрашиваю, — напирает на сестру Громов.

— Сколько и тебе. Двадцать один.

И тут где-то в комнате раздаётся рингтон айфона. Знаете, прямо как в фильмах показывают по всем законам жанра — напряженная сцена, все такие сосредоточенные, и в тишине звучит телефонная трель.

Это у Никиты в кармане. Он достаёт аппарат, бросает взгляд на экран и с каменным лицом хладнокровно сбрасывает вызов. Засовывает айфон обратно и садится так же, как и до этого, и точно так же опять смотрит на Настю.

— Это Артемон? Да? Мои разговоры на него не действуют, я смотрю.

— Нет. Это не Артём.

— Наська, я всё равно узнаю. — Стучит Громов по столу согнутым указательным пальцем. — Он там в десантном своём ветошью прикинулся.

— Больше я тебе ничего не скажу. — Показывает брату кончик языка Анастасия. — Давайте лучше чай пить.

Мы пьём чай, хоть я недавно его напилась у Натали с Кирюшкой, и эти посиделки очень напоминают мне моих друзей двойняшек — Настя так же, как и моя подруга, слегка подкалывает брата по поводу и без, чем меня очень смешит, а он, как и Кирилл, всё так же ей прощает и только улыбается.

В один момент я, совершенно дезориентированная и оторопевшая, не замечаю, как Никита нечаянно сбивает на пол красивое блюдце с картинками гномов и рождественских фонариков, и то разлетается на множество осколков.

— На счастье! — Хлопает в ладоши Настя. — Ха-ха! — не стесняясь, злорадствует она, присев на корточки и собирая кусочки. — Это мама привезла из Праги, значит сегодня ты получишь от неё по жопе.

Никита лыбится, ни грамма не смутившись.

— А я скажу, что это ты разбила, и по жопе получишь ты!

— Вот ты днище, а, Ник! — Сестра прожигает взглядом в нём дыру разметом с футбольный мяч, наверное.

— А за то, что обзываешься получишь по жопе ещё и от меня.

— Дерьмо… — бубнит Настя, и лезет под мойку за щёткой и совком. — И что в тебе девчонки находят, что бегают за тобой, ты же…

— Анастейша! — голос Громова гремит, как раскаты грома, извиняюсь за тавтологию, но так оно и есть и по-другому не скажешь, пожалуй. — Никто за мной не бегает.

— Да-да, расскажи. В школе только за тобой и бегали, и меня даже достали своими просьбачками, почему в Универе должно быть по-другому? Лиза, за моим братом сейчас бег…

— Лиза, где ты живёшь? — не выдерживает Никита и громко перебивает сестру.

А зря. Мне так понравилось — сижу и тихо улыбаюсь, как дурочка. На душе так хорошо и спокойно, так уютно, что даже радостно. Какое счастье, что он пригласил меня к себе и позволил хоть одним глазком заглянуть в его мир, я ему так благодарна за это, что не передать словами. Они такие милахи эти Громовы, скажите же, да? Я прямо, как хорошую, интересную книгу прочитала, как посмотрела лучший фильм в моей жизни.

Уходить не хочется, но хорошее всегда быстро заканчивается, поэтому пора домой.

— На Веленцовке. Там… недалеко от «Ленты». Но я сама могу доехать. — Показываю рукой на сапоги в коридоре. — Сейчас автобусы очень хорошо ходят. Да и вообще…

И, разумеется, меня никто не слушает.

— Хорошо. Я отвезу тебя. А сейчас прошу меня извинить, я должен сделать один звонок. — Поднимается из-за стола Громов. Это уже третий, или какой там по счёту. Прямо официальный такой, серьёзный, собранный, деловой. Интересно, сколько их всего? Неужели действительно пятьдесят?

— Он запал на тебя, — шепчет мне уже в прихожей Анастасия, когда я обуваюсь, а голос Никиты слышится откуда-то из глубины квартиры — он разговаривает по телефону.

— Настя. — Бросаю девушку укоризненный взгляд.

— Я уже семнадцать лет Настя и все их до последнего дня знаю своего брата. Говорю тебе: он запал на тебя. Это же очевидно. И ты ещё не всё знаешь.

Не знаю, почему, но что-то не хочу я всё знать. К чему мне лишние надежды, так ведь?

— Я думаю, ты фантазируешь. Не похоже, что он может… запасть.

— Пф, глупости! Меня он любит, маму нашу любит, а тебя почему-то не может? Ну и где логика?

