– Так это ты открыла письмо?

– Да, это я, – довольная, расплылась в улыбке Молли, – мне нужно было подтверждение ваших отношений. Я видела вас в библиотеке, но не поняла, то ли вы пришли за книгами и встретились случайно, то ли специально выбрали укромное место.

– Зачем тебе все это? – слезы сами собой наворачивались на глаза, я опустилась на кровать, не в силах стоять на ногах.

– Да я хочу тебя предостеречь, дуреха, – горестно вздохнула Молли и опустилась рядом со мной на кровать, – ты всегда заступаешься за меня перед Мартой, пусть мы с тобой не подруги, но я не могу допустить, чтобы ты вот так погубила свою молодую жизнь, ввязавшись в отношения с сэром Норманом.

Слезы текли по щеке, руки теребили одеяло, мой разум проснулся, и я понимала, что Молли говорит правду. Горькую правду. Но что мне делать? Если моя любовь сильнее всего на свете.

– Но он говорит, что любит меня, – я все еще цеплялась за последний лучик надежды.

– Все они говорят, что любят, а потом женятся на дамах из своего круга. Если тебе еще не рассказали, то я расскажу, – проговорила Молли и вытерла слезы на моей щеке рукой, – я тоже влюбилась в одного богатого молодого маркиза, он тоже был от меня без ума. Но почему же я тогда здесь, приношу чай, а не в богатом доме, сама отдаю приказы слугам?

– Почему же? – спросила я, поднимая заплаканные глаза на Молли.

– Да все ясно, как Божий день. Маркиз был влюблен в меня, и готов был жениться, но всегда есть еще мама, отец, невеста, и когда эта братия собирается вместе, то они быстро промоют мозги любому, будь то маркиз или герцог. И в два счета объяснят на ком нужно жениться, а кого выставят из дома, не заплатив жалования за месяц.

– Тебя выставили из дома без денег, – едва выговорила я, так как слезы снова набежали на глаза.

– У меня были кое какие сбережения, да и маркиз оказался порядочным. Он догнал меня на почтовой станции, и преподнес увесистый мешочек. Так сказать вознаграждение за работу. Хорошо, что у меня все обошлось без ребенка, а то я даже не знаю, что бы я сейчас делала. Уже сгнила бы где-нибудь в трущобах от чахотки. Послушай моего совета, – повернувшись ко мне, проговорила Молли, – не отвечай ему взаимностью, будь холодна и пригрози, что расскажешь, все леди Генриэтте, пройдет время, и сэр Норман забудет тебя, женится на знатной даме.

– Я люблю его всем сердцем, понимаешь, – в сердцах сказала я.

– А ты думаешь, я не любила маркиза, – сверкнув глазами, сказала Молли, – за этой яркой оболочкой, – Молли показала на платье, – скрывается тонкая душа. Конечно, в доме все думают, что я ни перед чем не остановлюсь, чтобы стать богатой. Это не совсем так. Я хочу быть богатой, жить в таком вот красивом доме, но не просто жить, а быть хозяйкой. Но также я хочу любить и быть любимой, как всякая нормальная женщина. Понимаешь?

Молли взглянула на меня, в ее глазах стояли слезы отчаяния и непонимания. Я обняла девушку, и мы тихонько сидели вместе, прижавшись, друг к другу, и думали каждая о своем.

– Ладно, мне нужно идти, – вставая, сказала Моли, – а ты пей чай, а то совсем остынет.

Девушка вышла, а я так и осталась сидеть на кровати. Что же мне теперь делать? Я совершенно запуталась. Молли внесла хаос в мои мысли. По-прежнему, я точно уверена, что люблю Нормана. Но возможен ли наш союз? Будет ли Норман со мной счастлив? Что скажет леди Генриэтта? А матушка Мария?

Я легла в кровать, закутавшись в одеяло до ушей. Меня трясло. Нащупав рукой ларец, я открыла и достала письма Нормана. Открыла первое письмо и пробежала глазами по строкам. Такие слова может писать только влюбленный человек. Норман меня любит, и написал, что разорвет помолвку. А возлюбленный Молли не разорвал, хотя тоже клялся в вечной любви. Что же делать?

Я закрыла глаза и откинулась на подушку. А как было все хорошо, казалось, счастье рядом. Но как я смогу быть холодна с любимым человеком? Стоит Норману дотронуться до меня, обнять, и я растаю. Нет, я не смогу быть рядом и не позволить любить себя. Остается только одно – нужно уехать. Но куда я поеду? У меня есть кое-какие сбережения, их хватит на первое время, но что дальше? Не знаю. В голове звенело, уши заложило, а мысли пролетали в голове со скоростью света.

Я вскочила и прошлась по комнате. Этот дом стал мне родным. Это моя комната, вот здесь на маленьком столике мои туалетные принадлежности, в огромном дубовом шкафу мои платья. Как я расстанусь со всем этим и уйду в никуда?! Без рекомендательных писем, кто возьмет меня на работу? Я присела к столу и сделала глоток чая. Теплая жидкость разлилась по всему телу.

Меня же звала на работу княгиня Ольшанская! Она живет в Лондоне. Я стала быстро соображать: княгиня возьмет меня на работу без рекомендательных писем, это точно. Нужно только добраться до Лондона и найти ее дом, хотя она говорила, что живет в самом центре города, так, что думаю, это не составит большого труда.

