Потом была ещё у меня Маня. Мария Зотова. Но она нашла в моём бардачке не свои трусики. Да откуда я знаю, чьи они? Оно мне надо? Я их не покупал и носить не собираюсь.

А езжу я на материной машине. Она купила себе хорошего «японца», а мне отдала своего трёхлетнего «немца». Мне норм. Мамунтий у меня вообще молодец, вся в меня. Работает в мэрии, мужиками командует и имеет их по полной. Но ни одного из них дома у нас я не видел ни разу. Потому что в нашей семье единственный мужчина. И это я. И мать в обиду я не дам. Да и Наську тоже. Ох и красивая у меня сеструха уродилась, вы бы видели. Кукла! Я, конечно, тоже ничо так, грех жаловаться, но наша Наська — это просто картинка.

И это, блять, опять же большая засада и нехилые такие траблы. Знаю, что на неё слюни пускает половина школы с прыщами на рожах и приборами в штанах и, наверняка, все они на неё же и дрочат в душе. Но там у себя они пусть хоть задрочатся вусмерть, мне пох на самом деле. Но если, упаси их боже, хоть кто-нибудь, хоть пальцем, хоть дунет на неё — клянусь, угроблю. Придушу. Все прыщи на роже выдавлю разом. Урою, только ливер брызнет. Она девчонка такая, хорошо учится, и пусть себе учится. Мала ещё. Всегда успеет.

Может, потому что у меня в квартире целых две женщины и обе красавицы, домой к себе я баб не вожу. Ни разу не было. Если не верите, у них спросите. Как их узнать? Очень просто: у них у всех будто на лбу написано: «Найк Громов. Оттархано».

Бывало, что мне пытались бить морду те, у кого я уводил чику. Ну как уводил, скорее брал на прокат. Царство небесное тем, кто дотянулся до моей морды. Нет, вы не подумайте плохого, я их не убивал, просто больше не видел.

Случалось, что из-за меня сцеплялись тёлки. Вот была потеха. Помню, как однажды перегрызлись Юлька Молчанова, с которой я спал — а если точнее, то пару-тройку раз засадил ей в обед у неё дома, пока родителей нет — с Дашкой Самчук. К ней домой я не доехал, мы перепихнулись у меня в машине в одном из переулков. Так вот когда эти бабищи выдирали друг другу патлы, мы с парнями срали попкорном, до того обожрались им. Не, ну по кайфу же. Прикольно.

Поймите меня правильно, я не хочу всего этого барахла с разборками, но если мне тёлка симафорит взглядом, я не Говннадий Криницын, я делать губки бантиком и морду веником не буду, я задеру юбку и оттрахаю. А что прикажете, отказываться? А я не привык себе ни в чём отказывать. Вот он я, а вот она тёлка, ну? И что по-вашему я должен сделать? Ну, ну, думайте, думайте! Поняли? То-то же! Если откажу себе, кто меня потом умным назовёт, если я сам себя не назову.

Кстати, кажется до тусы сегодня я себя не донесу. Что-то мне прямо как-то в яйца эта мордашка. И кто же это у нас тут такая улыбчивая? Что-то не помню. Так, стоит рядом с дверью. Аудитория четыреста четыре.

— Привет. — Подхожу, ухмыляясь, и окидываю взглядом грудь. Троечка. Нормуль. Сойдёт на разок.

— Привет. А я тебя знаю. Ты Найк Громов?

Её улыбка, как коробка передач в тачке — чем больше готовность, тем шире положение.

— Чёртова популярность, — развожу руками, не спрашивая её имя в ответ. На кой оно мне, если видно, что она и так явно не против, и мы упираемся в тему: где деваха может себя предложить. — А ты здесь учишься?

— Ой, ну что ты. Я закончила пять лет назад. Немного поработала и вот поступила в аспирантуру.

— Молодец. Серьёзно подходишь к теме карьеры.

— Да. Очень. Хочу начать собирать материал на диссертацию, работая со студентами.

«Ах, даже так. Ну что же. Я тебя этим материалом обеспечу по самые гланды, милая».

— Ну, так может я чем пригожусь? Я же тоже… как бы… студент, — лезу в карман и начинаю шелестеть презиком.

Она подпрыгнула от радости или мне показалось?

— Хорошо. — Поправила волосы так, будто я её сейчас на Шенген фотографировать буду. — Заходи. — Лезет в карман кофты за ключом.

Не успели мы войти, я тут же спускаю рюкзак с плеч на пол и хватаю деваху за плечо. Кручу на себя резко и грубо. Им это нравится, а мне только в кайф. Накидываюсь на губы, и в штанах начинается шевеление. То, что надо. Блять, что у них за помады эти дебильные? Жирное какое-то и тошнотное. Но тут же о губах забываю — руки скользят по её бёдрам. Ох, скажу я вам, для нормального мужика женские бёдра — это отдельный фетиш и феромон. У баб там такая кожа — опупеешь. Башку сносит куда-то к херам просто на раз.

— Подожди. — Она вырывается и несильно упирается ладонями. — Я замкну дверь.

Ключи у неё ещё в руке, поэтому она быстро гремит ими в скважине и тут же отбрасывает на ближайший стол.

И через секунду отправляется туда сама.

Опрокидываю её грудью сильно, жестко и придерживаю. Задираю платье, и передо мной открывается не очень красивый женский зад, обтянутый чёрными колготками, под которыми как на ладони салатовые кружевные трусы. Пойдёт с пивом, но могло быть и лучше. Чиркаю молнией на джинсах, чтобы выпустить член и тут же лезу в карман за презиком. Всё это быстро, чётко, отработанными движениями — некогда здесь жопу мять. Она сдавленно дышит где-то там, далеко, на столе.

