Рядом со мной сидел папа, одетый в футболку и бейсболку «Нью-Йорк Янкиз» и пил газировку, которая определенно не входила в состав его нынешнего меню. Я закрыла на это глаза, потому что он выглядел совершенно очарованным игрой. На мне была огромная шляпа с американским флагом и футболка с Фрэнком Синатрой. Подходящий наряд, если хотите знать мое мнение.

Я заговорила после того, как вернулась с кухни, наполнив миску попкорном — еще одна вещь, которую папа не должен есть, но немного не повредит.

— Пап, ты… ты не будешь возражать, если я уеду на эти выходные? — Я старалась говорить небрежно сквозь комок вины, образовавшийся в горле.

Мои ладони так вспотели, что миска с попкорном чуть не выскользнула из рук. Я снова собиралась солгать папе, и ради чего? Почему скрывала правду от отца, самого близкого мне человека? Ведь я не делала ничего плохого. С другой стороны, он все еще был таким хрупким и только сейчас потихоньку начал вставать на ноги, в прямом и переносном смысле. Папа чувствовал себя лучше физически, а проводя время с миссис Хоторн и видя, как я преуспеваю на своей новой работе, он чувствовал себя лучше и эмоционально. Но все равно не хотела, чтобы отец знал, что я порвала с Милтоном. Это может перечеркнуть все достигнутые папой результаты, а если его здоровье пошатнется, я никогда себе этого не прощу.

— Милая. — Он похлопал меня по колену, когда я села, и его рука тут же скользнула к миске с попкорном. — Думаю, это отличная идея. Ты заслужила отдых. Милтон отвезет тебя в какое-то роскошное место? — он улыбнулся.

«За это ты отправишься в ад», — сказал Иисус в моей голове. «И если ты думаешь, что я вытащу твою задницу, когда ты туда доберешься, то ты, очевидно, была не внимательна на уроках по Библии».

Я решила, что скажу отцу, что рассталась с Милтоном, когда вернусь из Флориды. Я могла бы даже рассказать ему о Селиане, так как эти двое, казалось, нашли контакт. Не уверена, что у них было много общего, но одна из причин, по которой я не презирала Селиана — хотя это было заманчиво, — заключалась в том, что знала, что у него была мягкая сторона. Я видела это в том, как он помогал моему папе и в том, как пытался спасти меня.

— Не знаю… — уклонилась я от ответа. — Увидим. Ты же знаешь, что я буду доступна по телефону, верно?

— Да, — рассмеялся папа, отправляя в рот еще попкорна. — Ты уже упоминала об этом один, два или миллион раз. К тому же, если мне что-нибудь понадобится, миссис Хоторн наверху.

Я с любопытством посмотрела на него, улыбаясь.

— Когда же я, наконец, смогу встретиться с ней в качестве дочери ее бойфренда?

Отец опустил взгляд и пошевелил пальцами в тапочках.

Тогда я впервые заметила, что на нем новая пара. На самом деле весь его внешний вид был новым — все те же серые спортивные штаны и белая футболка, но они были выглажены и хорошо смотрелись на нем. Он также сбрил то, что осталось от его волос, чтобы создать более единый образ. Я не знала, почему мне было так душераздирающе радостно видеть его счастливым с другой женщиной. Может, и не стоило. Но выглядел он неплохо, как Брюс Уиллис без бровей.

— Он заставляет твое сердце петь, Жожо?

— Что? — Я сделала вид, что смеюсь. И потерпела неудачу.

О боже.

— Мильтон заставляет твое сердце петь? Музыка — такая важная часть твоей жизни, и когда ты счастлива, я это вижу. У твоих шагов есть ритм. Когда ты говоришь, то непроизвольно качаешься. Ты влюблена в него? Потому что если это не так, то оно того не стоит.

Я смотрела в другую сторону, делая вид, что стираю невидимые ворсинки с декоративной подушки на диване.

— Я не могу влюбиться, папа. Я пыталась.

— Это чушь собачья.