Кажется, я нашла отличный выход из сложившейся ситуации. Я уеду, поступлю на службу в такой же дом, и… оставлю любимого человека. Норман, я не смогу тебя забыть, никогда! Но так будет лучше для всех.

Все решено. Завтра воскресенье все уйдут на службу, а я тем временем быстро уйду в поселок на почтовую станцию и дилижансом доберусь до Лондона.

26

Ночью я спала беспокойно, постоянно ворочалась и проснулась рано. Сомнения появились в моем сердце. А может не нужно уезжать? Норман приедет, и сразу же появится Эмилия, и будет настаивать на свадьбе. А я останусь не удел.

Я достала саквояж, с которой пришла из монастыря и начала складывать вещи. Сложила свои старые платья. Долго стояла перед раскрытым шкафом, глядя на новые платья, но решила их не брать, однако не удержалась и взяла то красное, подаренное леди Генриэттой, в котором я была на балу. Пусть хоть оно напоминает мне о самом счастливом моменте в моей жизни. Положила несколько книг, подарок Кэтти на Рождество, и ларец с письмами. Брошку положила во внутренний карман платья, и долго думала, брать ли кольцо, что подарила герцогиня.

Я достала кольцо и покрутила. Очень красивое и, наверное, очень дорогое. Возьму, решила я. Это же подарок, я ничего чужого не забираю. Саквояж поставила в шкаф и легла в постель. Вскоре дверь комнаты отворилась и зашла Марта.

– Что случилось, Аннушка? Ты еще в постели, тебе не здоровиться? – женщина потрогала лоб.

– Голова болит, и меня знобит. Наверное, это простуда, – соврала я, покраснев от мысли, что делаю это в первый раз в жизни.

– На воскресную службу ты не пойдешь, тебе нужно лежать в постели. Сейчас скажу, чтобы принесли чай с медом, – встревожилась Марта.

С этими словами домоправительница выплыла из комнаты, потом заглянула Кэтти.

– Доброе утро, мисс Анна! Где же это вас так просквозило? – не заходя, спросила девочка, – значит, кататься сегодня я буду сама?

– Сегодня сама, а когда я выздоровею, мы обязательно покатаемся, – сказала я и скрестила пальцы под одеялом. Не хорошо обманывать, а детей тем более.

Горничная принесла чай с яблочным пирогом. Вскоре в доме все затихло. Видимо, все ушли. Лукас остался дома, но он обычно осматривает дом, пока нет господ, и решает где и что нужно сделать. Если пойти тихонько, то он может и не заметить. Я встала, быстренько оделась и взяла сумку из шкафа. Со вчерашнего обеда я ничего не ела, в желудке предательски заурчало. Я съела кусочек яблочного пирога и выпила чай. О еде то я совсем не подумала. Дорога до Лондона долгая. Осторожно ступая, я спустилась на кухню. У миссис Розы всегда что-нибудь оставалось. Я нашла сыр, булочки, немного домашней колбасы и мяса и пару яблок. Сложив все в сумку, я быстро вышла. В холле остановилась перед портретом женщины. Все-таки, кого же она мне напоминает? Странно, но ее черты как-то изменились, кажется, глаза внимательно и с предостережением смотрят на меня. Глупости, портрет не может измениться. Мне уже начинает мерещиться всякая ерунда. Оглядев холл напоследок, я вышла из дома и закрыла за собой дверь. Сбежав по парадной лестнице, мне пришлось быстро перебежать дорожку, стараясь никому не попасться на глаза. Закрыв калитку, я еще раз обернулась на дом. Дом, который так приветно раскрыл свои объятья перед бедной сиротой. Дом, в котором так почтительно ко мне относились, и который я должна оставить. Оставить, вот так, ни с кем не простившись, словно маленькая беглянка. Нужно идти, а то домочадцы будут возвращаться со службы и увидят меня. Еще раз, бросив безмолвный взгляд на имение, я повернулась и быстро пошла прочь, опасаясь, что кто-нибудь может меня остановить. Хотя, в глубине души мне так хотелось, чтобы меня остановили.

Я добралась до близлежащей деревушки, находящейся в десяти минутах от имения. Через нее ходил дилижанс на Лондон, и я решила дождаться его. На почтовой станции было много народу. Казалось, все заняты своими мыслями, никто не обращал внимания на других людей. Толстуха, скорее всего торговка, сидит на лавке и пытается уложить кадушки одна в другую; жалкий старик с белой бородой курит табак; пожилая пара сидят рядом, прижавшись, друг к другу и о чем-то тихо беседуют; молоденькая девушка присела рядом со мной и постоянно оглядывается, словно ждет кого-то. У меня на душе странные чувства. Никогда раньше я не путешествовала одна. Страха у меня нет, но какое-то странное чувство, может отчаяние, не покидает меня. В какой – то момент я даже хотела встать и вернуться назад в имение, упасть в ноги леди Генриэтте. Все рассказать, а потом будь, что будет. Если бы карета не появилась в тот момент, возможно, я бы так и поступила. Но она подъехала. Я стояла перед жалким подобием экипажа. Весь пыльный, расшатанный, даже страшно садиться.

Я заняла место около окна, рядом устроилась молоденькая девушка, толстуха села напротив нас, а рядом с ней старичок. Покачиваясь, дилижанс выехал на проселочную дорогу и покатил вперед.

«Как бы доехать на таком старом транспортном средстве», – мелькнуло у меня в голове. Те кареты, которыми располагает леди Генриэтта, с этой развалюхой даже сравнивать нельзя.