Да и правда, с логикой проблемы. Но в Анастасии я вижу лишь очень энергичную, деятельную девушку, которой не терпится заняться личной жизнью брата, раз уж свою он ей устраивать пока не даёт.

— Слушай, Лиз, дай мне на всякий случай свой номер, а?

Диктую ей свой номер, она тут же делает дозвон, и я сохраняю его.

Когда я уже одета и обута, появляется Никита, гремя в руках ключами от машины.

— Готова? Поехали. Насть, мать сказала, скоро будет. Просила тебя отварить немного риса. Сказала, голодная как волк. Если риса не будет, она съест тебя.

— Так-так. — Настя топает тапкой по полу и ехидно улыбается. — Скорее, она сказала приготовить рис тебе.

— Какая разница. Не видишь, я занят.

— Ой, все такие прямо занятые, что куда деваться. Одна Настя всегда для всех свободная. Ладно уж… что с вас толку… с влюблённых.

— Приеду, язык твой помело отрежу на колбасу. Всё. Мы побежали. — Громов чмокает её в щёчку затем протягивает руку и открывает замок.

На этот раз в лифте немного веселей, но не так беззаботно, как хотелось бы.

А вот в машине Никита становится каким-то не таким. Не могу вам описать, не умею подобрать нужные, точные слова, но мне так и кажется, что он едет и вспоминает всё, что наговорила на кухне его сестра. Её слова прямо висят в воздухе, которым мы дышим. Почему! Ну, почему?! Ведь это же обычная, ничего не значащая девчачья болтовня, так ведь?

И объясните мне, пожалуйста, от чего у Никиты такое лицо, словно всё это правда, будто его раскусили, вывели на чистую воду, и его это восхищает — глаза горят, в уголках губ улыбка. И знаете, что? Скорей всего, у меня лицо точно такое же. А ещё я чувствую себя какой-то… голой. Обнаженной. Словно я капуста, и с меня сняли все листья и оставили один кочан.

Но может я натягиваю ситуацию? Выдаю желаемое за действительность? Нет, так дело не пойдёт. Если ничего не делать, мы так и будем ходить вокруг да около.

Может, для начала попытаться стать ему другом?

— Никита, а кто такой этот Артемон? Артём.

— Мой бывший одноклассник. Живёт парой этажей выше. Учится сейчас в Рязани, в десантном.

— Ого! — вырывается у меня уважительное восклицание до того, как я включаю мозги и осекаюсь.

— Пф, подумаешь. Десантники. — Кривится Громов. — «Никто кроме нас». В своё весе я любого из них оформлю под заказ и не вспотею. Уработаю, как бог велел.

Есть! Ещё один! Найк Громов — хвастунишка. Кажется, это уже четвёртый, да? Такой милый, смешной.

— А это правда, что за тобой в школе девчонки бегали? — пытаюсь сделать свой голос, как можно беззаботней.

— Ты сомневаешься? — Чуть поворачивает он ко мне голову, но не отрывает взгляд от блестящей в мокрой дороги, в которой отражаются, и становятся ещё более режущими глаз все красные огни впередиидущих и все фары встречных машин.

— Ни грамма, но… это льстит?

Он не думает над ответом. Словно этот вопрос ему задают каждый день на завтрак, обед и ужин.

— Да. Первые два дня.

— А потом?

— А потом ты понимаешь, что от этого никакого толку.

— Вот уж глупости.

— Девушки, которые не стесняются… — он слегка играет желваками, — годятся только на то, чтобы не стесняться и дальше.

Я вспыхиваю и подскакиваю на сиденье. Начинаю задыхаться от возмущения, мне не хватает воздуха.

— Это ты намекаешь на меня и Гену? Но я не бегала за ним! — Больно захлёбываюсь эмоциями. Они захлёстывают и мешают, и ранят, и много чего ещё. — И не собиралась. Только хотела дать понять, что он мне нравится.

— А он тебе нравится? — Это вопрос Никита выпаливает ещё быстрее.

Опять. Снова и снова открываю и закрываю рот, но сейчас уже потому, что не знаю, что сказать.

Я сама не знаю.

Даже передать вам не могу, до чего же хочется сказать «нет». Прямо сердце рвётся из груди. Но тогда получается, что я принимаю подарки, и шоколадки, и помощь в учёбе от парня, к которому ничего не чувствую?

Господи!

Какой кошмар!

До меня только сейчас начинает доходить.

Какая же я глупая и гадкая. Как могла до такого докатиться. Хрумкаю шоколадки и печенюшки, и терплю общество Гены, а сама его уже почти презираю. Может, смогу ещё и сексом с ним заниматься без любви? Фу!