Вхожу в неё без предвкушения и не жалею об этом. То, что нас могут застукать, только подогревает кровь. За тонкой ДэЭсПэшной дверью шумит пипл, но мне на него пох. Мне нужно немного траха и я его сейчас получу.

Вдалбливаюсь в тёлку сосредоточенно, но не забываю поигрывать её клитором. Её ноги от этого машинально раздвигаются, и в комнате начинает витать запах женской смазки. Я его улавливаю, как акула — каплю крови в океане. Это выстреливает мне прямо в яйца, а я выстреливаю в презик. Взрываюсь кайфом и стискиваю зубы, чтобы не стонать. Оргазм бьёт по мозгам и по каждой клеточке тела. Прихожу в себя от того, что вокруг члена начинает сжиматься влагалище. Ауч, щекотно же. Буквально выпрыгиваю из неё, но ей уже и не надо — она выплёскивает на столешницу всё, что я ей надрочил.

Итак, мы в шоколаде и мне пора.

Ну вот примерто так всё и происходит. Иду уже по коридору, на прощание пообещав запомнить её аудиторию.

С тёлками постарше намного проще и приятней. Они не будут сопли на пальчик и «мне мама не разрешает». У них уже в глазах всё, как на мониторе ноута: как, сколько, куда, где и что потом. Красота!

Нет, встречаются конечно и среди пешек моего возраста те, кто может отсосать по щелчку пальцев. Но после того, как одна из них наутро сказала мне: «А ты прикольный», я послал их всех в жопу. Скопом. Всей отарой. Это я-то прикольный? Серьёзно? Да ну нах такое счастье.

И опять же, у неё губки уже в рабочих мозолях и скорее всего горло тоже, но в глазках всё равно вот эта вот мечта о чувствах. Им всем всё время хочется какой-то грёбанной любви, а я от этого слова покрываюсь пятнами и весь чесаться начинаю.

Не говорите мне об этой сраной любви, ради всего святого. Я верю в трах. Трах — это то, что я могу пощупать и что умею делать лучше всех. Да вы посмотрите на меня — где я и где эта сука любовь! Любовь для меня — это имя женщины. Всё. Конец списка. В моём мире её нет и не будет, пока я жив.

Могу ещё сказать, что мне пытаются подражать. Но сами понимаете, копия — это всегда подделка, и до оригинала ей, как до звезды. Опасайтесь подделок, короче — таких, как я больше нет. Мне и тёлки часто так говорят, да я и сам вижу, не слепой. Но даже если у шнура и получается срисовать меня хоть в чём-то, то это только до того момента, как он начинает жаловаться, что мол в постели чика лежит, как бревно. Не знаю, может мне везло, или ещё чего, но мне такие пока не встречались. Бог миловал. Да и вообще, тёлочки сами себя не оттрахают. Взялся трахать — бери и дери её, чего скулить. Самому же в кайф, ё-моё. Это почти, как хороший бокс.

Фу ты блять, опять вспомнил про забег в Юбилейном. Бля, лениво-то как, а! Я бы лучше лишний раз вокруг груши поплясал. Хотя, может, не всё так плохо? Глядишь и подцеплю там какую-нибудь… быстроногую лань. Догоню, так сказать.

ГЛАВА 3





Случилось нечто ужасное. Но вы не волнуйтесь сильно, я сама волнуюсь. Сейчас я вам всё расскажу.

Мои друзья, двойняшки Натали с Кириллом родились недоношенными и поэтому очень маленькими. Сами понимаете — двойню выносить немного сложнее. И почему-то к нашему возрасту они так и не стали нормального телосложения и роста. Остались невысокие, щупленькие и хиленькие. Конечно, что и говорить, у Натали это смотрится, как так и надо. Она очень женственная блондиночка, эдакий белокурый ангел, тоненькая, как тростиночка, миниатюрная. А вот Кирюшке плохо быть таким мелким. Он иногда психует, но молодец, не унывает. И даже вот на втором курсе решил стать нашим старостой потока. Никто эту нагрузку на себя брать не хотел, а Кирилл взял. Умница, что тут скажешь. Я его за это очень уважаю и всячески стараюсь помогать. Ну там, узнать у знакомых девчат, где была практика у параллельного потока, когда в деканате будут готовы наши обходные листы, ну и так далее.

И вот на этой неделе Кирилл подавал данные по успеваемости за семестр, и не знаю точно, как уж у них там с Лазаревым всё это получилось, но каким-то образом в его цифры не попали обновлённые баллы Толика Лазарева по информатике. И теперь ему стипендия не светит, хотя могла бы, если он хорошо сдаст сессию.

Вы же знаете этих мальчишек, у них чуть что — сразу драться. А Кирюшка, он может и рад бы драться, да куда ему с его-то весом. Короче, Лазарев подбил ему глаз и очень сильно. Вы бы видели, это просто ужас какой-то. Всё до самой брови заплыло, скула тоже сильно вспухла, Натали плачет, ей жалко брата, мне тоже Кирилла жаль, хоть он мне и просто друг. Вот мы и решили с Натальей встретить этого Лазарева после дистанций в Юбилейном и поговорить с ним. Ну, я не знаю, пристыдить что ли. Короче, что получится. Не молчать же и не оставлять такое просто так в самом-то деле. Кто-то же должен дать ему понять, что он не прав.