— Это правда. Так мне мама сказала. Она сказала, что мое сердце — одинокий охотник, что ему никогда не найти, с кем биться в унисон. И она была права.

Я не сказала ему всей правды — что верю ей, что рьяно оберегаю свое сердце. Что я, наверное, могла бы переехать к Милтону, если бы захотела, но на самом деле никогда этого не хотела. Мне не хотелось говорить папе, что эта простая фраза изменила мой мир больше, чем я была готова принять, и что в ужасе от того, что мое сердце потеряло свои когти, оружие и жажду крови в битве против Селиана.

Отец прищурил глаза, и я так сосредоточилась на смятении и благоговении в них, что даже не заметила, что он смеется. Не просто смеется, а хохочет, держась за живот и все такое.

— Нет, Жожо, нет. Она не имела в виду, что ТВОЕ сердце — одинокий охотник. Она имела в виду книгу Карсон МакКалерс «Сердце — одинокий охотник». Это была ее любимая книга. Автору было двадцать три, когда она её написала. Твой возраст. — Папа многозначительно посмотрел на меня, и это тоже добавило смысла. — Мик Келли была любимой героиней твоей матери. Она была сорванцом, очень любившей музыку. Ты должна прочитать её. Она у нас где-то есть.

Папа со стоном поднялся на ноги и направился в свою комнату. Я сидела ошеломленная, чувствуя иррациональную ярость и на него, и на маму за то, что они позволили мне смотреть на жизнь сквозь толстую, грязную линзу человека, который никогда не верил, что может испытывать любовь.

Игра все еще продолжалась, «Янки» доминировали над «Астросами», и поэтому понимала, что папа действительно серьезно относится к тому, чтобы я прочитала эту книгу. Он вернулся, сдувая пыль с обложки, и протянул ее мне.

— Обязательно прочти её, когда поедешь в этот маленький отпуск. Твоя мать верила в любовь. Даже очень. А еще верила в судьбу. Вот почему ты выросла героиней, которой она всегда восхищалась.

Я улыбнулась, поблагодарила его и не стала дожидаться завтрашнего дня.

Я проглотила книгу за одну ночь.

Каждую страницу. От начала до конца.

Потом еще раз перечитала отрывки, прежде чем собирала свою летнюю одежду и потащила чемодан вниз по узкой лестнице, ожидая такси.

Мое сердце не было одиноким.

Оно было отчаянным, бьющимся и живым.

Знание того, что я могу, буду и должна влюбиться — в своего босса или кого-то другого — пугало и в то же время радовало меня.

А когда прозвучал гудок такси, я скользнула в нужные конверсы и пошевелила в них пальцами ног, зная, что Селиан заметит. Они были желтые.

Надежда.



До поездки во Флориду с Селианом я летала на самолете всего два раза.

Первый раз, когда мне было шесть, мы ездили в Калифорнию — тогда мамина сестра выходила замуж, но потом решила развестись и уехать в Австралию. Когда мама умерла, она прислала открытку, но больше не стала поддерживать с нами связь. Во второй раз — спонтанный отпуск в Новом Орлеане. Это случилось, когда мне было четырнадцать. Папа изо всех сил старался вести себя так, будто после смерти мамы все в порядке. Он покрасил волосы дома, чтобы забыть о серебряных прядях, взял уроки кулинарии и решил, что мы должны жить настоящим. Новый Орлеан был великолепен. Хотя потом два месяца подряд мы жили на макаронах с сыром, потому что потратили слишком много.

Я предполагала, что, скорее всего, скоро снова сяду в самолет. Представляла себе, что Милтон придумает что-нибудь интересное для нашего медового месяца, если мы когда-нибудь поженимся.

Однако бизнес-класс был чем-то, чего я даже не могла себе представить.

И все же я сидела здесь, сжимая в руке потрепанный экземпляр «Сердце — одинокий охотник», с бокалом шампанского рядом, и гадая, где же Селиан. У нас оставалось еще пять минут до взлета.